Блаженство по Августину

— …Кого из учеников нашей славнейшей грамматической школы уличат в так называемой якобы возвышенной платонической любви, тех греховных нечестивцев-мужеложцев неминуемо, неизбежно ожидают строжайшее наказание и позорнейшее отчисление, мои юноши, подающие глобальные надежды, — грозно возвестил профессор Клодий.

При этом он размашисто очертил ферулой воображаемый солнечный круг и рьяно вонзил в его центр непререкаемую точку:

— Этим знаком грех побеждаем!..

Что это у него могло означать, о том и помыслить невозможно, если малые учебные и дисциплинарные прегрешения караются более чем сурово и неумолимо, — содрогнулся от ужаса Аврелий, припомнив, как испуганно Паллант когда-то сказывал новичкам об условных жестах Клодия и последующем безусловном наказании в клауструме — во внутреннем дворике между портиком атрия и садом.

Стоит Клодию чуть коснуться ферулой запястья нерадивого ученика, того ждут шесть ударов розги, дотронулся до предплечья — получи целую дюжину. Дважды похлопал по плечу нарушителя учебных порядков — две дюжины ударов.

Возможны и другие вариации, всякие двойные и тройные розги. Весь порядок и набор наказаний никто доподлинно не знает, кроме Пуэра Робустуса, который тенью ходит за Клодием и запоминает, карнифекс, сколько и кому.

Пятой ему в пятак, крокодилу злобному!

Самое страшное — отхватить намного больше, чем рассчитываешь. В таком изуверском случае пытка растягивается до бесконечности, а Клодий, как назло, никуда не торопится по окончании уроков.

Среди школяров со времен Скрибона Старшего экзекуция в клауструме получила невеселое название «икарийских воздушных игр», потому что подвергаемые порке должны были донага снимать платье; секли их не только по спине, но и по ягодицам.

У Клодия же все только в набедренных повязках. Он говорит: неприкосновенное седалище суть орудие труда и рабочий инструмент для тех, кто прилежно, чутко, усидчиво изучает свободные науки и искусства..

В остальном процесс и процедура наказания у Скрибона Младшего ничуть не изменились. Их он, злодей, по-прежнему именует катомидиями.

Все так же один ученик садится на колени, второй — напротив него. Первый кладет себе на плечи руки подвергаемого сечению розгами, другой взваливает на плечи его ноги. Растянули провинившегося… И полетел мальчик Икар вверх и вниз, когда Пуэр Робустус по взмаху ферулы Клодия начинает наголо отделывать спину висячего.

После тот, кто выгибался между двух живых опор, поднимается с земли и сам становится икарийской подставкой для нового, подвешенного в воздухе мученика. Он-то уж прочувствовал на своих плечах, каково приходится тому, кого истязает Робустус…

Меньше одной тройки у Скрибона редко бывает в ежедневной раздаче руководящих обучающих указаний профессорской ферулой. Ну, а если случайно не хватает повинной поддерживающей спины, то ставят скамью. Хватайся покрепче за нее руками, как однажды вытерпели Аврелий и Скевий за озорство с лягушками в последний день перед пасхальными каникулами…

Ту детскую дурость Аврелию припоминать тотчас расхотелось. И досталось им поделом. Так что самим на себя надо обижаться, а это глупо и по-детски…

Эх знать бы, не таит ли на него обиду Кабиро? Или Паллант? Ему о ее женской заботливости не очень-то расскажешь. Разве что со Скевием поделиться? Посоветоваться: может, не надо соглашаться на приглашение Кабиро, предложившей незаметно отвести его в запретный для школяров лупанар. Мол, ей это запросто, если ему по-христиански нельзя принять помощь от маленькой жрицы древних богинь.

Жаль, оба обормота уехали…

— …Должно быть, тебе от естества нравятся зрелые женщины с плодотворными чреслами и пышными грудями? — уже перестав сердиться, озабоченно свела брови Кабиро. — Пошли, близко познакомлю кое с кем, хоть через три дня, после праздничного ристания в цирке.

Вот увидишь, у нас тебя к совершеннолетним мужчинам девушки приобщат в лоне своем, нежно и умело. И о деньгах, мальчик мой, забудь, если я прикажу, и Великая матерь Кибела того желает.

Скажу тебе, мне самой становиться взрослой девушкой, богиня до срока не дозволяет. Вот увижу ее в прорицающем сне, тогда моя первая месячная кровь отворится. К познанию дальнейших божественных таинств меня начнут готовить. Груди и бедра станут подрастать, созревать до плодоносных женских размеров…

КАПИТУЛ XIV

Год 1122-й от основания Великого Рима.

4-й год империума Валентиниана, августа и кесаря Запада. 4-й год империума Валента, августа и кесаря Востока.

Год 368-й от Рождества Христова.

Мадавра и Тагаста в ноябрьские иды.

На осенней побывке в родной Тагасте Аврелий не позабыл о Кабиро, сравнивая ее с Моникой. Достоверно, всем женщинам от мала до велика свойственна материнская забота о тех, кого они осознанно или непроизвольно по-женски пожелали приобщить к близким и дорогим себе людям. Вот и Моника встретила почти взрослого, возмужавшего вдали от нее сына с огромной заботливостью и радостной предупредительностью.

В то же время отец, какой-то сникший и потускневший после постигшей его на юге разорительной неудачи, печально от него отдалился. Зато мать, всячески показывающая, насколько она гордится умным, крепким, рослым первенцем, нежданно стала ближе и родней.

О новорожденной дочери, о младшем сыне матрона Моника и думать забыла, сколь скоро к ней вернулся старший. К ее приятному удивлению, он предстал перед матерью семейства чуть ли не совершеннолетним серьезным донельзя молодым мужчиной.

В четырнадцать лет о многом можно всерьез призадуматься, немало понять, если не словесно, то неизреченно и чувственно осознать. Оказывается, его мать вовсе не грозная пожилая матрона, направо и налево щедро раздающая затрещины и оплеухи всем чадам и домочадцам, но красивая и привлекательная во цвете зрелой женственности довольно молодая женщина, какая только-только перешагнула рубеж тридцатипятилетнего возраста.

Ему даже захотелось как-нибудь воочию убедиться, сколь пышными и округлыми выглядят ее обнаженные женские груди без утесняющей их кинкты и складок широкой столы. Но это непристойное пожелание от тут же отогнал прочь, припомнив рассказы римских историков о разнузданном кесаре Нероне и его отношениях со своей родительницей Агриппиной, кого он распорядился умертвить, а потом ощупывал ее нагое тело с развязными прибаутками.

Старинными историями и правдивыми сказаниями историков-анналистов Аврелий устремленно увлекся лишь в этом году. Тогда как заядло читать эпические и прочие артистически измысленные повествования он начал уж давно… должно быть, с позапрошлого лета, когда пригласили играть в гарпастон против чужих школяров-грамматиков.

После же у него учеба пошла как-то легко и гладко, словно по имперским военным дорогам, какие на века, утверждая и подтверждая власть Великого Рима, замостили ровными каменными плитами легионеры и рабы. Будь то с запада на восток, вперед ли назад, возвращаясь к повторению пройденного, с юга на север и обратно, по проторенным путям школьных знаний желательно двигаться вширь и вглубь в различных направлениях и осмыслениях усваиваемого учебного материала.