Благословение
Шрифт:
— Потом мы будем принадлежать друг другу, и, поверь, дорогая, это тоже немало. Мы любим друг друга и можем дать друг другу очень многое, и у нас есть наш мир и наши друзья. Согласись, дети — это еще не вся жизнь. И даже если бы у нас были дети, они же все равно когда-нибудь выросли бы и покинули нас, а может, они бы нас возненавидели или погибли от несчастного случая. В жизни ничего нельзя предсказать.
Он все говорил правильно, но дети встречались ей повсюду-забавные маленькие человечки, при виде которых у Дианы болезненно сжималось сердце. Они цеплялись за руки своих матерей или плакали на руках у родителей, и те успокаивали их как могли. Диане не суждено было испытать этого теперь уже никогда. Куда бы она ни посмотрела, везде ей бросались в глаза беременные женщины
— Но тебе, тебе тоже плохо от того, что у нас нет детей. Вся вина лежит на мне. Почему ты должен мириться с этим?
— Потому что я люблю тебя, — терпеливо сказал Энди. — И совсем необязательно, что у нас не будет детей. Конечно, если мы не захотим, их не будет. Но если решим, что без детей нам не обойтись, то у нас есть возможности, и не одна.
— Я не уверена, что готова к этому, — упрямо покачала головой Диана.
— Я пока тоже не готов. Но нам и не надо принимать решение прямо сейчас. Все, что нам сейчас нужно, — думать о себе, о нас. И решиться на что-то, пока еще не слишком поздно и пока мы еще не упустили свой шанс. Малыш… я не хочу потерять тебя…
— Я тоже не хочу потерять тебя, — сказала Диана, и ее глаза наполнились слезами. Она отвернулась и увидела, что неподалеку на пляже играли дети. Это было невыносимо.
— Я хочу, чтобы ты вернулась… в мои мечты… в мою жизнь… в каждый мой день… в мое сердце… в мои объятия… в мою постель… в мое будущее. Господи! Я же едва не потерял тебя! — воскликнул Энди и притянул ее к себе, почувствовав тепло ее тела. Неожиданно желание захлестнуло его. — Малышка… ты нужна мне…
— Ты мне тоже нужен, — всхлипнула Диана. Она так сильно нуждалась в нем. Она не смогла бы справиться без него со всем этим кошмаром, не смогла бы пережить это крушение надежд. Но, замкнувшись в своем горе, она могла лишиться его.
Давай попробуем… пожалуйста, давай попробуем. — Он посмотрел на нее, и Диана улыбнулась ему сквозь слезы. — Нам будет нелегко, и, может быть, иногда я что-то не смогу понять или сделать… но я буду очень стараться. А если что-то будет не так, ты ведь мне скажешь, хорошо?
Они медленно, рука об руку, вернулись в свой номер. Впервые за долгие месяцы они с упоением занимались любовью, и им было хорошо, гораздо лучше, чем когда-либо раньше.
Для Чарли и Барби это Рождество выдалось странным. Позже, вспоминая его, Чарли пытался подобрать подходящее слово, чтобы охарактеризовать его. Необычное. Неординарное. Может быть, даже удивительное. Он, как всегда, приготовил рождественский обед, а жена с утра ушла к Джуди, чтобы, как она объяснила, отдать ей свой подарок. И на этот раз Чарли был просто рад, что остался один. Его мучило ужасное похмелье после вчерашних возлияний. Но алкоголь не притупил боли. Чарли пытался свыкнуться с тем, что сказал ему доктор Патенгилл, и… не мог. Его жена никогда не забеременеет от него. Никогда. Ему вспомнились слова доктора о приемных детях, но это ничуть его не успокаивало. Ему было все равно, сколько детей усыновили Патенгиллы. Он хотел, чтобы у него был свой ребенок, свой собственный. От Барби. Он хотел, чтобы это было, но знал, что этого не будет. Вернее, это знал его разум, а сердце в это верить отказывалось.
Барби вернулась к четырем радостная и возбужденная. По ее блестевшим глазам было видно, что она уже выпила, и, пока Чарли смазывал индейку, она заигрывала с ним, но ему было не до того. Он купил ей в подарок коротенький лисий жакет, который ей страшно понравился. Барби отправилась в спальню, сняла с себя все, кроме черных кружевных трусиков, а потом вернулась на кухню в меховом жакете, в трусиках и на высоченных каблуках, и Чарли не выдержал и рассмеялся. Она выглядела так нелепо и так соблазнительно, но все это было так бессмысленно.
— Ты ветреная уличная девчонка, знаешь об этом? — Он, улыбаясь, повалил ее на кушетку и поцеловал. —
Я люблю тебя.— Я тоже тебя люблю, — сказала она немного напряженно.
За обедом они пили ее любимое шампанское. Индюшка была великолепной, и к концу обеда Чарли почувствовал себя немного лучше. Он понял, что должен как-то смириться со своим горем. Жена подошла и села к нему на колени. В розовом пеньюаре, который он подарил ей на день рождения, у нее был очень соблазнительный вид.
— Счастливого Рождества, Бэб. — Он нежно поцеловал ее в шею, чувствуя, как ее тело сразу же отреагировало на ласку, но она вдруг отпрянула и нежно на него посмотрела. Чарли уловил в ее взгляде что-то странное, но никак не мог понять что, а она уже снова целовала его.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — прошептала она.
— Мне тоже… — хрипло сказал он, — давай пойдем в спальню, и я скажу тебе…
— Я первая, — перебила она, снова отпрянув. — Я думаю, что ты будешь очень рад услышать мою новость. — У нее был загадочный вид, и он, удивленный, сел обратно на стул и приготовился слушать.
— Это должно быть что-то очень приятное. Если же нет, я сорву с тебя одежду прямо здесь, и черт с ней, со спальней. — Чарли возбуждался, даже просто находясь рядом с ней.
Последовала долгая пауза, она улыбалась, все еще колеблясь, и потом наконец произнесла:
— Я беременна.
Он уставился на жену в немом изумлении, не в силах ничего произнести, а потом вдруг страшно побледнел.
— Ты это серьезно?
— Конечно, серьезно. Неужели я буду шутить с тобой такими вещами? — Барби искренне удивилась реакции мужа.
— Ты уверена? — Может быть, он все-таки не прав? Может, врачи перепутали и проверили сперму кого-то другого, ау него, Чарли, все в порядке? — С чего ты взяла?
Ради бога! — воскликнула Барби раздраженно, соскакивая с его колен и прикуривая сигарету от свечи на столе. — Послушай, я думала, ты будешь рад» Ты же, кажется, хотел детишек? Что это за допрос? Испанская инквизиция, гестапо? — Она пылала негодованием. — Да, я уверена в том, что жду ребенка. Два дня назад я была у врача.
— О, дорогая… — Чарли закрыл глаза, чтобы она не увидела подступивших слез, и обнял ее. — Прости… я просто… я не мог даже представить себе… — Он сжимал ее в объятиях и плакал, а она никак не могла понять почему. Чарли не знал, что ему делать: встать на колени и возблагодарить Господа или проклясть ее. А вдруг она изменяла ему? Вдруг это не его ребенок? Но, не сказав ей того, что он теперь о себе знал, Чарли не мог спросить ее об этом.
Весь остаток дня он был странно спокоен. Барби болтала по телефону, пока он мыл посуду после обеда. По ее надутому виду было совершенно очевидно, что она ожидала от него совсем другой реакции на свое сообщение и никак не могла понять, почему он так себя повел. И когда они наконец легли в постель, Чарли обнимал ее и молился о том, чтобы доктор Патенгилл ошибся. Но червь сомнения грыз его, и Чарли знал, что должен поговорить с ним, прежде чем поверить жене и считать ребенка своим.
Три дня до визита к доктору Патенгиллу показались ему бесконечными. И за это время он почти не видел жену. Она встречалась с подругами, ходила по магазинам и даже сказала, что у нее просмотр на следующий день после Рождества. Чарли ни о чем ее не спрашивал. И ничего ей не говорил. Сначала он должен был повидать доктора и все выяснить до конца.
Но когда он наконец сел за стол в его кабинете, врач отрицательно покачал головой:
— Чарли, в то, что вы сказали, трудно поверить. Я бы очень хотел сказать вам, что чудеса случаются; в моей практике были и более удивительные случаи. Но вероятность того, что вы отец этого ребенка, равна нулю. У меня были пациенты, страдающие от бесплодия, которые преподносили мне сюрпризы, но в вашем случае, Чарли, поверьте… я вынужден дать отрицательный ответ.
Но он и сам это знал. Он все время подозревал Барби в изменах. Все эти возвращения домой, ее многочисленные «подруги», все эти «девичники», визиты к «Джуди», все эти ее туманные «просмотры» и «работа в студии», которые не приносили денег. Она уже много месяцев нигде не играла.