Блин и клад Наполеона

Ба, да это же дореволюционные орлы! В ящиках товары, припрятанные в семнадцатом году прадедушкой Разгильдяя!

Ящики громоздились до потолка. За много десятилетий они просели под собственной тяжестью; кое-где доски еле держались. Блинков-младший оторвал одну, посыпались гнилые опилки. Он просунул руку поглубже, и вдруг ящик словно взорвался! Со всех сторон из него полезли крысы. Одна, ошалев от неожиданности, бросилась Митьке на грудь. Неизвестно, кто больше испугался, но победил сыщик: стряхнул негодяйку и пнул пластмассовым роликовым башмаком.

Что же это за «стекло» такое? Оторвав еще одну доску, Митек добрался до содержимого ящика: что-то вроде ваз, только без дна. Он покрутил «вазу» так и этак и, наконец, сообразил: стекло для керосиновой лампы.

Где накатом, где шагом по раскисшей земле Блинков-младший передвигался среди ящиков, бочонков, сгнивших мешков и рогожных кулей. Многие были открыты – видимо, купец первой гильдии осматривал прадедушкино наследство. В годы разрухи оно сделало бы счастливой не одну семью, а сейчас годилось в лучшем случае на металлолом. Заржавевшие спекшиеся гвозди, рассыпающиеся в труху штуки материи, железки, похожие на огромные кривые топоры (Блинков-младший решил, что это лемеха для плугов, но не был уверен).

Желтоватый свет фонарика стал мешаться с дневным. Блинков-младший поднял глаза и далеко вверху увидел небо. Щель была узкой и мраморно светилась по краям. Снег! Пробиться через него, а там… Он полез на ящики. Подгнившие доски отрывались, под ногти впивались занозы.

Треск, стук – тра-та-та-та-та! Из-под оторванной доски посыпались пуговицы, тысячи латунных позеленевших пуговиц. Ящик перекосился, и другие, лежавшие на нем сверху, поползли на Блинкова-младшего!

Он застыл, боясь шелохнуться. Движение остановилось, только пуговицы продолжали выкатываться по одной. Стук, стук, стук по доскам – как из плохо завернутого крана. В грудь Блинкову-младшему упирался окованный ржавой жестью угол ящика, на нем стояли еще три. Они угрожающе кренились. На глазах у Митьки разбухшая от сырости гнилая доска стала медленно отрываться вместе с державшими ее гвоздями. Желто-зеленые пуговицы таращились из щели. Как только доска оторвется еще на полсантиметра, пуговицы посыплются, ящики просядут, и верхние упадут на Митьку.

До земли было метра два. Спрыгнуть? Ящики все равно упадут, только быстрее и не три верхних, а весь штабель.

Невесело погибнуть в расцвете лет, раздавленным пуговицами! За что хоть боролись? Митек пригляделся к мерцавшей в вышине светлой щели и понял, что рисковал зря. Над проломом лежала рухнувшая плашмя стена с полностью сохранившимся окошком. Эти окошки он видел – узкие, голову не просунешь. И стены видел тоже: толще двух метров.

Он посмотрел по сторонам. Рядом были два штабеля, казавшиеся надежными. Будь он в кроссовках, ничего не стоило бы перепрыгнуть на них. Но когда на ногах ролики, и ты еле цепляешься краями подошв…

Все равно падать, решил Блинков-младший и по-обезьяньи, на одних руках, перепрыгнул на соседний штабель. Ящики накренились и пошли, пошли заваливаться, а Митек уже перепрыгнул на другие, в сторону и ниже, потом еще и еще.

Грохот поднялся неимоверный! Гнилые ящики лопались, выпуская содержимое, штабеля обрушивались. Митек прыгал, бежал, снова вскакивал повыше, потому что ящики норовили отдавить ноги. Ошалевшие крысы с писком метались по своему гибнущему царству. Вдали вспыхнула дудаковская хрустальная люстра, осветив обстановку обычной городской комнаты: две постели, телевизор и прочее. Только у комнаты не было одной стены и окон. Это было похоже на театральную декорацию, когда смотришь из темного зрительного зала.

– Что?! Где?!! – спросонок орал корреспондент «ЖЭ».

Разгоняя крыс, Блинков-младший отъехал подальше от продолжавшего рушиться наследства купцов Синеносовых и крикнул:

– Все в порядке, Игорь! Это я в туалет отошел!

Неизвестно, что подумал Дудаков, только люстру он погасил.

Грохот утих. Блинков-младший оглядел сотворенное им безобразие и в клубах вековой пыли увидел ДВЕРЬ.

Глава XXIII Рухнувшие надежды

С первого взгляда было ясно: это не какая-то случайная дыра в потолке, а настоящий выход из подвала. Дверь, старинная дубовая дверь в стене, показавшаяся за рухнувшими ящиками, должна была вернуть сыщику свободу! Крысы сломя голову метались рядом с ней, и уж конечно не ради спортивного интереса. Где-то внизу у них должен быть прогрызенный ход, только сейчас его завалило.

В кино если что-нибудь обвалится, то уж до конца, в пыль! Остается шагнуть, и сразу тебе золотые слитки, машины космических пришельцев или еще что-нибудь приятное вроде боеголовки, украденной террористами. Словом, достойная награда за головокружительные подвиги. А в жизни дверь показалась Митьке только краешком. Открывалась она внутрь и была завалена тоннами барахла.

Разобрать завал было каторжной работой. Начинаешь поднимать какой-нибудь тяжеленный ящик, надсаживаешься, кряхтишь, и вдруг у него выпадает дно! Результат всех усилий – десяток отброшенных в сторону досок и куча гвоздей на том же самом месте, где они и были.

Через час полученный от купца первой гильдии новенький спортивный костюм превратился в тряпку. Изрезанные гвоздями и острыми железками перчатки висели лохмотьями. Расчистив половину двери, Блинков-младший поддел ее ржавым топором без топорища – такого добра под ногами хватало. Нажал, дверь спружинила, и оттуда пахнуло холодом!

Рубить топором было невозможно. Блинков-младший подобрал второй и стал пользоваться одним как зубилом, а другим как молотком. Прикладывал к двери острие, бил сверху обухом и – раз! – откалывалась длинная щепка. Чтобы не услышал Дудаков, он подкладывал под обух тряпку. Первая доска была уже отколота. В щель дуло так сильно, что лохмотья на Митькиных руках трепыхались. Удача! Вторая доска подалась целиком, в ней гвозди проржавели. Блинков-младший вырвал ее из кучи хлама, прижимавшего низ доски, и сунул в щель голову с фонариком.

Из-под двери круто вверх уходила винтовая лестница!

Не особенно торопясь, он вернулся за парабеллумом. Дудаков опять всхрапывал. Спи спокойно, жадный лизоблюд. Тебе везет: взял с Разгильдяя плату за три дня вперед, а выйдешь из подвала уже сегодня.

Блинков-младший переобулся в кроссовки и хотел позавтракать, чтобы лучше думалось и быстрее бегалось, но синеносовские дары не лезли в рот. В кармане куртки он наткнулся на пакет орешков, купленных еще вчера на сто втором километре, и пошел к двери, кидая орешки в рот. Может, радоваться еще рано? Да нет, ошибки быть не должно. Крысы вам не мухи, чтобы вылетать сквозь дыру в потолке. Если они здесь живут, значит, как-то выходят – пускай не на улицу, а хотя бы в верхний подвал.

Сквозняк из щели отдавал талым снегом – запах свободы! Блинков-младший протиснулся за дверь и стал подниматься. Подгнившая деревянная лестница ходила ходуном. Одна ступенька начала подламываться под ногой; он успел перескочить на следующую. Бивший в лицо сквозняк становился все холоднее. Площадка, дверь в верхний подвал… Закрыта с той стороны. Выше, выше! Лицо уже схватывало морозом. Последние ступеньки Митек пролетел, не заметив.

Лучик света!

Дверь была как-то странно выгнута, в щелях между досок виднелись кирпичные обломки. В верхнем углу светилась дыра с неровными краями. Он заглянул… Снег! Только не внизу, а на уровне глаз, как будто смотришь лежа. На снегу игрушечная тропинка со следами лапок – вот где крысиная дорога в большой мир. Но для человека она не годится. Снаружи дверь завалена.