Бледно-серая шкура виновного. Месть в коричневой бумаге

— Понял, сэр.

Я вернулся к машине, отвез Мейера в мотель. Отдал ему сорок тысяч, вернул свой чрезвычайный запас в потайное место в багажнике автомобиля.

Было ровно три тридцать. Когда я снова вошел в номер мотеля, Мейер беседовал по телефону со своим брокером в Лолердейле. Положил трубку, посмотрел на записанные им цифры.

— Кажется, пришел ответ, Тревис. И вовсе не от Мэри Смит. «Флетчер индастрис» поднялись сегодня с одной и одной восьмой до шестнадцати и трех восьмых за пакет в девять тысяч четыреста акций. Таким образом, сегодня Джанин Бэннон заработала десять тысяч двести пятьдесят баксов.

— Сегодня?

— Ну, пока. Я хочу сказать, окончательный результат дня еще неизвестен, но будет весьма близок к этому. Индекс Доу стоит чуть выше пяти пунктов. Ты, кажется, удивлен. А, понятно. Сегодня утром перед отъездом я открыл для нее наличный маржинальный счет, не дожидаясь доверенности, которую ты забыл мне отдать. Положил достаточно для покупки тысячи акций и приобрел их за пятнадцать с четвертью.

Я отдал ему доверенность. Он сунул ее в кейс, вытащив из него всю поддельную корреспонденцию «моему дорогому Людвигу», и фальшивую документацию о размещении завода.

— Итак, — констатировал Мейер, — шанс оправдался. Теперь я избавлюсь от этих денег, положу остальное на ее счет для оплаты приказа, отданного мною сегодня утром перед открытием. Еще на две тысячи пятьсот акций. Счет в результате поднимется максимально. Потом мне придется сидеть и следить за бегущей строкой, день за днем, с десяти утра до половины четвертого. Носи мне сандвичи. — Он взмахнул поддельными письмами и документами. — Теперь, когда все это превращается в конфетти и смывается, может, сердце мое сбавит темп, как ты думаешь?

Он пошел с ними в ванную, а я позвонил по кредитной карточке в офис Санто и после короткого ожидания услышал голос Мэри Смит.

Для убедительности следовало говорить тоном отфутболенного мужчины.

— Это Макги, — молвил я. — Какое решение принял Санто?

— Ох, Трев. Я с таким нетерпением ждала звонка, дорогой.

— Не сомневаюсь. Так что он решил?

— Я сначала хочу сказать тебе кое-что, так как подозреваю, что ты бросишь трубку, если сначала получишь ответ на вопрос.

— Можно выдумать вескую причину, которая не позволит мне это сделать?

— Милый, причина очень веская — мой проклятый телефон. Я знала, что это ты, хватала трубку, а он все продолжал безобразно гудеть прямо в ухо. — Тон интимный, ласковый, убедительный.

— Неплохая попытка, детка.

— Но это правда! В самом деле! Почему ты уверен, что меня не было дома? Если тебе так уж хочется изображать из себя старого ворчливого медведя, позвони в телефонную компанию и спроси, действительно ли некая Мэри Смит устроила адский скандал днем в субботу. Мне из офиса передали твое сообщение, я оставила там свое на случай, если ты перезвонишь.

— По крайней мере, звучит неплохо, мисс Смит.

— Тревис, я понимаю, как ты, наверно, расстроен и зол.

— Почему из телефонной компании не приехали починить телефон?

— Они, собственно, поклялись, будто с ним все в порядке. Проверяли и проверяли, а когда я заставила их приехать еще раз, привезли инструменты и установили новый.

— Который тоже не работает. И не работал в субботу вечером.

— Я… меня не было.

— Ты сказала, уик-энд у тебя свободен. Почему же не сидела дома? А в четыре утра в воскресенье утром, детка?

— Я… мне сказали, у тебя другие планы, милый.

— Кто?

— Честно сказать, я поехала в Лодердейл, только чтобы тебя найти. Видела твою фантастическую яхту, милый. Какая, должно быть, на ней роскошная жизнь! Один человек мне сказал, может быть, ты в компании на другом корабле, я пошла, и какая-то очень странная девушка объяснила, что я тебя не застала, но ты можешь вернуться. И я стала ждать. Хочешь, выясни у тех людей. Многие, наверно, твои друзья. Очень… живая компания. Потом вернулась та странная девушка, говорит, ты ушел с другой девушкой и, должно быть, уже не вернешься. Так что… видишь, я правда старалась… — Убедительно возбужденный тон затухал постепенно, становясь монотонным, смертельно усталым.

— Даже в четыре утра тебя не было дома? Наверно, хорошо развлекалась.

— Не слишком. Но вполне… приятно. Я… позвонила одной старой подруге… и она пригласила меня к себе, и было очень поздно ехать обратно, и меня оставили ночевать, милый.

— Так когда ты явилась домой?

— По-моему… около десяти вчера вечером. Я провела у них весь день. А что, дорогой? Ведь у тебя было свидание, правда? Какой смысл мчаться домой, пыхтеть у телефона? Ты, в конце концов, мог логично предположить, будто я тебя продинамила, и сказать, ну и черт с ней, с Мэри Смит, и с ее вшивым бифштексом. Разве я не заработала никаких оправданий, отправившись в такую даль искать тебя?

— И все из-за испорченного телефона, — удивленно охнул я. — Наверно, нас злой рок преследует.

— Наверно, — согласилась она и явственно тяжко вздохнула.

— Тогда часов в девять жди гостя, милашка. Идет?

— Ой, нет, милый! Прости.

— Что теперь?

— Ну… По-моему, злой рок еще действует. Я… н-ну… у моих друзей стоит в доке суденышко. Они живут на канале, пригласили меня на катер, а я, неуклюжая идиотка, как-то споткнулась и рухнула с пристани головой вниз прямо на палубу. Честно, прямо совсем разбита. Выбралась, потому что ждала твоего звонка, приехала домой, приняла горячую ванну и легла в постель. А сегодня весь день ковыляю, как престарелая леди.

— Господи, милочка, ты, видно, сильно ушиблась. Что же ты ушибла?

Она издала усталый смешок:

— Спроси лучше, что я не ушибла. На катере куча всяких… ну, знаешь, приспособлений для ловли рыбы. Я как-то умудрилась упасть лицом, нынче утром разглядывала себя в зеркале с головы до пят, весь рот распух. Клянусь, не знаю, плакать или смеяться. Вся в ушибах и синяках. Не могу показаться тебе в таком виде. Просто страшилище.

— Мэри, такие падения бывают опасными.

— Знаю. По-моему, я растянула спину. От такого потрясения всех сил лишаешься. И все кости болят. — Она снова вздохнула. — Милый, дай время привести себя в порядок исключительно для тебя. Пожалуйста!

— Ну, конечно. Береги себя, детка. Жаль, что удача от нас отвернулась.

— Дружище Макги, мне в десять раз больше жаль. — В усталом протяжном тоне сквозила полнейшая убежденность. — Кстати, решение положительное.

— Хорошо. Сколько?

— Он сказал, в зависимости от того, как пойдет дело. Как минимум, полтора. Возможно, до трех или где-то посередине. Просил передать, будет действовать с разных счетов, разбросанных по всей стране. Спрашивал, не возражаешь ли ты, если количество будет несколько неопределенным.