Бледное солнце Сиверии

Но сегодня он был несколько рассеян, хотя только-только заключил преотличную сделку с одним купцом из Светолесья. И, как полагается, эту сделку чуть обмыли. Но выпили немного, так, чтобы повеселей стало. Но вот беда, то, что казалось таким приятным и радостным каких-то полчаса назад, теперь виделось неким мрачным пятном, яростно терзающим душу.

Почему? Что не так? — вопрошал Ефим, и не находил ответа.

Мысли закружились в водовороте. Думалось о детях, о семье, о проблемах, о братьях, сестрах в Новограде. Потом мысли спутались и заскакали зайцами, вызывая то одно неприятное воспоминание, то другое. Ефим даже не заметил, что уже перестал зачерпывать ложкой из тарелки, купленной на ярмарке в Умойре (тамошний фарфор да в купе с росписью в велико-постоловском стиле — это нечто; не у всех в столице подобную посуду найдёшь), и сидит с остекленевшим взглядом пустых глаз.

— Тятя, а если ты умрёшь? — сей простой вопрос прорвал туман рассуждений, ввалившись в разум, подобно упавшему на дно реки камню.

— Что? — переспросил Ефим, поднимая взгляд на самую младшенькую Олечку.

— Тятя, ты ведь умрёшь тоже? — спросила она.

К чему сей вопрос? — не понял Ефим.

Он пропустил весь вечерний разговор, в котором, оказывается, вскользь упомянули, что вчера помер Митрофан.

— Придёт время… — начал отвечать Ефим. — А что?

— Грустно будет.

— Кому грустно?

— Мне… Нам будет грустно без тебя, — отвечала Олечка.

Четыре года, а была посмышлёней остальных в её возрасте.

— Глупости… Ты всё быстро забудешь, — ответил Ефим, вдруг осознавая, что говорит-то он о себе.

Ведь это он забыл и отца, и мать.

Когда же я о них поминал? В прошлом году? В позапрошлом? — вспомнить, никак не удавалось.

— Почему? Не надо умирать… это плохо.

Ефим резко встал, чувствуя, что алкоголь заполз в разум и вот-вот прошибёт слезу.

Вся семья замерла, глядя на отца, который вдруг густо покраснел. А глаза его словно остекленели.

Смерть, это плохо, — мелькнуло в голове. Смерть это небытие. Тьма чистилища. Там нет чувств. Нет ничего… Одни лишь Искры, ждущие возврата в Сарнаут…

Ефим посмотрел то на меня, то на наёмника, а потом пространно заметил:

— Ну да, ну да… Ладно, Сверр, ты иди, мне тут поговорить надо…

И я вышел вон.

Сердце предательски стучалось в груди, отдавая в ушах тугим звоном.

Ну, вот теперь-то, многое и становилось понятым. Скорее всего, у Ефима просто не было выхода, раз он мне открылся. Лишь бы потом назад не стал отматывать. Сдаст тогда и пиши пропало.

А ведь Стояна меня предупреждала. А ты, Бор, в сны не веришь. Так то оно!

На дворе стояли всё те же наёмнички, хмуро поглядывающие на меня. Я прошествовал мимо и направился к семье Глазастиков.

11

Матушки были взволнованы. Они крутились у полок, что-то разыскивая. Дед уже проснулся и сейчас сидел на скамье.

— Тебя, Бор, приглашают к себе старейшины, — несколько печально сказали матушки.

— Что-то случилось?

— Нет, просто дань вежливости.

— Почётный гость? — чуть улыбнулся я.

— Да. Нам известно про Тона Ветродуя и, кроме того… кроме того, послы Сивые говорили, что ты благородный человек.

— Нужна помощь? — прямо спросил я.

— Наверняка понадобится. Отправляйся к юго-западной стене к Дому старейшины. Тебя там ждут…

— Постой, — подал голос дед. — Позволь совет: с Задумчивыми будь учтив. Это может… помочь.

Я кивнул, ещё не всё понимая, и пошёл в указанном направлении.

Дом старейшины, Элдерхайм, поразил меня своими размерами. Даже по людским меркам это здание было весьма большим.

Он не был окрашен, как все остальные дома, в лазуревый цвет, но имел одну весьма примечательную особенность: те столбики, на которых держалась платформа дома, были выполнены в виде громадных фигур, словно на себе поддерживающих здание.

Справа и слева от входа стояли длиннобородые и длинноусые старцы с голубоватыми глазами. Одетые в капюшоны, они были людьми, а не гибберлингами. А во лбу у старцев торчало нечто сильно смахивающее на третий глаз, как у ворожеев водяников. Суровый взгляд на их лицах, казалось, проникал в саму душу.

Дальше шла злобная фигура то ли тролля, то ли орка. На оскалившей здоровенные зубы голове у него высился рогатый шлем. Матёрые кулачища сжимали круглый диск щита.

Следом за фигуркой «воина» шла фигурка бородатого и весьма носатого «гоблина». На его плечи и голову будто набросили шкуру какого-то зверя (из-за снега, припорошившего всё вокруг, трудно было определить его породу). Руки сей безусый гоблин сложил по большой важности на груди.

Последние две фигуры постоянно чередовались друг с другом. В общей сложности я насчитал четыре «воина» и четыре «гоблина». Ну и прибавьте к этому двух «старцев» подле входа.

Кто это и что это — оставалось непонятным.

Элдерхайм состоял из двух круглых частей разного размера. Та, что поменьше, типа сеней, смотрела точно на север. На входе в неё занавесей-шкур не было.

Внутри у самого входа в жилище были ещё две вырезанные деревянные фигурки. Внешне они походили на одетых в тугие куртки с обтягивающими капюшонами на голове старичков, воздевавших руки кверху в своеобразном приветствии. Всё бы ничего, но уж слишком тесны были одежды для этих фигурок, и это не могло не вызвать улыбку.

Сразу у внешнего входа в «сени» справа виднелись всё те же охранные щиты-обереги на шестах, слева — деревянная рыба.

Меня проводили дальше: за откинутым пологом начинался и был Элдерхайм. Огромная высокая зала, в которой стоял устойчивый запах каких-то приятных благовоний, с лёгкими нотками хвои. Внутреннее убранство блистало своеобразным лоском, от всего веяло степенностью и неимоверной важностью. Правда этот лоск несколько «разбавлялся» наличием гигантских бочек вдоль стен (судя по всему, с элем), полками с плетёными корзинами и железными котлами. Но это нисколько не преуменьшало нахлынувшей торжественности и величавости.

Стены снизу были сложены из камня, а выше уже из дерева. По всему периметру под потолком висели на регулируемых цепях плоские котелки светильников, внутри которых горело масло. Прямо в центре стоял громадный медный чан с углями, обогревающий довольно прохладное помещение залы. Судя по всему, отапливали тут тем чёрным углём, вошедшим в моду в столице.

Я обошёл чан и очутился возле лежащей на полу дивной шкуры непонятного мне животного. Больше всего поразил его размер. Если я правильно рассудил, то ростом сей зверь был с хорошего тролля. А его голову увенчивали мощные закрученные спиралью рога, наподобие тех, которые я видел у фигурок «воинов» снаружи здания.