Блеск клинка
Шрифт:
— Пьер прекрасен, — сказала Мария.
— Прежде чем барон женился, его ни в чем особенном не подозревали. Он сам был просто мальчиком. После его свадьбы исчезновений было сравнительно немного. Но два года назад Катерина Туаре, его жена, оставила его; с тех пор похищения детей удвоились и еще раз удвоились. Мне сказали, что теперь все родители в его имении живут в смертельном ужасе.
— Зачем он похищает детей? — спросил Хью.
— Мой знакомый священник, — ответил Изамбар, — который является также прекрасным хирургом, имел возможность посетить барона год назад. Как вы знаете, де Рец — щедрый покровитель искусств, при его поддержке были осуществлены постановки многих мистерий с большой пользой для Церкви. Во время их беседы о мистерии, когда они искали
— Я знаю, что он художник, — заметил Хью.
— Он также переплетает книги, Хью. Он изысканный любитель искусств. Переплет был изготовлен из необычайно мягкого, прозрачного материала с утонченной структурой. Материал был так прелестен, — продолжал он, — что мой ученый друг (не забывайте, что он не только священник, но и хирург) пришел к выводу, что ни одно животное не имеет такой кожи.
— Боже милостивый! — прошептала Мария.
— По его мнению, — продолжал Изамбар, — только кожа маленького ребенка может обеспечить такое качество.
— Свят, свят! — пробормотал Хью. — Вы уверены? Кто может совершать такие зверские поступки?
— Многие из нас, священников, сталкиваются как с благородством людей, так и с их вырождением. Во время исповеди душа обнажается перед священником или, по крайней мере, должна обнажаться, и было бы странно, если бы мы не научились до тонкостей разбираться в душе человека; хотя, разумеется, я никогда не нарушу тайну исповеди. Я лишь заверяю вас, что мне дано в этом мире знать столь подлых людей, что без сомнения в них вселился Дьявол. Некоторые люди убивают, так как им приятно наблюдать страдания. Возможно, один из них переплетает книги в кожу убитых детей.
— Святая милосердная Матерь Божия! — воскликнула Мария. У Хью тошнота подступила к горлу.
— Слухи ходят среди крестьян многие годы, — продолжал Изамбар, — и время от времени осязаемые факты, например, переплет из необычной кожи, становятся известны людям, заслуживающим доверия. Но нет ничего достаточно существенного, что могло бы послужить основой для обвинения, да и не каждый решится предъявить обвинение большому патриоту и маршалу Франции. Но кроме всего прочего, — и здесь в голубых глазах священника появился холодный блеск стали, — недавно появились некоторые доказательства того, что де Рец занимается черной магией и святотатством. В любом случае, — заключил он, — я уверен, что вы поступите мудро, не позволив барону увидеть Пьера. На самом деле, — добавил он с улыбкой, — мне кажется, что я уже во второй раз устраняю мальчика с пути барона.
— Вы ввели его в нашу жизнь, — сказал Хью, — и, может быть, теперь вы хотите забрать его у нас?
— Нет, это будет лишь небольшое путешествие, — промолвил Изамбар. — Может быть, в Париж. Я даже могу устроить ему небольшое поручение. Здесь в городе живет богатая вдова, она дала обет ставить множество свечей за своего мужа, который был большим и закоренелым грешником и которому это несомненно принесет пользу. Добрая леди считает, что особенно эффективны свечи из церкви Сент-Шапель в Париже. Конечно, это ерунда, но раз она искренне верит в это, возможно, они действительно самые лучшие. Во всяком случае, они сделают ее молитвы более усердными, а это важнее всего. Я обещал доставить ей свечи и должен теперь выполнить свое обещание. Я думаю, Пьер может привезти их.
— А не лучше ли отправить Пьера сегодня вечером? — предложила Мария.
Изамбар подумал немного:
— Ворота уже закрыты. Конечно, почти каждый может добиться, чтобы их открыли, но если Хью попросит об этом, ему придется заплатить взятку, если же я попрошу, пойдут всякие разговоры. Насколько я знаю характер барона, а я думаю, что он мне известен, он появится не ранее полудня. У нас еще масса времени. Могу я видеть юношу?
— Конечно, — ответила Мария, — но он спит.
— Я не стану будить его.
Они на цыпочках подошли к кровати Пьера. Он крепко спал и с удовольствием похрапывал под шкурой леопарда, которую Абдул давно отдал ему, сказав, что он на старости
лет не нуждается в таком тяжелом одеяле. Хью держал лампу над головой. Ноги Пьера торчали из-под шкуры, плечи заметно раздались вширь.— Он уже почти мужчина, — прошептал Изамбар и нежно перекрестил его перед уходом.
В ту же ночь Изамбар написал письмо Августу де Л’Айл-Адаму, священнику их ордена в Париже, служившему в Сент-Шапель. Он объяснил благочестивую цель визита Пьера и просил своего коллегу принять часть благотворительного взноса вдовы. Ее взнос значительно превышал стоимость свечей, и он молился, чтобы остаток был направлен на милосердные дела по усмотрению его коллеги. Таким образом, взнос поможет многим душам, не уменьшая помощи душе, для которой он предназначен. «Какое счастье, — писал он на выразительном латинском языке, — что мы можем в дополнение к деяниям власти, приумножающей земные блага, умножить благодеяния за счет пожертвований верующих». Он свернул пергамент и запечатал его в маленький цилиндр, изготовленный из рога, на случай, если Пьер промокнет. Он подумал, как хорошо для мира, что благотворные последствия одной искренней молитвы или одного доброго дела могут шириться и приумножаться. Если бы не это, на что могли бы рассчитывать в загробном мире люди, подобные барону?
Клемент принес запечатанное письмо в мастерскую и вместе с Марией, Абдулом и Хью начал собирать вещи, необходимые для путешествия Пьера.
Мария достала совершенно новое льняное белье, воскресные штаны Пьера из тонкой мягкой шерсти и новые туфли, которые в обычных обстоятельствах он получил бы только после того, как старые совершенно развалятся, а также широкополую шляпу, которую он ненавидел, но которая хорошо защищала от солнца. Она также отобрала несколько жирных колбас и два больших ломтя хлеба, кусок вкусного сала, которое не таяло как масло, копченого сазана и бутыль крепкого сладкого вина. Абдул решил, что Пьер должен быть вооружен и принес маленькую саблю, которая была спрятана в короткий посох из необработанного дерева — чрезвычайно опасное тайное оружие. Он положил также на растущую стопку необходимых вещей свой собственный кинжал, украшенный драгоценными камнями, очень древний и ценный, бритву и зеркало Пьера.
Хью взглянул на стопку и заметил, что Пьер отправляется всего лишь в Париж, а не в крестовый поход, и незачем отягощать его такой горой вещей, особенно еды. Поэтому большая часть еды снова оказалась на кухне, а вместо нее Хью добавил тонкий, вводящий в заблуждение кошелек, который можно было видеть, и толстый пояс с деньгами, который не был виден.
— На пути много гостиниц, — заметил он, — и дорога безопасна.
Бритву оставили среди нужных вещей, а кинжал, который мог привлечь взгляд вора, и зеркало, без которого Пьер мог обойтись при бритье, отложили.
Ранним утром к своему великому удивлению Пьер узнал, что он должен одеть воскресное платье и приготовиться к пешему путешествию в одиночестве в Париж. Его известили о миссии, она представлялась достаточно серьезной, и он никак не связал ее с бароном, хотя его насторожили беспокойное выражение приемного отца и необычно нервное поведение Марии, которая все время прерывала свою речь словами: «О чем это я?»
Пьера привлекала мысль провести несколько недель вдали от дома. Его бритва, замаскированная сабля и значительная сумма денег характеризовали его как мужчину, а письмо в запечатанном роге придавало благочестивую важность его заданию.
— Что касается пути, — сказал Хью, — в Париж ведут много дорог. Любой подскажет тебе. Но если ты вдруг заблудишься, тебе нужно просто найти реку и дорогу, идущую вдоль берега. Иди против течения и ты в конце концов окажешься в Париже. Коротким путем ты придешь туда за неделю. Вдоль реки это, конечно, потребует больше времени.
Вставало солнце, чистое, красное, предвещающее сухой, не по сезону жаркий день, когда Пьер покинул дом оружейника, нагруженный благословениями, деньгами, острой сталью и колбасами, потому что вся отложенная провизия была тайком засунута обратно в мешок, который висел у него на плечах.