Блин и неуловимые киллеры
Шрифт:
По дороге он рассказал Ирке про неуловимого Джо, которого никто не ловил, потом про ковбоя, которому покрасили лошадь в зеленый цвет. Ирка смеялась, хотя анекдоты были бородатые. Блинков-младший подумал, что сегодня они точно поцелуются.
В метро было мало народу, но двух мест рядом не нашлось. Они с Иркой встали к правым, не открывавшимся дверям. Блинков-младший начал про то, как Пятачок стал крутым и велел себя называть «кабан Пятак». Поезд въехал на следующую станцию…
…И в вагон вкатилось кресло-коляска с инвалидом, одетым в застиранный
Толкал коляску Митькин ровесник. Одет он был не по-нищенски, умыт и причесан, а на ногах – теплые домашние тапочки. Это зимой-то. Было ясно, что парень работает в метро, и подолгу. В зимних ботинках у него сопрели бы ноги, а тапочки – то что надо.
Без единого слова парень провез инвалида из конца в конец вагона. У него все было рассчитано: как раз когда коляска приблизилась к последней двери, поезд начал тормозить у следующей станции. Он уже выкатывал коляску на перрон, когда Блинков-младший сообразил: а вдруг Никита подался в одноногие?! Может быть, эта пара что-нибудь знает о нем?!
– Не ходи за мной! Потом все расскажу! – бросил он Ирке и выскочил на перрон.
Парень подкатывал коляску к следующему вагону, но не успел – двери захлопнулись.
Поезд уехал, а Блинков-младший подошел к попрошайкам и, чтобы завязать разговор, положил в берет пять рублей.
– Я знакомого ищу, – не ходя вокруг да около, сказал он. – Зовут Никита. Он тоже хотел в одноногие податься.
Инвалид тем временем выгребал мелочь из берета. Услышав про Никиту, он молча посмотрел на парня и стал засовывать монетки в карман. Ему пришлось немного привстать, и тут Блинков-младший разглядел, что в сиденье коляски напихано лишнего поролона, в котором утопала подвернутая нога. Точно, «инвалид» был поддельный!
– Нет, не знаем, – помедлив, ответил Митьке парень и красноречиво посмотрел на берет с двумя оставленными на разживу монетками.
В таких случаях киношные сыщики достают двадцатидолларовую банкноту и говорят: «Может, это освежит твою память?» Блинков-младший без особой надежды пошарил по карманам. Освежить память попрошаек было нечем. Мама выдала ему двадцать рублей; за пятнадцать они с Иркой купили на двоих проездной, а последнюю пятерку он только что бросил в берет. Кстати, если придется выйти из метро, то и вернуться будет не на что: проездной остался у Ирки.
– А почему вы молча ходите? – спросил он.
Парень кивнул на подогнутую штанину «одноногого» – мол, и так все ясно.
– Гони его! – потребовал «инвалид». – Вон, поезд подходит, а он работать не дает.
– Да ладно тебе! Пацан интересуется, – отмахнулся парень и с подвохом спросил: – Может, сам хочешь коляску покатать?
Ох, неспроста это! Блинков-младший прокрутил в памяти короткий разговор, где паузы и взгляды значили больше, чем слова: как пристально «инвалид» смотрел на парня, как тот медлил, прежде чем ответить: «Нет, не знаем»… Нет, знают! И сказать непрочь, только сначала хотят проверить, свой ли он, понимает ли в их нищенском
бизнесе.– Попробую, – ответил он парню и решительно взялся за резиновые ручки кресла.
– Не дури! – сказал инвалид.
– Да пускай, – вступился за Митьку парень. Похоже, он смеялся про себя: домашний мальчик, маменькин сынок будет попрошайничать.
В тоннеле сверкал слепящий глаз поезда, пассажиры выходили на край перрона. «Одноногий» махнул рукой, решив не спорить у всех на глазах. А Блинков-младший уже сообразил, как себя вести. Проверяете меня? Издеваетесь?! А я вам покажу, что вы сами своего ремесла не знаете!
Поезд останавливался.
– Подержи, – Блинков-младший сунул парню сумку с коньками.
Распахнулись двери, он стал вкатывать кресло в вагон и с непривычки застрял маленькими передними колесиками в щели между перроном и подножкой.
Парень и не думал помогать. Проверка началась.
Блинков-младший сообразил, что передние колесики нужно приподнять, поставил их на пол вагона, и тут двери зашипели и стали захлопываться. Бух! Его сильно подтолкнули, и Митек, навалившись на спинку кресла, влетел в вагон. Сзади кого-то зажало; стоявший рядом пассажир пытался раздвинуть двери, а зажатый пищал знакомым девчачьим голосом.
– Ты меня не знаешь, – сквозь зубы прошипел Блинков-младший, помогая Ирке перебороть двери. Откуда она взялась?
– Граждане пассажиры! – начал он, едва поезд тронулся. – Мой… – Он хотел сказать «отец», но в последний момент сообразил, что для отца «одноногий» слишком молод.
– …старший брат прошел войну и остался цел и невредим!
Начало было необычное. Пассажиры стали поднимать головы от газет.
– Он работал охранником в банке и кормил меня и маму! – нажал голосом Блинков-младший. – Три месяца назад он получил бандитскую пулю в колено. Вопрос о пенсии еще не решен. Брат хочет снова работать и учиться. Помогите нам собрать деньги на хороший шведский протез!
Блинков-младший так старался, что ему самому стало невыносимо жалко этого выдуманного старшего брата. Сидевшая в конце вагона женщина послала к нему девочку с монеткой.
– Не огорчайся, мальчик – сказала эта малявка, кладя монетку в берет.
Митек не смог выдавить «спасибо» и молча кивнул. Он чувствовал себя последним негодяем. Иркино отражение в черном стекле покрутило пальцем у виска и сделало вид, что поправляет волосы под шапочкой.
И Блинков-младший покатил коляску по вагону. «Старшему брату» подавали чаще, чем когда попрошайничал парень. Одна пожилая женщина вышла за ними на станции, помогла Митьке вывезти коляску и положила в берет десятку.
– Это достойно! – сказал она, пожимая вялую руку «одноногого». – Не отчаивайтесь! Я уверена, что вы соберете на протез и будете работать!
Блинков-младший был готов сквозь землю провалиться со стыда. Он смотрел вслед уходившей женщине, а та продолжала кивать, как будто все еще говорила «инвалиду» что-то недосказанное. Уши у Митьки пылали, как факелы.
– Голос зычный, – заметил парень. – И речевочка неплохая, слезу вышибает. Ты где с ней работал?
– Только что придумал, – сознался Блинков-младший.