Благими намерениями
Шрифт:
— Что-то я не пойму, — вмешался сидевший рядом Селиванов. До сих пор он отмалчивался. — Ты хочешь сказать, что есть хорошие фашисты и плохие? Они же…
Я вздохнул. Надо быть осторожнее. Не забывать, в каком времени я нахожусь. Глядя в горящие глаза товарища, с которым только что был в бою, я еще раз постарался вбить себе в голову, что нельзя расслабляться и надо постоянно следить за языком.
— Я хочу сказать, что в частях вермахта служат обычные солдаты. Обычные люди, которых мобилизовали в армию. Есть и там подонки, как и везде. Но в основном они сидят в окопах и воюют не с мирными жителями, а с бойцами Красной армии. И с нами. И мы должны убивать их, как врагов, потому что они пришли на нашу землю. Но речь не о них, а о тех, кто приходит после них. Это — нелюди. И их надо убивать, как бешеных собак.
— Но… —
— Видел я такое, — кивнул он. — В Гражданскую ведь тоже всякое бывало…
— Да, — неожиданно согласился с ним Селиванов, — беляки тогда зверствовали…
— Зверствовали… — Митрофаныч откашлялся. — И беляки тоже… — Старик посмотрел на меня, и во взгляде его уже не горел огонь. — Вот шо, Алексий. Ежели все обстояло так, как ты говоришь, то правильно поступил. И молодец, шо ребята все живы-здоровы вернулись. Но… — он помолчал, — больше ты ходить в такие вылазки не будешь.
— Командир! — запротестовал я.
— Ша! — Вновь во взгляде Митрофаныча промелькнул характер фельдфебеля. — Кому германцев стрелять, у нас предостаточно. А вот взрывать их… Да и помогать мне со всем этим хозяйством, — он обвел рукой лагерь, — тож надо. Старый я уже. Не управлюсь один.
После этого для меня потянулась вереница дней, наполненная текущими хлопотами. Скучно не было. Я превратился одновременно и в администратора, и в завхоза, и в политработника… Бойцы шли ко мне по самым разным вопросам. В лазарете заканчиваются лекарства и перевязочные материалы — к Найденову. Запасы зерна на исходе — к Найденову. В чью-то светлую голову пришла мысли организовать в отряде самодеятельность — к Найденову. Двое ребят подрались из-за женщины, занятой в отряде по кухонным делам, — даже это к Найденову! Пусть Митрофаныч начал потихоньку оживать, но бойцы почему-то шли именно ко мне. По любому поводу! Конечно, не все вопросы я решал сам. Чаще приходивших ко мне по разным делам партизан перенаправлял к кому-то другому. Самодеятельность? Пусть этим Селиванов занимается! Он идейный — ему и карты в руки. Хотя и я подсказал ему парочку интересных вещей, полезных для поднятия боевого духа в отряде. С лекарствами мы, к сожалению, ничего поделать не могли. Наш запас медикаментов пополнялся только тем, что мог выделить нам Максим Сигизмундович. А у него самого были крохи. За неимением лучшего пришлось расспросить бойцов, не разбирается ли кто в лекарственных растениях и прочей лесной медицине, а также узнать у местных жителей, нет ли поблизости каких бабок-знахарок, сведущих в этом деле. Таких, несмотря на все усилия советской власти, последние пару лет активно искоренявшей всякое мракобесие, нашлось поблизости аж четыре, а согласилась прийти в наш отряд только одна. И, несмотря на все эти дела, я продолжал передавать бойцам свой небольшой опыт в подрывном деле.
Очень быстро мне все это надоело. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что мне очень не хватает боевых выходов. Что со мной случилось? Я, обычный человек, выросший в спокойное, мирное время, когда весь ужас этой войны уже стал потихоньку забываться, волею судьбы оказавшийся в этом нелегком времени, заскучал по свисту пуль вокруг? Это заставило меня серьезно задуматься. Как-то уже слишком незаметно для себя самого я изменился. Что заставляет меня с завистью смотреть вслед уходящим на боевое задание группам? Пусть они идут всего лишь разведать обстановку в ближайших селах, запастись припасами или устроить засаду на потерявших осторожность немцев или полицаев. Но ведь есть шанс не вернуться и с такого мелкого задания! Я вспоминал все случившееся со мной за последнее время. Шок от осознания того, что каким-то образом оказался на семьдесят лет назад, от первых убитых немцев и встречи с Олей, первых встреченных здесь советских бойцов, чуть не пустивших меня в расход, партизанский отряд Зыклова, разгромленный немцами, отряд Трепанова… Смерть и ранения людей, которых я знал, с которыми успел подружиться… Да и сам я за не такое уж продолжительное время был ранен, контужен… Лежал с мокрыми штанами, слушая, как свистят вокруг пули, рвутся гранаты и мины, гадая, умру ли я в следующую секунду, или судьба любезно предоставит мне еще пару минут жизни… И после всего этого мне не нравится относительно спокойная жизнь в лагере? Пусть здесь я загружен текущими делами, но
ведь шансы поймать пулю посреди партизанского лагеря минимальны!До сути я так и не докопался. Честно сказать, вскоре научился отбрасывать все мысли о переменах, произошедших во мне, едва замечал, как они начинают подкрадываться. Для себя я принял как версию, что, возможно, мое желание снова подвергнуть себя опасности сродни желанию парашютиста в очередной раз испытать опасность прыжка. «Адреналиновая наркомания», или как это называют всякие ученые люди в моем времени? Как там было в фильме «Свой среди чужих»? «Зарыли! Закопали славного бойца-кавалериста! Вот она — моя бумажная могила!» Пусть «могила» моя и не была бумажной, но я действительно почувствовал себя как в могиле!
— Никуда я тебя не пущу, Алексий! Дел по горло! — примерно так, с вариациями, отвечал мне Митрофаныч на все просьбы послать хоть на какое-то боевое задание.
Командир ничего не хотел слушать. То он отвечал спокойно, то грозно рычал, угрожая арестом, если буду и дальше надоедать, то пытался игнорировать мои просьбы. Но надоедать старику я не перестал. Каждый день, когда мы обсуждали любой вопрос, я просил поручить мне хоть что-нибудь стоящее. Митрофаныч не повелся, даже когда я намекнул, что неплохо было бы раздобыть еще взрывчатки. Иногда дело доходило и до ссоры, но командир быстро остывал. А я… Я становился все более подавленным.
А потом наконец-то вернулся из Антополя Генрих. Эта новость застала меня в очереди за обедом.
— Говорят, разведка з Антополя вернулась, — поделился стоящий за мной боец.
— И где они сейчас? — повернулся я к нему.
— У командира. Де ж им еще быть?
Пришлось пообещать желудку, что я обязательно его накормлю, но попозже. Покинув очередь, я побежал к Митрофанычу.
— Генрих, а мы тебя уже заждались! — весело воскликнул я, подходя к вернувшемуся разведчику.
— Я тебя как раз искать собрался! — поприветствовал меня Митрофаныч.
— Здравствуй, командир! — Генрих поднялся и обнял меня.
— Удачно сходили? — спросил я, когда мы расселись по местам.
Разведка действительно прошла успешно. Несколько дней бойцы наблюдали за селом, проверяя информацию, действительно ли именно здесь находится перевалочный пункт всего награбленного в окрестностях. И эти сведения подтвердились.
— За три дня мы насчитали десятка два возов, въехавших в село и выехавших потом пустыми, — рассказывал Генрих. — Ехали как поодиночке, так и группами до трех возов. В основном направлялись от Гощи по шоссе, но много приехало и по грунтовкам от Подлесков, Глинок…
— Это откуда? — перебил я. — Мы же не местные…
— С юга, — уточнил Генрих. — Получается так: все, что шло с востока, везли по шоссе, с юга — по грунтовкам. Несколько возов даже прошло с запада — наверное, из сел западнее Антополя. При возах были полицаи — два-три человека. А из Антополя потом все машинами вывозят в Ровно.
— И де они все то добро держат? — спросил Митрофаныч.
Вместо ответа, Генрих расчистил ногой небольшой участок земли и принялся чертить на нем палочкой план деревни.
— Деревня вытянулась вдоль шоссе, — пояснял он по ходу дела. — По обеим сторонам. Здесь, в двух километрах на восток, мельница. Севернее шоссе десять домов, южнее — девять. Чуть севернее, метрах в ста от села, еще три дома. Здесь на юг уходит большая грунтовка…
Мы внимательно следили за проявляющимися на черном холсте земли очертаниями Антополя. Вот вытянулась кишка шоссе, выстроились вдоль нее квадратики домов…
— …А вот здесь почта была. — Палочка ткнулась в один из квадратиков и перепрыгнула на соседний, размером больше первого. — Тут что-то вроде большого сарая. Сюда они весь скарб и свозят.
Не очень-то приятная картина вырисовывается… Почта и склад находятся по южной стороне шоссе. Это значит, что, чтобы добраться до них, придется перебегать на другую сторону. И еще раз — когда будем отходить. Положительным же моментом оказалось то, что Антополь окружен пусть небольшим и редким, но хоть каким-то лесным массивом.
— А шо с охраной? — спросил Митрофаныч.
— В самом селе с десяток полицаев и проходящие немецкие части. Днем по шоссе войска проходят, а ночью там кто-то всегда на ночлег останавливается. Еще здесь и вот здесь… — Генрих указал на участки шоссе по обеим сторонам села, — стоят небольшие посты. Человека по три-четыре.