Блестящая девочка (Том 2)

Флер повесила трубку, но телефон снова зазвонил. Одного из "родстеров" поймали на наркотиках. На этот раз она уже приготовилась к крику Стю, и он заорал, а когда унялся, она все равно спросила, что такое "родстер".

– Бога ради! Неужели ты не знаешь? Так называют тех, кто занимается оборудованием. Они устанавливают все эти железяки, черт побери!
– Он схватил куртку.
– Оставайся здесь, пока я не вытащу его.

Он швырнул ей другую папку.

– Расписание и все встречи указаны. Пропуска для особо важных гостей надо проштамповать. Позвони в Мюнхен и убедись, что там позаботились о транспорте из аэропорта. В последний раз нам не хватило лимузинов. Проверь чартер из Рима.

– Все еще давая указания, Стю вылетел за дверь.

Флер еще восемь раз поговорила по телефону, полчаса занималась аэропортами, прежде чем заметила, что она до сих пор в пальто. Перед уходом Паркер Дэйтон самодовольно улыбнулся и спросил:

– Как, еще не надоело?

Она тоже улыбнулась и сказала, что ей ужасно нравится.

Но как только дверь за ним закрылась, Флер повалилась в кресло. Надо продержаться три дня. Стю говорил, что Паркер через три дня уедет в Нью-Йорк, и тогда ей не придется выслушивать "я же тебе говорил", когда она соберется уходить. Три дня - это ничто. Она продержится.

Появился Питер Забель, ведущий гитарист "Неон Линкс".

Хотя Флер не была знакома с ним, она узнала его. Между телефонными звонками она успела просмотреть проспект группы и запомнила имена и лица. Забелю, невысокому, плотному, с кудрявыми черными волосами до плеч, были слегка за двадцать. В правом ухе болтались две серьги. Одна с огромным бриллиантом, а другая в виде длинного белого пера. Он попросил ее соединиться с его брокером в Нью-Йорке. Забель волновался о медных акциях.

Поговорив по телефону, он откинулся на диване и водрузил ноги на кофейный столик. Туфли на трехдюймовых каблуках были фирмы "Лусит", с выбитыми золотыми рыбками.

– Я единственный в группе, кто думает о будущем, - вдруг заявил он. Другие считают, что кайф будет продолжаться вечно.

Но такого не бывает.

– Может, это и не вредно.
– Флер взяла пропуска и принялась их штамповать.

– Да, черт побери, не вредно. А кстати, как тебя зовут?

– Флер.

– Что-то ты мне кажешься знакомой.

На этот раз она шлепнула печатью сильнее, чем надо. Кого она собирается обмануть? Три дня покажутся ей вечностью.

Питер встал, направился к двери, остановился и повернулся к ней:

– Я знаю, где я тебя видел. Ты была моделью или чем-то в этом роде. У моего младшего брата в комнате висел постер. На нем ты в фильме, который я видел во Вьетнаме. Флер... Как-то...

Она поколебалась.

– Флер Савагар.

– Ага, правильно.

Она заметила, что он ничуть не потрясен.

Он потянул себя за белое перо.

– Слушай, надеюсь, ты не против, если я тебе скажу? Если бы ты вовремя подсуетилась насчет ценных бумаг, у тебя было бы на что жить, когда тебя пиханули.

– Учту на будущее, - совершенно серьезно ответила Флер.

Дверь закрылась, и она поняла, что улыбается. Впервые за много дней. В таком окружении Блестящая Девочка - уже вчерашняя новость. Она откинулась в кресле и задумалась. У нее возникло приятное ощущение: словно в комнате стало больше воздуха и она могла наконец свободно дышать.

Гастроли открывались в тот вечер на спортивной арене в северной части Вены, и как только Стю вернулся с "родстером", у Флер не осталось ни минуты на размышления. Что в общем-то было хорошо. Сначала обнаружилась путаница с билетами, потом надо было за час обзвонить всех членов группы, спуститься вниз пораньше и проверить транспорт, позаботиться о чаевых, второй раз обзвонить по телефону всех членов группы и предупредить, что лимузины ждут. Стю кричал на нее по любому поводу, но он орал абсолютно на всех, кроме членов группы, и Флер старалась не обращать на это внимания. Она уловила два основных правила, которых надо придерживаться: обеспечивать комфорт группе и все заранее проверить дважды.

Когда члены группы "Неон Линкс" вышли в вестибюль, Флер узнала всех. С Питером Забелем она была уже знакома. Кайла Лайта, бас-гитару, было трудно с кем-либо перепутать. У него были негустые светлые волосы, мертвые глаза и изможденный вид. Фрэнк Ляпорт, ударник, с вызывающей рыжей шевелюрой, спустился с банкой пива "Будвейзер" в руке. Саймон Кэйл, клавишник, казался самым свирепым на вид мужчиной из всех, которых ей доводилось видеть. Голова побрита и смазана маслом, на мощной груди болтались серебряные цепи, а на ремне у пояса висело что-то вроде мачете.

– Где этот чертов Барри?
– спросил Стю.
– Флер, отправляйся наверх и доставь этого стервеца сюда. Смотри не разволнуй его.

Флер нехотя пошла к лифту, чтобы найти солиста Барри Ноя.

В проспекте он был назван новым Миком Джаггером. Ему двадцать четыре, на снимках он изображен с распущенными волосами песочного цвета или с хвостом. Из обрывков разговоров Флер поняла, что Барри - трудный случай. Она старалась не думать, что бы это могло значить.

Она постучала в дверь его комнаты, но ответа не последовало, и она нажала ручку. Дверь открылась.

– Барри!

Он растянулся на диване, закрыл рукой глаза, конец хвоста свисал прямо на ковер. Он был в таких же атласных брюках, как и все, но с одним отличием: в паху у него блестела красная звезда.

– Барри! Стю послал меня за тобой. Мы выезжаем.

– - Я сегодня не могу.

– Причина?

– У меня депрессия.
– Он протяжно вздохнул.
– Клянусь, никогда в жизни у меня не было такой депрессии. А когда у меня депрессия, я не могу петь.

Флер посмотрела на часы. Это были золотые мужские часы "Ролекс", которые Стю дал ей для работы. У нее оставалось пять минут. Пять минут и два с половиной дня.

– Может, ты скажешь мне, из-за чего у тебя депрессия?

Тут он впервые посмотрел на нее.

– А ты кто такая?

– Флер. Новая гастрольная секретарша.

– А, да, Питер говорил. Ты была в свое время большой кинозвездой или что-то в этом роде.
– Он снова закрыл рукой глаза.
– Жизнь дерьмо. Гадость. Я могу получить любую женщину, которую захочу. Но эта сучка Кисеи обвела меня вокруг пальца.

Клянусь, я звонил сегодня в Нью-Йорк сто раз. Но я или не дозваниваюсь, или она не подходит к телефону.

– Может, она вышла.

– Да. Она вышла. Да. С каким-нибудь жеребцом.

У нее четыре минуты.

– Барри, ты действительно думаешь, что женщина в здравом уме пойдет с другим, если у нее есть ты?
– Черт побери, конечно, пойдет. Любая женщина в здравом уме уйдет хоть с кенгуру, только бы подальше от тебя.
– Держу пари, тебе просто не везло. Часовые пояса такие разные. Почему бы тебе не попытаться позвонить ей после концерта? Тогда в Нью-Йорке будет раннее утро, и ты наверняка до нее дозвонишься.