Блицфриз
Шрифт:
Какой-то фельдфебель бросается на Порту и моментально оказывается с перерезанным горлом.
Мы стоим на краю траншеи, держа наготове гранаты и автоматы.
— Ложись! Руки на затылок! — кричит Старик. — Иначе вы покойники!
Все в траншее ложатся.
— И с такими вояками мы собираемся выиграть войну, — говорит Старик, в отчаянии покачивая головой. — Кто сказал, что немцы замечательные солдаты? Храни нас Бог!
Вскоре появляется оберст Хинка с группой офицеров. Поздравляет нас с возвращением, едва не обнимает Порту и молча выслушивает наш доклад.
По кругу идут сигареты и водка.
— Вы до смерти перепугали личный состав
— Они были в русской форме и не могли назвать пароля, — оправдывается покрасневший лейтенантик.
— Ты ожидал, что они вернутся в парадных мундирах, с пропуском в расщепленном конце трости? — кричит Хинка.
— Я думал…
— Придется объяснять, что ты думал, — отвечает Хинка, резко поворачиваясь.
— Ублюдок! — шипит Порта и плюет под ноги лейтенантика. Тот пытается что-то сказать.
— Одно только слово… — рычит Порта, занося приклад автомата. — Одно только слово, и я размозжу тебе башку.
Мы хороним Василия на холмике, с которого видны силуэты московских башен. Один бранденбуржец играет похоронный марш. Автомат и кривой нож мы кладем в могилу. Только женщины уходят к великому Кун-цзы безоружными.
Вечером мы возвращаемся в Двадцать седьмой танковый полк. Главный механик пятой роты Вольф, видя Порту живым, не верит своим глазам.
— Порази меня Бог! — кричит он. — А я поставил по тебе три свечки на полевом алтаре!
Вольф так потрясен, что приглашает нас на жареного кабана. Мы наедаемся до отвала. Весь следующий день мы сидим в сортире и играем в кости. Нам даже приносят туда еду. Подниматься нет смысла. Через нас все пролетает. Должно быть, тот кабан был больным. Может, поэтому Вольф и пригласил нас на ужин.
ГЕНЕРАЛЫ ДАЮТ ДЕРУ
Изменники должны быть ликвидированы, их дети тоже; от них не должно оставаться ничего, ничего совершенно.
В начале четвертого утра 11 января 1942 года двое в длинных кожаных пальто и черных касках продолжительно, нетерпеливо позвонили в дверь квартиры на набережной адмирала фон Тирпица, напротив Потсдамского моста. Не получив ответа, принялись стучать кулаками по дубовым панелям высокой двери.
— Что вам нужно? Герр генерал давно лег спать. Что это за хулиганство? Я регирунгсрат [102] доктор Эсмер. Могу уверить вас, что завтра будет подана жалоба!
— Пошел вон! — прорычал один из людей в черных касках. — А то и сам пострадаешь!
Тут регирунгсрат разглядел эмблемы СС. Съежился и быстро скрылся в своей квартире. В сомнительной безопасности супружеской постели жена яростно напустилась на него.
102
Звание криминальной полиции и гестапо, соответствует чину майора.
– Примеч. ред.
На другой день регирунгсрат сказался больным и поехал восстанавливать силы в Бад-Гаштейн.
Дверь генеральской квартиры открыл слуга.
— Мы хотим побеседовать с генералом Штелем, — рявкнул один из офицеров СС, грубо оттолкнув слугу в сторону.
— Господа! — жалобно промямлил слуга.
— Заткнись! — ответил гауптштурмфюрер Эрнст.
Слуга рухнул в кресло и с разинутым ртом проводил взглядом двух высоких, подтянутых офицеров, вошедших, не постучав, в генеральский кабинет. За двадцать лет его службы генералу никто не осмеливался так поступать. Генерал был аристократом и строго придерживался правил этикета.
— Вы генерал-лейтенант Штель? — с каменным лицам спросил штурмбаннфюрер СС Лехнер.
— Да, — ответил пораженный генерал, медленно поднимаясь из-за письменного стола.
— Фюрер приговорил вас к смерти за неисполнение долга и нарушение приказаний! Вы, не получив разрешения, приказали своей дивизии отступить.
— Вы сошли с ума, приятель? — спросил генерал, и тут быстро раздались один за другим четыре выстрела.
Квартиру огласил пронзительный вопль. В кабинет вбежала фрау Штель и в отчаянии бросилась на тело мужа.
— Эта свинья еще жива, — сказал гауптштурмфюрер и оторвал женщину от умирающего генерала.
Приподняв голову генерала за волосы, он приставил дуло пистолета ему к затылку. Глухо раздались два выстрела.
Лицо Штеля раскололось, будто стеклянное Мозги и кровь забрызгали рисунки его детей. Тело дернулось.
— Мертв! — грубо констатировал гауптштурмфюpep, засовывая «вальтер» в кобуру.
— Хайль Гитлер!
Эсэсовцы отсалютовали вскинутыми руками и неторопливо вышли из квартиры. На улице их ждал черный «мерседес» с унтершарфюрером за рулем.
— Куда теперь? — спросил штурмбаннфюрер, откидываясь на мягкую спинку сиденья.
— В Далем, — проворчал гауптштурмфюрер.
Черный «мерседес» быстро поехал вдоль Ландвер-канала.
Протяжный, угрожающий грохот с русских позиций пробуждает нас от беспокойного сна.
— Mille diables [103] , — выкрикивает Легионер. — Что это?
— Сотни батарей ведут огонь! — отвечает Старик и нервозно прислушивается.
— Кто говорил, что с Иваном покончено? — бормочет Порта.
— Сколько у Ивана боеприпасов, — говорит Малыш. — Надеюсь, он не начнет большого наступления. А на это очень похоже.
— Этот дождь пойдет нам прямо на головы, — говорит с дурным предчувствием Барселона.
103
Тысяча чертей (фр.).
– Примеч. пер.