Благодатный огонь, миф или реальность?
Шрифт:
В 1932 году, получив реабилитацию, он поступил в Ленинградскую государственную консерваторию и в 1937 году окончил ее историко-теоретический факультет. Обучаясь в консерватории, он начал преподавательскую музыковедческую деятельность в различных музыкальных школах Ленинграда, а после окончания преподавал в самой консерватории. В эти страшные сталинские годы террора он не оставлял занятий ли-тургикой. Годы блокады, когда от голода и холода умерли десятки тысяч горожан, он провел в Ленинграде. В 1941 году был сильно контужен во время вражеской бомбардировки. В 1946 году он защитил кандидатскую диссертацию «Лады русского
8
Севера». С 1942 по 1946 год управлял хором Ленинградского Николо-Богоявленского кафедрального собора.
В 1946 году, после возрождения ленинградских духовных школ, Николай Дмитриевич был утвержден указом Святейшего патриарха Московского
В июне 1957 года скончалась его супруга и помощница Наталия. В 1959 году Николай Дмитриевич обвенчался с Верой Георгиевной Успенской - даже фамилию менять не пришлось, которая сумела создать для него плодотворные условия для работы и творчества, за что мы все обязаны ей поклониться до земли. Именно в это время редактируются и издаются многотысячными тиражами основные произведения Николая Дмитриевича: «Древнерусское певческое искусство», «Образцы древнерусского песенного искусства», «Лады Русского Севера», «Православная вечерня», «Чин Всенощного бдения», «Византийская литургия», «Литургия Преждеосвященных даров», «Анафора», статьи о богослужебных отпустах и о евхаристических спорах на Руси в
9
XVII веке, энциклопедические статьи, многочисленные отзывы и рецензии, эпохальный труд о Крещении Руси, который был в 1978 году украден и уничтожен дачными воришками из его дома в поселке Шапки.
Его литургические построения всегда шли от церковной жизни, литургика начиналась на клиросе. Отсюда и практическая ориентированность всего курса его лекций, особенно в семинарии. Любимый прием для проверки студенческих знаний - экзаменуемому вручалась следованная Псалтирь и предлагалось найти, скажем, «Богородичны от меньших» или Па-раклисис. И если студент начинал лихорадочно перелистьюать страницы, открыв книгу не в том месте, то Успенский говорил ему: «Нет, братец, не листал, не листал!». Ему становилось ясно, что семинарист никогда по-настоящему Псалтирь не открывал и оглавления ее не знает.
Вместе с тем эпоха «советской академии», безусловно, оставила на его личности свою печать. Так, к сожалению, Н. Д. Успенский не оставил по себе серьезной литургической школы в Петербурге. С печалью приходится признать, что этому способствовали не только тотальный контроль безбожников над Церковью в советскую эпоху, но и существовавшее среди академической профессуры сознание своей исключительности. Воспитание плеяды талантливых учеников не вписывалось в тогдашние представления об уникальности и незаменимости конкретного профессора. Они были связаны прежде всего, с одной стороны, с инстинктом самосохранения, с другой - с оскудением в послевоенное время притока в духовные школы культурных людей. Это объясняется прежде всего истреблением во время сталинских репрессий российской интеллигенции, а также огромных потерь во время Отечественной войны. Печально, что в наше смутное время, когда руководство Петербургской академии отдано на откуп «новым
10
Константинам Копронимам»2, преподавание литургики низведено до крайне низкого уровня.
Эпоха определила и другую черту, свойственную профессорам «советских академий», - старание дистанцироваться от каких-бы то ни было литургических аллюзий и тем, связанных с имперской идеей в православном богослужении. За этим стояли страхи 1920-х годов быть обвиненным в монархических симпатиях и контрреволюции. На лекциях Н. Д. Успенский предлагал отказываться от чтения так называемых Царских псалмов на вседневной утрени, дабы не вводить в смущение «советских прихожан». Впрочем, это приводило к обратному эффекту. Псаломщики из числа студентов, особенно на дальних приходах, с удовольствием выделяли упоминания «царя» в псалмах, читаемых на кафизмах, и в аллилуариях соответствующих гласов. Один из его учеников, П. Уржум-цев, вспоминал лекции Николая Дмитриевича: «Его громкий голос, немного протяжный и спокойный
говор уверенного в себе, своих знаниях человека с добрым, благожелательным взглядом глаз привлекает сразу внимание, а содержательное, интересное изложение предмета окончательно покоряет слушателя. Студент всегда почерпает из его лекции что-то новое, неожиданное, чего он ранее не знал. Это испытывают и все вообще, кто когда-либо обращался к Николаю Дмитриевичу2 Напомним читателю, что с 1996 года духовными школами в Петербурге «заправляет» епископ Тихвинский Константин (в миру - Олег Го-рянов), известный созданием в академии лагерного режима, разгоном профессорско-преподавательской корпорации и скандальной хиротонией, во время которой вопреки каноническому праву и мнению преподавателей и студентов, церковной общины духовных школ рукоположил своего клеврета Игнатия (Тарасова) под несмолкавшие возгласы «Анаксиос». Византийский император-иконоборец Константин V (741-775) получил свое прозвище от иконопочитателей. В Древней Руси оно переводилось как «мотылоименный». «Мотыло» в переводе с церковнославянского - «кал».
11
за разъяснением литургических вопросов. Необычайная его осведомленность в вопросах исторической литургики, прекрасное знакомство с источниками, содержание которых он рассказывает на память, часто цитируя в речи, поражают всякого слушателя»3.
Публикуемый текст Н. Д. Успенского ни разу не издавался. Он и не предназначался для печати. 43 страницы машинописи, включая научный аппарат, - это доклад, произнесенный на «годичном акте» в Ленинградских духовных академии и семинарии на осенний праздник святого апостола Иоанна Богослова в 1949 году. Этот текст был известен как профессорско-преподавательской корпорации духовных школ, так и учащимся. Более 50 лет он ходил по рукам, зачитывался до дыр, горячо, иногда до хрипоты обсуждался «сторонниками» и «противниками» «чудесного огня». В последние 15 лет, в эпоху ксерокса и свободы, неоднократно копировался, расходясь по всей Русской Церкви. Благодаря диакону Андрей Платонову даже появился в Интернете . Одной из таких копий, отразившей собственноручную правку текста самим Н. Д. Успенским и сохранившей внесенные им греческие термины, воспользовались издатели текста. Впрочем, один из авторов предисловия использовал этот текст в докладе об археологии древнерусского паломничества в Святую землю4.
Как явствует из актовой речи, ее тема была избрана автором и одобрена Советом Академии на заседании 31 августа
3 Уржумцев П. Профессор Николай Дмитриевич Успенский. К 50-летию научной деятельности // Богословские труды. М. 1975. № XIII. С. 17.
4 Доклад был прочитан на конференции в ОВЦС 15-16 апреля 1997 года, посвященной 150-летию Русской Духовной миссии в Иерусалиме, и опубликован в издании московской патриархии. Мусин А.Е. Археология древнерусского паломничества в Святую Землю в XII-XV веках // Богословские труды. К 150-летию Русской Духовной миссии в Иерусалиме (1847-1997). М., 1999. Сб. 35. С. 92-110. См.: прим.
12
1949 года, который и поручил Н. Д. Успенскому «сделать таковой доклад в настоящем торжественном собрании». По аналогии с академической практикой разумно предположить, что тема была предложена и сформулирована на заседании Совета: председательствующий традиционно поставил вопрос о том, кто и на какую тему мог бы выступить с актовой речью на осеннем празднике. Обычно члены Совета вызываются сами или предлагают кандидатуры и направление мысли. Очевидно, выбор пал на Николая Дмитриевича, который предложил сделать соответствующий доклад. Месяц на подготовку - срок невеликий, даже учитывая работоспособность профессора Успенского. Следовательно, эта тема вызревала в нем давно, живо интересовала исследователя, о чем он косвенно свидетельствует в своей речи. К тому же современная ему церковная жизнь с ее настроениями определенно подсказывала такой выбор.
Прежде всего Н. Д. Успенский выступил как продолжатель богословско-публицистической традиции, свойственной России. Начальные этапы паломничества русичей в Иерусалим должны быть отнесены к первой половине - середине XI века, как об этом свидетельствуют Киево-Печерский патерик и житие преподобного Феодосия Печерского5. «Хожение» игумена Даниила (1104-1108) принесло на Русь первый опыт описания Святой земли, своеобразный дневник паломника, дошедший до нас в списках не ранее XV века. К сожалению, несмотря на длительную традицию изучения памятника и выделение нескольких редакций, его научного издания, включающего критический текст, до сих пор не существует. Однако уже в этом тексте «благодатный огонь» становится «знамением пререкае-мым»: кто-то из современников считал, что лампады зажига-