Благие намерения
Шрифт:
– Щедро, – заметил Камень.
– Чего щедро-то? Так по закону положено, всем давали. Это ты тут лежишь колодой и ничего не знаешь, а я все ихние законы изучил, пока летал. Думаешь, Николай Дмитрич зря кричал, что по Григорию Уголовный кодекс плачет? Думаешь, он только частнопредпринимательскую деятельность имел в виду?
– Конечно. А что же еще?
– А вот и не только, – Ворон хитро прищурился, слетел с ветки и приземлился перед самым носом у Камня. – Там еще одна статья была, – сообщил он, понизив голос до шепота, – за гомосексуализм. Представляешь?
– Нет, – честно признался Камень. – Не представляю. Как это можно? Они же цивилизованные люди, коммунизм строили – и вдруг такое! А ты меня не разыгрываешь?
– Да как бог
– Средневековье какое-то! – возмутился Камень. – Дикость. Хорошо, что они коммунизм не построили с такими-то воззрениями. Могу себе представить, какое уродство у них получилось бы. Что-то мы опять отвлеклись. Ты, друг мой пернатый, как-то рвано рассказываешь, в твоем повествовании сплошные дыры.
– Где дыры? – забеспокоился Ворон. – Какие дыры? Я тебе все подробно, подряд…
– Подробно, да? – в Камне проснулось настроение попридираться. – А помнишь, ты говорил, что какой-то человек следит за Любой и Родиславом? Что-то я его в твоих рассказах не вижу. А помнишь, как Аэлла обещала Тамаре отдать подарок, который ей сделает богатая армянская семья? Ну и где он? Что ты молчишь?
Ворон задумчиво ковырял лапкой землю под правым боком у Камня.
– Что ты там ищешь? Подарок от армянской семьи? – напустился на него Камень. – Признавайся, недосмотрел? Сначала терпения не хватило досмотреть, а потом попасть туда не мог?
– Ну да, – покаянно вздохнул Ворон, потом гордо вскинул голову и с вызовом добавил: – Ну и что? Ну, не смог. Можно подумать, что ты все можешь. Лежишь тут, к земле прирос, под тебя даже вода уже не течет, а туда же – командуешь! Ты сам попробуй попади хоть куда-нибудь, а потом попрекай. Если тебе не нравится, как я рассказываю, – пожалуйста, я могу ничего не говорить, буду сам смотреть сериал, как захочу. А ты лежи тут в отрыве от мировой цивилизации и жди, когда Ветер прилетит и хоть какую-никакую новость тебе расскажет.
– Ладно, ладно, не маши крыльями, – успокоил его Камень. – Не смог так не смог. Но ты при случае узнай, все-таки интересно.
– Узнаю, – пообещал Ворон, мгновенно успокаиваясь и готовясь к взлету.
– И насчет человека, который следил за Романовыми, не забудь! – крикнул Камень ему вслед. – Нам важно его в самом начале поймать, как только он появится, а то так и не поймем, кто он и откуда. Так что ты помногу-то не пропускай.
– Ла-а-адно! – донеслось ему в ответ.
Родислав вернулся из Горького умиротворенным и расслабленным, ему очень понравилась и сама свадьба, и гости – друзья Григория, и он искренне радовался за Тамару, видя ее счастливой. Все было хорошо, и на работу он пришел в приподнятом настроении. Даже бесконечная писанина – неизменный спутник следственной работы – не вызывала в нем сегодня такого отвращения, как обычно.
Он набрасывал план следственных действий по только что возбужденному делу о мошенничестве, когда дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Слава Сердюков, тот оперативник, который два года назад высказал Родиславу все, что думает о нем, и с которым отношения с тех пор так и не наладились.
Увидев Сердюкова, Родислав приветливо улыбнулся.
– Улыбаешься? – голос оперативника не предвещал ничего хорошего. – Сидишь, баклуши бьешь? Думаешь, если у тебя тесть генерал и большой начальник, то тебя никто тронуть не посмеет?
– Слав, ты чего? – удивился Родислав. – Не выспался? Или с похмелья?
– Я-то выспался, а вот как ты можешь спокойно спать? Ты хоть понимаешь, что ты творишь? Ты отдаешь себе отчет, что весь отдел БХСС пашет как проклятый, а ты все пускаешь коту под хвост? Думаешь, если начальник следственного отдела не делает тебе замечаний, то ты уже кум королю и сват императору? Да он тестя твоего боится, вот и молчит в тряпочку, хотя любой другой начальник на его месте тебе уже неполное служебное соответствие давно выписал бы.
Ну да ничего, я не начальник, мне терять нечего, я тебе в глаза все скажу!– Слава, успокойся. Скажи толком, что стряслось?
Родислав пытался казаться уверенным в себе, но нехорошее предчувствие накатило на него штормовой волной. За два с небольшим года, которые прошли после той ссоры с Сердюковым, стиль работы следователя Романова не изменился, ему по-прежнему было скучно, и он был рассеянным, не особо добросовестным и часто допускал ошибки и промахи, которые позволяли адвокатам успешно оспаривать в суде результаты предварительного следствия, а зачастую приводили к тому, что дела приходилось прекращать и на более ранних этапах. Да за примерами далеко ходить не надо, буквально три дня назад закончился судебный процесс по делу о хищении путем злоупотребления служебным положением, у Родислава в обвинительном заключении фигурировали семь эпизодов с общей суммой хищений в 1430 рублей, а в приговоре остался только один эпизод, самый незначительный, на 43 рубля. Оперативники землю рыли, головы ломали, придумывая, как накопать эти семь эпизодов, проявили чудеса изобретательности, а он, следователь Романов, не смог закрепить доказательства, правильно провести допросы и сформулировать нужные вопросы в постановлениях о проведении экспертиз и даже не все экспертизы назначил. Одним словом, угробил всю гигантскую работу оперов. Наверное, Сердюков из-за этого взбеленился.
– Что стряслось? А то, что Ляхов выпущен из-под стражи в зале суда!
Точно, фамилия этого расхитителя – Ляхов. Значит, Родислав правильно угадал причину гнева бывшего приятеля.
– Мы целый год бились, чтобы его на чистую воду вывести, он же ворюга, каких свет не видел, и всегда чистеньким оставался! Для нас посадить его – это был вопрос чести! Мы спать забывали, семьи свои неделями не видели, все под него копали, а ты все развалил, кретин! Недоумок! Бездельник! Ты вообще ничего не можешь, только молоденьких секретарш трахать! Думаешь, никто ничего не видит, никто ничего не понимает? Да все понимают, что в этом кабинете тебе цена три копейки, и то как кобелю, а как следователь ты вообще ничего не стоишь.
Родислав резко поднялся из-за стола и сделал шаг по направлению к оперативнику.
– Слушай, ты все-таки выбирай выражения, думай, что говоришь, – произнес он, стараясь унять дрожь в ногах.
– Я что думаю – то и говорю, хватит, мне надоело молчать и делать вид, что все так и должно быть! И выражения выбирать я не собираюсь, слишком много чести для тебя выслушивать правду в деликатных выражениях. Таким, как ты, в приличном обществе руки не подают.
Сердюков сорвался на крик, и Родислав почувствовал, что на него накатывает «это»: он плохо понимал, что нужно делать и что отвечать, его начало мутить. Единственное, что он смог, – это попытаться положить руку на плечо Сердюкова в примирительном жесте, но оперативник, недостаточно хорошо знавший миролюбивый характер Родислава, расценил этот жест по-своему – как попытку схватиться врукопашную. Он резким движением отбросил руку Романова и схватил того за грудки. Они сцепились, Родислав задел локтем графин с водой, который с грохотом ударился об пол и разбился. На грохот из коридора заглянул какой-то сотрудник, который бросился к ним и разнял. Сердюков еще продолжал что-то кричать, но Родислав уже плохо понимал, что именно, он изо всех сил боролся с подступающей тошнотой.
Через час его вызвал к себе начальник и велел писать объяснительную. А через неделю в управлении состоялся суд офицерской чести, на котором рассматривалось дело о драке на рабочем месте, учиненной майором Романовым и капитаном Сердюковым.
Родислав ходил подавленный и злой. Помимо неприятностей на работе, его преследовал страх, что о случившемся узнает Николай Дмитриевич. И тесть, конечно же, узнал, нашлись доброхоты, которые донесли до него информацию о неблаговидном поведении зятя. Узнал и вызвал Родислава к себе в служебный кабинет для разговора.