Бизнес по-еврейски 3. Евреи и деньги

Человек человеку – партнер

Как уже было сказано, институт совместного, партнерского ведения бизнеса на паритетных или паевых началах был знаком евреям с давних времен, и потому нет ничего удивительного, что и сама культура взаимоотношений между деловыми партнерами насчитывает у евреев многовековую историю. Основу их составляют все те же заповеди Торы о любви и уважении к ближнему и учете его интересов. Это взаимоуважение интересов и должно быть положено в основу письменного договора о партнерстве, к составлению которого религиозные еврейские предприниматели нередко привлекают опытного раввина, специализирующегося именно на разрешении различных вопросов, связанных с бизнесом.

Согласно общим положениям Галахи, в таком договоре, заключающемся между евреями, должны быть четко оговорены следующие моменты:

– какую именно сумму в деньгах или товарах инвестирует в общее предприятие каждая сторона;

– сколько времени каждый из партнеров должен уделять общему бизнесу и какую конкретную работу он будет выполнять;

– каким образом будет распределяться полученная прибыль и когда именно она будет выплачиваться;

– какую ответственность несет каждая из сторон в случае убытков;

– на каких условиях будут браться банковские ссуды для развития бизнеса: будет ли предусмотрена совместная ответственность или каждый компаньон будет отвечать за всю ссуду или какую-то ее часть;

– каковы условия расторжения договора о партнерстве.

В случае же если религиозный еврей заключает договор о партнерстве с неевреем, то в него должен быть внесен целый ряд дополнительных пунктов. Например, пункт о том, что еврейский партнер ни на каких условиях не станет работать в субботу в еврейские праздники и не может быть привлечен к работе в эти дни даже при тех обстоятельствах, которые его нееврейскому партнеру могут показаться чрезвычайными. Обязательно должно найти отражение в таком договоре и то, что само их совместное предприятие не будет работать в субботу в соответствии с запретом Торы и в этот день на нем не могут производиться никакие производственные, торговые или финансовые операции – например, установка нового оборудования, ремонт, разгрузка прибывшего сырья или погрузка готовых изделий. В случае, если выполнение какого-то из этих условий невозможно (например, речь идет о так называемом предприятии с непрерывным циклом работы), еврею-предпринимателю следует обратиться за советом к раввину.

Стоит отметить, что любая договоренность между партнерами считается нерушимой до тех пор, пока хотя бы одна из сторон настаивает на ее выполнении. Весьма любопытное подтверждение этому железному правилу еврейского бизнеса мы находим опять-таки… в еврейском фольклоре – в чуть жутковатой, но прекрасной истории, случившейся во времена рабби Шмуэля Элиэзера Эйдлиша Ха-Леви (5315–5391) с двумя еврейскими купцами Менделем и Йосефом. Будучи компаньонами, Мендел и Йосеф направились из Австрии в Польшу, чтобы купить большую партию ткани у некой польской вдовы-графини. Но молодой вдове приглянулся статный и красивый Йосеф, и она соблазнила его, пообещав за то, что он проведет с ней ночь, вернуть полученные ею за ткань деньги. Графиня сдержала слово и вернула деньги. Вышло, что дорогой товар достался еврейским купцам бесплатно, но всю обратную дорогу Йосеф так страшно казнился за совершенный им грех, что Мендел предложил разделить его пополам – при условии, что Йосеф отдаст ему половину денег, уплаченных ему графиней за «незабываемую ночь». Йосеф, в свою очередь, предложил другу заключить другую сделку: он отдает ему весь купленный у графини товар и половину уплаченных ему денег (то есть, по сути дела, он отказался от любого заработка за время этой поездки).

Мендел громко подтвердил, что он согласен на эти условия, по приезде домой с выгодой распродал товар и вскоре стал одним из самых богатых и уважаемых купцов Австрии. Но по прошествии нескольких лет он скоропостижно скончался и, как и положено еврею, предстал перед Небесным Судом. На этот суд, говорится далее в легенде, явилась душа покойного мужа графини и обвинила душу Менделя в разврате. В ответ Мендел заявил, что развратничал не он, а его компаньон, и последний же должен за это ответить. Когда же ему напомнили о договоре, который он заключил, Мендел сказал, что хотел просто помочь другу избавиться от нравственных мук, и потребовал, чтобы на Небесный суд была вызвана и душа Йосефа.

С того дня Мендел стал постоянно являться во сне Йосефу и вызывать его на суд Торы, и эти сны так подействовали на впечатлительного еврейского купца, что он тяжело заболел и был близок к смерти. И тогда семья умирающего обратилась за помощью к рабби Эйдлишу Ха-Леви.

– Не бойся! – сказал ему раввин. – Когда ты снова увидишь во сне Менделя, скажи ему от моего имени, что Тора – не на небесах. И если он желает праведного суда, то вы оба должны предстать перед нашим раввинатским судом. Если он откажется, то мы лишим его права отвечать перед Высшим Судом, а ты излечишься.

В ту же ночь во сне Йосеф передал слова раввина Менделю, и тот ответил, что ровно через тридцать дней он готов предстать перед судом рава Эйдлиша. В назначенный день рав Эйдлиш собрал в синагоге всю общину и отправил служку на кладбище, чтобы тот, стоя на могиле Менделя, от имени рава Эйдлиша призвал его на суд. Для мертвеца в синагоге занавеской отделили специальный угол, но сотни евреев слушали его показания и, как утверждает легенда, все, кто знал Менделя, засвидетельствовали, что это был его голос. Покойный начал говорить, что он действительно заключил с Йосефом такой договор, но потом не раз хотел вернуть ему его долю от прибыли, но все никак не получалось.

Однако приговор рава Эйдлиша был однозначен: договор есть договор, а так как «хозяином товара является тот, кто заплатил за него», то Йосеф не обязан отвечать за проданный им грех. В то же время для «полного исправления души» рав Эйдлиш обязал Йосефа в течение года читать кадиш (поминальную молитву) по Менделю.

Трудно сказать, что в этой истории правда, а что – нет, но она, безусловно, демонстрирует отношение иудаизма к договору между деловыми партнерами, какой бы характер этот договор ни носил. И одновременно она напоминает о том, что все возникающие между партнерами-евреями споры и конфликты, в случае, если они сами не могут прийти к компромиссу, должны разбираться исключительно в еврейском, раввинатском суде – Бейт-дине, решение которого считается обязательным для обеих сторон. Кстати, это право и обязанность евреев выяснять все свои отношения именно в раввинатских судах и выполнять их постановления было закреплено в законодательствах многих европейских стран. Более того, нередко суды этих стран принуждали не желающего подчиниться раввинам истца или ответчика выполнить постановление Бейт-дина.

О том, как протекал такой суд, подробно рассказывает великий Исаак Башевис-Зингер в своем романе, который в русском переводе получил название «В суде моего отца», а в оригинале называется просто и понятно каждому еврею -

«Бейт-дин».

«До сего дня я не могу взять в толк, почему эти богатеи выбрали себе в судьи именно моего отца, который, как все знали, был человек наивный, не от мира сего, – вспоминает Зингер о ходе одного из таких процессов. – Мама на кухне места себе не находила. Она боялась, что он не разберется во всех этих хитросплетениях. Рано утром отец снял с полки “Гошен-Мишпат” и погрузился в его чтение: если коммерция и не его стихия, надо твердо держаться закона…

Чуть погодя началось разбирательство, дело шло о сумме, исчисляемой тысячами рублей. Я изо всех сил старался понять суть тяжбы. Но вскоре потерял нить. Говорили о покупках, продажах, о вагонах с заказанным товаром. Рассуждали о кредитах, о чистой и валовой прибыли, о бухгалтерии, о гроссбухах, о процентах, о ценных бумагах…

Дин-Тора продолжался не один, а несколько дней… Чем дольше длился Дин-Тора, тем сильнее все запутывалось. Стол был завален бумагами, расчетами. Вызвали бухгалтера, который принес кипу конторских книг…

Моего отца почти не было слышно – он перестал даже просить разъяснений. Время от времени он бросал тоскливый взгляд на книжный шкаф. Ради денежных дел этих богатых людей ему пришлось отложить в сторону занятия Торой, и он тосковал по своим книгам и комментариям…

Так вот, последний день разбирательства выдался по-настоящему бурным. Уже не только участники тяжбы, но и их поверенные кричали криком… В этот момент отец вынул платок и велел тяжущимся прикоснуться к нему в знак согласия подчиниться его решению. Я стоял рядом и дрожал. Я был совершенно уверен, что отец ничего не понял из этих путаных премудростей и что его постановление будет так же несуразно, как зуботычина вместо субботнего приветствия. Но вдруг выяснилось, что за последние дни мой отец все-таки уловил суть спора…»