Благую весть принёс я вам

Увидев Головню, Искра поднесла к губам указательный палец, а Огнеглазка спросила, подбоченившись:

– А подарок принёс ли какой?

– А меня уже недостаточно что ль?
– ухмыльнулся Головня, просачиваясь внутрь.
– Гляжу, у вас тут недобор...

– Будто и не знаешь, какие нынче подарки нужны: оленьи рёбра, говяжий язык, кобылье молоко, медвежий жир... А то всё рыба да заболонь с мочёным мхом.
– Внучка Отца Огневика потерла нос.

Головня не обратил на неё внимания.

– Варенихи нету, что ли?
– спросил он.

– К Пылану ушла. Жароокая занедужила, вот и ушла. Не слыхал разве?

– Я ж за дровами ездил. А что, сильно занедужила?

– Загонщик присел возле Искры, подтянул колено к подбородку.

– А как все недужат?
– откликнулась Огнеглазка.
– Без мяса тело слабнет, а уж болезни тут как тут.

Она говорила медленно, с растяжкой, как сквозь сон. Головня и сам был точно в тумане, постоянно одолеваемый дремотой. Мяса, настоящего оленьего или говяжьего мяса, он не видел с того самого дня, когда у загонщиков кончилась кровяница. Подумать только - кровяница! Это же - требуха, пища для собак и зверолюдей. В другое время она и за еду-то не считается. А нынче и кровяница шла за лакомство. Сурово взялся Огонь за своих чад, так и лупил, так и лупил, спасу нет.

– Гадаете что ль?
– спросил Головня.

– Гадаем, - хмуро ответила Огнеглазка.

– На что гадаете-то?

– На еду, на что ж ещё?

Головня сказал, подумав:

– Я вам другое гадание предложу - на еретиков.

Не просто так сказал - с намерением: хотел выгнать всех, остаться наедине с Искрой.

– Это зачем ещё?
– спросила Огнеглазка подозрительно.

– Что, струхнули?

– Ха!
– выдохнул Лучина.
– Я не струхнул.

– Отец Огневик за такое шкуру спустит, - тихо промолвила Искра.

Головня и ухом не повёл.

– Лучина вон за оракула - продолжал он.
– Мы - вопрошающие. Искра будет костяшку бросать. Что, готовы?

И все недоверчиво уставились на него, поражённые. Да и как было не изумиться? Не в бесплодных землях полуночи и не в обленеденелых горах полудня, не на голых камнях посреди большой воды и не в бездонных пропастях меж острых скал, а здесь, в напоённой жизнью тайге, в средоточии благости Огненной звучали слова, полные кощунства и злобы. Горивласа что-то зашептала Искре, косясь на Головню, Лучина глупо улыбался, будто не понял сказанного. А у стены, полускрытое в сумраке, выглядывало изваяние Огня - тёмно-багровое, с разъятыми очами, смахивающее сейчас больше на господина ужаса, чем на Подателя благ. В наступившей тишине стали отчётливо слышны возгласы из стойбища:

– Ктой-то, ктой-то там ярится?

– Не опои лошадь, сорванец. Не то я т-тебя...

– Рдяница, где муж-то твой, милая?

Устав ждать ответа, Головня промолвил:

– Вот вам первый мой вопрос, духи судьбы: есть ли еретики в Сизых горах?

Лучина вздрогнул, повернулся к нему спиной, засопел, размышляя. Потом изрёк:

– Есть.

Искра нахмурилась, сжав костяшку. Потом уронила её на землю. Остальные вытянули шеи, всматриваясь, сколько царапин выпало - две или одна.

– Нет! Нету их там, - объявила Огнеглазка с облегчением.

Головня сказал:

– Если несогласие, надо ещё раз бросить.

Искра бросила ещё раз. Выпала одна царапина. Головня почесал подбородок.

– Хм. А в Каменной лощине есть?

Лучина не колебался:

– Нет. Точно знаю, что нет.

И впрямь, не было. Костяшка подтвердила это.

Горивласа ляпнула шепеляво:

– А здесь, в общине? Есть они среди нас, а?

И все вновь оцепенели, ошарашенные вопросом. Даже Головня утратил на миг дар речи. Вот это деваха! За сугробом не видать, а как скажет - хоть стой, хоть падай.

– Права малая, надо и это узнать, - сказал он.
– Есть они в общине?

Искра сказала тихо:

– Давайте прекратим.

– С чего это?
– злорадно вскинулся Головня.
– Спрашивать - так уж всё.

– Глупости это. Не хочу знать.

Но Головню было не остановить. Чувство противоречия взыграло в нём. Точь-в-точь как на загоне, когда он последовал за вождём в мёртвое место. Потому и последовал, что Светозар и Огонёк говорили: "Там смерть". Вот и сейчас, гадая о запретном, он подспудно задирал остальных: "Вам слабо, а я своего добьюсь". И сочилась в нём злорадная мыслишка, будто, презрев заповеди Огня, он утвердит своё право на Искру. Удача любит смелых, а кто более смел, чем идущий всем наперекор?

– Ну что там, Лучина?
– нетерпеливо выкрикнул он.
– Давай, рожай уже.

И Лучина, задрожав всем телом, пролепетал:

– Нет. Нету их здесь.

Искра долго не хотела бросать костяшку. Держала её в сжатом кулаке и мотала головой. Головне пришлось уламывать её, чтобы она согласилась дать слово судьбе. Наконец, костяшка упала на шкуру. В полном молчании Головня огласил приговор:

– Есть. Есть они здесь.

И всем стало жутко, будто еретики уже стояли тут, рядом, готовые наброситься и сожрать. Огнеглазка заявила:

– Фу, Головня, пришёл и всё испортил. Как хорошо без тебя было!

Загонщик ответил ей насмешливым взглядом.

– Нет, правда, - не успокаивалась Огнеглазка.
– Так здорово играли, и тут ты припёрся. Чего тебе надо?

Ответ вертелся у Головни на языке, ответ меткий и оскорбительный. Но загонщик сдержался - всё ж таки внучка Отца Огневика, дочь Светозара. Их родню не тронь - обожжёшься.

– Что ж, не веришь духам?
– спросил он, усмехаясь.

– Да что мне твои духи! Я - от Огня рождённая.

– Ты-то от Огня, а мы, значит, прах у твоих ног, так?

Искра распахнула глаза.

– Что ты такое говоришь!

Головня посмотрел на неё, хотел огрызнуться, но успел подумать. Действительно, что на него нашло? Неужто злость взяла, что не смог остаться с Искрой с глазу на глаз? Глупо. Как мальчишка обиженный, право слово.

Он помял кулак в ладони и произнёс глухо:

– Мне с тобой потолковать надо, Искра. Пойдём-ка на воздух. При всех несподручно.

Девка вдруг покраснела. Огнеглазка зловеще усмехнулась, а Горивласа вытянула в их сторону маленький пальчик:

– Жених и невеста, будет много места...

Лучина вскочил.

– Да и мне пора. Побегу я.

И выскользнул из жилища.

Искра независимо пожала плечами, поднялась и нахлобучила колпак, повозившись немного с непослушными волосами. Вышла наружу.

В становище было тихо. Мутно мигали ледяные окна в избах, утёсами темневших над утонувшей в белесой зыби речной долиной. Заросли ивняка испятнали её как опавшая кора заснеженную крышу. Чёрные, покрытые лесом холмы подпирали кучерявое небо, из непроглядного мрака тайги тянуло пещерным холодом. В доме Пылана слышались глухие удары бубна: Варениха камлала, заклиная духов болезни. В оленьем загоне, в нескольких шагах от Большого-И-Старого, горел костёр для острастки волков и медведей. Вдоль домов, похожие на остатки сгоревших строений, тянулись хлипкие изгороди, коновязи и прислонённые к стенам сани. Мороз стоял такой, что стыли зубы и слипалось в носу.