Благословение Небожителей. Том 5

– Собиратель Цветов под Кровавым Дождем, ты проверил тело Его Высочества,все ли в порядке?

Се Лянь хлопнул себя по лбу, отчаянно надеясь, что Ши Цинь Сюань больше не будет задавать вопросов. В этот момент толпа нищих снаружи начала жаловаться:

– Еще одну чашу!

– Добавь еще мяса!

– Этот куриный суп такой пресный,добавь еще соли!

Му Цин,не в силах больше на это смотреть,воскликнул:

– Вы все знаете, что это храм? В этом месте поклоняются богам, не могли бы вы немного следить за собой?

Однако толпа нищих отказалась внять его словам. В прошлый раз они держались за руки со многими небесными чиновниками, чтобы удержать человеческий барьер в целости, и на их собственных глазах некоторые небожители дрожа от страха, убегали в самую последнюю минуту,отчего не могли сравниться с ними в доблести. Они также были знакомы с Ши Цинь Сюанем, поэтому не могли не чувствовать, что боги таковы какими они их видели в момент опасности. Когда жизнь была на кону, они не казались такими уж непохожими на них, для них боги перестали быть такими возвышенными и неприступными, суровыми и неприкосновенными.

Внезапно из кухни донесся удивленный крик:

– Кто там?

Услышав это, сердце Се Ляна мгновенно дрогнуло и он рванулся на кухню. Мясник-кабан и дух петуха кричали и спорили внутри, и Се Лянь поспешил успокоить их:

– Успокойтесь! Успокойтесь! Что случилось?

Дух петуха был так потрясен, что по всему его телу побежали мурашки от ужаса:

– Старший дядюшка ! Здесь призрак! Призрак, опустошивший всю еду, которую мы приготовили! Я только недавно окунал голову в бульон, а когда вынырнул,в котле не осталось ничего! Это призрак!

Мясник-кабан сердито сплюнул:

– Чего ты так боишься? Разве ты сам не призрак?

Се Лянь был слегка озадачен:

– Как такое может быть? Я ясно видел, как вы только что сделали пятьдесят чаш?

– Да!

Но когда он снова взглянул, все пятьдесят чаш были пусты, и даже бульон полностью исчез!

Се Лянь озадаченно размышлял, когда внезапно вспомнил о ком-то, и когда он обернулся, то увидел Хуа Чэна, прислонившегося к двери:

– Сань Лан, это может быть он?

– Более чем вероятно.- решительно ответил Хуа Чэн.

– Эм…Вероятно, он тоже приходил поздравить меня, - задумчиво произнес Се Лянь.- Конечно, мы рады его видеть, но он немного переел…..и теперь, когда он съел всю еду, что же нам делать?

Хуа Чэн улыбнулся:

– Ничего. Добавь ему под проценты.

Толпа беспокойных демонов из призрачного города покорно начала готовить с нуля. В этот момент из большого зала и со двора донесся шум, как будто кто-то начал ссориться. Се Лянь уже собрался пойти туда, когда Хуа Чэн схватил его за руку и вывел через боковую дверь.

Вместе они вышли из храма, держась за руки. На тропинке пролегавшей впереди,росли деревья, преграждавшие путь, и было бы легче пройти, если бы они отпустили руки, но ни один из них не хотел разделяться, поэтому множество раз виляя и уклонялись,две фигуры обходили возникающие на пути преграды и спустя мгновение Се Лянь спросил:

– Сань Лан, куда мы идем?

– Здесь слишком шумно.-сказал Хуа Чэн.
– Пусть они делают что хотят,мы же уйдем первыми.

Пробираясь через лес Се Лянь в беспокойстве повернул голову назад, и спросил:

– Мы оставляем их одних? Храм был только что восстановлен, а что если он снова рухнет ?

Хуа Чэн, казалось, не заботился о последствиях:

– Если он вновь рухнет, мы просто построим еще один. Если Гэ-Гэ пожелает,ты сможешь построить столько, сколько захочешь.

Се Лянь промолчал и лишь засмеялся,услышав его слова .

—————————————————-

Наступила ночь, в храме Цяньдэн,Се Лянь, одетый после купания в легкие, белоснежные нижние одежды, склонился над драгоценным яшмовым столом рядом с диваном и что-то аккуратно выводил кистью на рисовой бумаге.

Он составлял для Хуа Чэна тетрадь по каллиграфии.Сам Хуа Чэн полулежал на диване рядом с принцем, также одетый во внутреннее одеяние со слегка расстегнутым воротом ,и со смертельно скучающим видом перекатывал в пальцах красную коралловую жемчужину,повязанную в его волосах.

В теплом, как нефрит, свете лампы он все это время пристально смотрел на Се Ляна, и после некоторого времени, довольно прищурился,а затем вздохнул со словами:

– Гэ-Гэ, хватит.Тебе нужно отдохнуть.

Совсем недавно Се Лянь вновь пережил своего рода муки и был полон решимости больше не поддаваться на обман. Однако от этого тона у него загорелись кончики ушей,но заставляя себя сохранять спокойствие, он продолжил писать и спустя некоторое время строгим голосом сказал:

– Нет. Сань Лан,сегодня кто-то снова вновь нелестно отозвался о твоих навыках в каллиграфии,поэтому ты должен усердно тренироваться, хорошо? В противном случае, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что это я тебя учил.

Хуа Чэн слегка приподнялся,удивленно вскинув брови:

– Гэ-Гэ, я помню, в прошлом ты ясно говорил, что тебе нравится как я пишу.

С тех пор как Хуа Чэн вернулся, Се Лянь долгое время был покорным и послушным, отвечая на каждый его каприз, чем вероятно, окончательно испортил Хуа Чэна, который становился все более и более хитрым. Се Лянь закончил писать иероглифы и положил кисть на стол, произнеся еще более строгим тоном:

– Я закончил, время попрактиковаться.

Хуа Чэн лениво прошаркал к Се Ляну со спины, обнял его за талию и слегка наклонился, положив голову ему на плечо. Он снял красную коралловую жемчужину со своих волос и положил на бумагу, заставляя ее гоняться за рукой Се Ляна,чем намеренно мешал ему писать правильно.

От подобного озорства и в то же время столь сильного неприкрытого хвастовства чувством его присутствия ,Се Лянь вспомнил, как Небесный Глаз сказал, что все его тело излучает сущность зла,” изнутри и снаружи”. На самом деле это был запах Хуа Чэна, и Се Лянь почувствовал, как вопреки желанию его сердце смягчилось. Он слегка дернулся и прошептал:

– Пиши правильно.

– Хорошо.Я послушаю Гэ-Гэ.- сказал Хуа Чэн.

Он поднял кисть, но после двух предложений положил ее обратно. Се Лянь взглянул и покачал головой, мысленно вздохнув:

“Это безнадежно”.

После паузы он тоже поднял кисть и помог Хуа Чэну заполнить последние два предложения.

Закончив, Се Лянь слегка подул на только что выведенные строки и взял бумагу, восхищаясь стихотворением, которое они написали вместе.

Чернила на бумаге образовали четыре изящные фразы: