Бледное солнце Сиверии

Первые двое наёмников громко крикнули и вдруг повисли на невесть откуда взявшихся острых пиках льда. Они, словно гигантские сосульки, торчали из-под снега. Я увидел, как по их прозрачным «стволам» густым потоком рванула темная горячая дымящаяся на морозе кровь.

Снова голову охватил тот странный обруч и вот ещё один человек наткнулся на ледяную пику.

Люди остановились, глядя на убитых безумным взглядом. К ним помчались водяники, вооруженные длинными гарпунами.

— Взрыв!

В небо поднялся густой пар, образовавшийся от мгновенно растаявшего снега. Вторая стрела разбросала куски водяников в стороны на много саженей. Чья-то голова шлёпнулась на прибрежный лёд.

Тут я увидел какого-то странного водяника. Чуть позже стало ясно, что это и есть тот ворожей, о которых говорила Бажена. Он находился в стороне от всех, где-то саженях в ста, и я прекрасно разглядел его уродливую рожу: трёхглазая, с огромными рыбьими губами, шамкающий рот, в котором виднелись белые острые мелкие зубки. На тело водяника была накинуто нечто похожее на сетку. В руках он держал длинный-предлинный посох, конец которого украшала чья-то голова. На вид, кажется, человеческая, но меня удивил её малый размер.

— Взрыв! — продолжил я.

Стрелять я больше не успевал: водяники устремились ко мне. Расстояние стремительно сокращалось.

Выхватив мечи, я бросился в бой, стараясь находиться как можно ближе к врагу, полагая, что ворожей не рискнёт «колоть» меня своими колдовскими «сосульками», опасаясь попасть по своим же товарищам.

Драться было не с кем. Воины из водяников оказались просто никакими. Я в считанные секунды уложил троих, краем глаза отмечая, что наёмники бросились назад в камыши. Но по дороге вновь из-под земли вырвалась своеобразная когтистая лапа, и один из людей повис на пиках льда.

Итак, я остался один. Страха не было. Голова работала ясно и чётко.

Рыбоголовые вдруг расступились, и я оказался нос к носу с высоким сутулым водяником. В его жилистых лапах (именно лапах, потому как руками их назвать было трудно) был зажато нечто наподобие совни или бердыша, с необычным видом лезвия.

Кажется, он что-то сказал. Его бульканье, похожее на звук кипящей в котелке воды, было непонятно для моего слуха.

Может он грозился, как все рубаки, мол, смерть тебе, бледно-розовый червяк! Или: сейчас мы посмотрим, как ты обосрёшься!

Драться с этим гигантом оказалось не сложным делом, но побеждать его я не торопился, поскольку в таком случае оставался бы открытым для атаки колдуна. А тот до сих пор ведь находился вне моей досягаемости.

Как бы я не старался, но наступил момент, и водяник свалился вниз, а его голова покатилась по снегу, разбрызгивая в стороны темную кровь.

— И-и… мо-о… ля-я… — услышал я булькающие выкрики стоявших в стороне водяников. Но разобрал только одно слово, хотя и непонятное мне: — Илляр! Илляр!

Они развернулись и бросились бежать прочь.

Ворожея я уже не видел. Скорее всего, он скрылся в зарослях тростника.

Меня вдруг охватил раж. Быстро подобрав отброшенный в сторону лук, я вытянул стрелу и преспокойно стал добивать водяников. Над снегом одна за другой пролетали «молнии», и до спасительных зарослей рогозы никто не добежал.

Некоторое время, я всё ещё стоял с луком наизготовку, поджидая внезапной атаки, но так никто и не появился. Осторожно обойдя место бойни, я приблизился к наколотым на ледяные пики наёмникам. Зрелище было весьма неприятным: «сосульки» некоторых людей практически разорвали напополам.

Среди погибших был и Конев. Войдя в спину, ледяной коготь вынырнул прямо из его рта, разорвав его от уха до уха. Вторая «сосулька» вонзилась в правое бедро, из которого сильнейшей струёй вырывалась ярко-алая кровь.

Я вдруг вспомнил про Смолу. Обернулся и поглядел в ту сторону, где видел его в последний раз.

На снегу чернела человеческая фигура. Я на всякий случай ещё раз огляделся и направился к ней. Чем ближе подходил, тем уже яснее становилась картина.

Глаза Смолы ещё не успели остекленеть от мороза. Лицо сохраняло маску глуповатого удивления от произошедшего. Скорее всего, он так до конца и не понял, что случилось. Почему вдруг его голова упрямо смотрит в небо.

Помню, что в тот момент, когда я глядел на его голову, то в память врезалось лишь одно: малозаметный синяк под его правым глазом — след от моего «знакомства» с ним и его товарищами в избе. И ничего больше.

Шея была перерублена профессионально и, причём, с одного удара. Думаю, что это дело рук того сутулого водяника с его совней. У него единственного было соответствующее оружие, ведь пикой особо не порубишь.

До лодок остальные наёмники не добежали: их тела висели на ледяных шипах, медленно истекая кровью.

Мне показалось, я услышал стон. Прислушался и точно: слева донеслось едва уловимое хриплое дыхание. Раздвинув камыши, я приблизился к двум телам. Единственный, в ком ещё теплилась жизнь, был Дед.

Я присел, оглядывая его раны.

— Све-ерр… помоги…

Ему было ещё недолго. Я вытянул кошкодёр и ловким движением перерезал ему горло.

Вот и всё! Сходили, мать вашу, водяников погонять.

Поход закончился. Надо было возвращаться назад в Молотовку. Правда, без доказательств «победы», мне могли и не поверить. Пришлось вновь вернуться на остров.

6

Лицо Демьяна стало бледным, словно молоко. Он смотрел на меня так, как смотрят на невесть откуда выскочившего дикого зверя, от которого вообще не знаешь, что ожидать. Мой рассказ, а ещё предоставленные «доказательства», ввели его в глубокий ступор. Ему даже есть перехотелось.

Впрочем, подобный же ступор наблюдался и среди иных людей, едва я прибыл к пристани. Рыбаки стояли с выпученными глазами, пялясь то на головы, которые я старательно укладывал в лежащие подле мешки, то на меня. Молчание было гробовым.

Подоспевший Хрипунов с парочкой людишек, приказал класть «доказательства» в сани и тянуть на двор к Молотову. И снова ступор, так что грузить пришлось самому.

А вот Лаура, наоборот, смотрела на меня с таким восторгом, будто я предложил ей выйти замуж, а она этого ждала всю жизнь. Глаза эльфийки, что говорится, заблестели.

— Все-все погибли? — снова повторил свой вопрос Демьян.

— Все. Без исключения.

От голов водяников шёл неприятный запах тухлой рыбы, и это даже не смотря на то, что они сутки пролежали на студёном воздухе.