Благие знамения. Подарочное издание с иллюстрациями Пола Кидби

– Как пишется ваше имя? – спросил он.

– Шеррил. Два «р», одно «л».

– Вы напомнили мне об одном моем старом и добром друге, – сказал он, быстро и аккуратно надписывая титульную страницу. – Ну вот и все. Рад, что вам понравилось. Всегда приятно встретить поклонницу.

А написал он следующее:

Шеррил,

Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.

Откр. 6:6.

Доктор Вран Соболь

– Это из Библии, – пояснил он.

Она благоговейно закрыла книгу и, отступая от стола, продолжала благодарить Соболя: он не представляет, как много это значит для нее, как он изменил ее жизнь и какой он поистине…

На самом деле он, хоть и называл себя доктором, вовсе не имел медицинского образования, поскольку во дни его юности еще не было ни колледжей, ни университетов. Впрочем, никакой степени и не требовалось, чтобы увидеть: Шеррил умирает от истощения. Он дал ей самое большее пару месяцев. Голодание. Радикальное решение проблемы веса.

Фрэнни алчно терзала свой ноутбук, планируя очередной задуманный Соболем этап трансформации пищевых традиций западного мира. Соболь сам подарил ей эту машинку. Вещица была очень дорогой, очень мощной и ультратонкой. Он питал слабость к тонким вещам.

– Для начала мы приобретем одну европейскую фирму – холдинг «Холдингз инкорпорейтед». В результате получим налоговую базу в Лихтенштейне. Тогда, если мы переправим капиталы с Кайманов в Люксембург, а оттуда в Швейцарию, то сможем заплатить за фабрики в…

Но Соболь уже не слушал. Он вспоминал престижный ресторанчик. Никогда еще он не видел так много богатых людей такими голодными.

Соболь улыбнулся искренней, широкой улыбкой, порожденной чистым и полным удовлетворением от проделанной работы. Да, он попросту убивал время до прихода главных событий, но весьма изощренными способами. Время, а иногда и людей.

Его называли по-разному: Уайтом или Пэйлом, Альбусом или Бланком, Беловым или Вайссом и множеством подобных имен. У него была светлая кожа, пепельные волосы и бледно-серые глаза. На первый взгляд ему можно было дать чуть за двадцать, а больше чем одним небрежным взглядом его никто и не удостаивал.

Он был на редкость неприметен.

В отличие от двух своих коллег, он никогда не задерживался подолгу на одном месте.

Он делал самую разную интересную работу во множестве компаний и стран.

(Он потрудился на Чернобыльской АЭС, в Уиндскейле и на Трехмильном острове, хотя нигде не занимал заметной и ответственной должности.)

Порой он числился среди младших, но ценных сотрудников многих научно-исследовательских организаций.

(Не без его участия были изобретены бензиновый двигатель, пластмасса и жестяная банка с кольцом на крышке.)

Он был мастером на все руки.

Но никто не замечал его. Он был сама скромность; его присутствие сказывалось лишь впоследствии, причем по нарастающей. Если бы вы постарались припомнить, то согласились бы, что где-то там он был и чем-то таким занимался. Возможно, даже беседовал с вами. Но вы сразу же забыли о нем, об этом мистере Уайте.

На сей раз он устроился палубным матросом на нефтяной танкер, идущий в Токио.

Пьяный капитан закрылся в своей каюте. Первый помощник капитана торчал на носу. Второй помощник – на камбузе. Вот, собственно, и весь экипаж: корабль был практически полностью автоматизирован. Человеку там и работы-то почти не оставалось.

Однако если человек, по чистой случайности, нажмет на кнопку «АВАРИЙНЫЙ СБРОС ГРУЗА», автоматические системы обеспечат выброс в море огромного количества черной маслянистой жидкости – миллионов тонн сырой нефти, что самым плачевным образом отразится на обитающих поблизости птицах, рыбах, растениях, животных и людях. Разумеется, было множество блокировок и защит от случайного нажатия кнопки, но когда и кому это мешало?

Последовало долгое разбирательство. Виновника аварии искали, но не нашли, а потому ответственность поделили на весь экипаж. Капитана и его помощников навсегда отстранили от работы.

И никто почему-то не вспомнил о матросе Уайте, который к тому времени был уже на полпути в Индонезию: ему случайно подвернулся пароход, под завязку груженный ржавыми металлическими бочками с исключительно токсичными гербицидами.

И был Еще Один. Он был на площадях Камболаленда. И в ресторанах. Он был в рыбе, и в воздухе, и в бочках с гербицидами. Он появлялся на улицах и в домах, во дворцах и в лачугах.

Он входил в любую дверь как к себе домой, и никто не мог от него укрыться. Он делал все, что мог, и был тем, что делал.

Он не ждал. Он работал.

Гарриет Даулинг вернулась домой со своим малышом, которого, по совету сестры Веры Нудд (оказавшейся куда более убедительной в своих речах, чем сестра Мэри) и с телефонного согласия мужа, назвала Магом.

Атташе по культуре приехал домой через неделю и заявил, что младенец, судя по всему, пошел в его родню. Также он поручил своему секретарю разместить на страницах «Леди» объявление о поиске няни.

Как-то раз под Рождество Кроули посмотрел фильм о Мэри Поппинс (демон приложил руку к созданию множества телевизионных передач, но предметом его особой гордости было изобретение игровых шоу). Ему показалась забавной мысль о том, что ураган – это весьма эффективный и очень стильный способ избавиться от очереди из нянь, которые должны столпиться или даже занять круговую оборону возле резиденции атташе по культурным связям в Риджент-парке.

Но он заставил себя ограничиться несанкционированной забастовкой в метро, так что в назначенный день у резиденции появилась лишь одна няня.

На ней был трикотажный твидовый костюм и скромные жемчужные серьги. Что-то в ней говорило, что это и правда няня, но говорило тоном британского дворецкого из американского фильма. Вдобавок это что-то, тихонько покашливая, бормотало, что она вполне может относиться к той разновидности нянь, которые дают в известных журналах объявления о неких таинственных, но вполне очевидных услугах.

Ее туфли без каблуков хрустели по гравию дорожки, а рядом с ней неслышно трусил серый пес, из пасти которого падали капли белой слюны. Его глаза посверкивали красными огоньками, и он с голодным видом посматривал по сторонам.

Подойдя к массивной деревянной двери, будущая няня самодовольно улыбнулась и позвонила в колокольчик. Послышался тоскливый перезвон.

Дверь открыл дворецкий, как говорится, старой школы [13] .

– Меня зовут нянюшка Аштарот, – сказала она. – А это, – продолжала нянюшка, пока серый пес пожирал дворецкого взглядом, размышляя, возможно, о том, где половчее спрятать кости, – мой Пират.

13

Имеется в виду вечерняя школа рядом с Тоттенхем-Корт-роуд, которую открыл престарелый актер, игравший с 1920-х годов дворецких и джентльменов в услужении у джентльменов в фильмах, театре и на телевидении.