Блеск и будни

— Да, я сразу же уеду, — ответил Гавриил со слезами на глазах. — Но теперь я понял, какое у меня было прошлое. И знаете что? Несмотря на всю мерзость случившегося, в этом есть и свой смысл. Потому что мы, пережившие все это в Америке, не из тех, у кого кишка тонка.

— Аминь, — дружно откликнулись остальные.

— Просто не верится, — заметила Лиза два дня спустя в разговоре с Отто Шенбергом. Она смывала свой грим в артистической комнате театре «Эмпайр», где проходили репетиции пьесы «Она уступает, чтобы победить». — Да, действительно, не могу поверить в это, — продолжала она. — Пинеас Уитни оказался сумасшедшим! Пытаться заживо зажарить Гавриила — чудовищно! Слава Господу, что Уитни погиб. Он больше многих других заслуживал смерти.

— А Гавриил уже в Нью-Йорке? — спросил банкир.

— Да. Он обедал у меня недавно. Гавриил чуть ли не со слезами рассказывал обо всем этом. Он все же рад, что съездил в Виргинию. По крайней мере, теперь он узнал о своем происхождении.

— Что же он будет теперь делать?

— Говорит, что уедет обратно в Европу, потому что здесь он может выступать только в негритянских кварталах. Ах, Отто, разве это не преступление, что такой талантливый человек, как Гавриил, не может снять для своего концерта даже пивной бар, потому что он черный! Можно было думать, что после стольких страданий во время войны обстановка начнет понемногу меняться. Но Лиля рассказывает мне, что в Нью-Йорке распространены такие же предрассудки, как и на Юге.

Отто немного поразмыслил, не сводя своих глаз с Лизы. Потом поднялся.

— Музыкальная академия просила меня сделать пожертвование на благоустройство концертного зала. И как вы знаете, я уже пожертвовал значительную сумму филармонии Нью-Йорка. Возможно, мне удастся организовать первое выступление Гавриила в Нью-Йорке.

Лиза отложила в сторону салфетки и повернулась к нему. Она вся просияла.

— Отто! — воскликнула она. — Если вы устроите это, то сделаете меня самой счастливой женщиной на свете. Вы знаете, что Гавриил для меня почти как сын. Если ему удастся сыграть в Нью-Йорке!.. — Вскочив, она подбежала к нему и, обняв его за шею, расцеловала. — О, милый человек! Устроите ли вы это?

Отто слегка покраснел.

— Вы оставили следы помады на мне…

— Сейчас сотру. — Она бросилась к своему туалетному столику. — Во сколько это обойдется?

— Они намекают на шестизначную цифру.

— И это стоит того — до последнего цента. Пожалуйста, скажите, что вы это устроите.

Она торопливо стерла краску с его щеки. На суровом лице банкира неожиданно появилась улыбка.

— Завтра утром я переговорю с комитетом, — пообещал он.

Лиза опять поцеловала его, еще больше испачкав его лицо гримом.

* * *

Через неделю у парадных дверей музыкальной академии на Четырнадцатой улице собралась толпа. Собравшиеся там, все белые граждане, держали в руках плакаты с коряво написанными словами. «Не позволим выступать черномазым!», «Театры только для белых!», «Негритянские концерты, ДА! Черных пианистов НЕ НАДО» — скандировали они и ходили по овальному кругу перед парадным входом в освещенной газовыми фонарями концертный зал, перед дверьми которого висели огромные афиши, извещавшие:

Великий американский виртуоз

ГАВРИИЛ КАВАНА

Выступит 3 марта 1868 года

8.30 вечера

с гастролирующим дирижером Нью-йоркской филармонии

Гансом фон Бюлоу

В ПРОГРАММЕ:

Первый концерт… Листа

Пятый концерт… Бетховена

Стоимость билета: 2 доллара

Когда Лиза и Отто подъехали на экипаже, она ахнула, увидев толпу.

— Это превосходит все мои опасения, — воскликнула она.

— Нас предупреждали.

Толпа начала освистывать вышедшую из кареты Лизу. Она вместе с Отто торопливо юркнула в концертный зал, где контролер провел их по проходу на их места.

Далеко не все кресла в зале оказались занятыми. Но когда ослабили яркость осветительных огней, она с облегчением увидела, что пришло не менее ста любителей музыки, среди них музыкальные критики трех центральных газет.

На сцену вышли оркестранты и расселись по своим местам за большим черным роялем «Стейнвей».

Гавриил стоял за кулисами в ожидании своего выхода, вытирая с лица пот. Гастролирующий дирижер Ганс фон Бюлоу, зять Листа, — его перетянул на свою сторону Вагнер, — который пытался забыть все дрязги во время своего американского турне, похлопал его по плечу.

— Не волнуйтесь, — подбодрил его немецкий маэстро. — Ваш сегодняшний концерт войдет в историю.

— Может быть, — пробормотал Гавриил.

Фон Бюлоу вышел на сцену и поклонился вежливо зааплодировавшей публике. Потом он встал на возвышение.

Гавриил глубоко вдохнул и тоже вышел на сцену. Его встретила абсолютная тишина, когда он подошел к роялю и поклонился. Он сел, расправив фалды своего фрака. Посмотрел на фон Бюлоу и кивнул. Маэстро поднял дирижерскую палочку. Драматические звуки увертюры к концерту заполнили зал.

Гавриил смотрел на клавиатуру, думая о своем убитом отце, о погибших до него поколениях рабов, незаметных личностей в мучительной истории, чьих имен он никогда не узнает. Он думал о Пинеасе Тюрлоу Уитни и о Захе. Вдруг его охватила злость.

Когда закончились такты увертюры, сыгранной оркестром, зазвучали мощные аккорды Гавриила на рояле, полились захватывающие пассажи нарастающих октав.

Лиза, сидевшая в третьем ряду, сжала руку Отто.

Когда концерт подошел к волнующему завершению, опять воцарилась тишина. Весь вспотевший Гавриил поднялся. Он знал, что сыграл великолепно. Посмотрел на зал.

Лиза вскочила со своего места.

— Браво! — крикнула она и начала хлопать. К ней присоединился Отто.

И вдруг прорвалось. Захлопали и другие присутствующие. Раздалось несколько свистков, но они утонули в возгласах «Браво!» Гавриил не совсем уверенно поклонился. Но он мог уже не сомневаться в успехе. Это выступление стало его триумфом.

Этот вечер стал историческим для Гавриила Кавана.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Театральное обозрение в «Нью-Йорк геральд»,5 марта 1868 года:

«Вчера вечером в театре «Эмпайр» выступила в новой постановке пьесы Оливера Голдсмита «Она уступает, чтобы победить» известная английская красавица миссис Синклер. На мою долю выпала печальная обязанность сообщить, что миссис Синклер не завоевала симпатий критика. На миссис Синклер необычайно приятно смотреть, но роль она исполняла деревянно, говорила невпопад. Однако — таковы капризы театральной жизни — зал наградил ее овацией. Похоже, что на небосводе Бродвея появилась теперь новая звезда. По слухам из театральных кругов, эту звезду вознес какой-то ангел с Уолл-стрита».