Блин и зеленая макака

— Совсем обнищала милиция. Смотрите, на чем ездят!

«Уазик» был облупленный, с проржавевшими насквозь крыльями.

— Надо у этого милиционера документы проверить, — заявила бабка Пупырко. — Может, он поддельный. Настоящие в форме ходят.

— Он удостоверение показывал, — вступился за опера осторожный Ван Андреич.

— Подумаешь! Помахал красной книжечкой! Да любую обложку можно купить и наклеить свою карточку!

— Действительно! Ходят всякие и допрашивают! — приободрился Ван Андреич. Когда говоришь о людях плохое, не нужно ничего делать, чтобы выглядеть хорошим. — Зря я ему все рассказал! Если хотел допрашивать, пускай бы в милицию вызывал! Ничего, я его проверю!

Сыщик давно, еще в прошлом году, научился говорить не все, что хочется. Исправить пенсионеров было невозможно, и он помалкивал, дожидаясь своей очереди на допрос. Ван Андреич, а за ним Ирка и Князь просидели в «уазике» минуты по две-три и уже успели поделиться впечатлениями. Оперативник задавал всем одни и те же вопросы: в котором часу и при каких обстоятельствах обнаружили Владимира Владимировича и не видел ли кто во дворе незнакомых людей. Сейчас он допрашивал Кусачую княжну, а Блинков-младший остался последним. Торопливость опера ему не нравилась. Сыщику было что рассказать! Другое дело, захочет ли опер его выслушать.

Лялька вылезла из «уазика» с кислым лицом.

— Слова не дал сказать, — шепнула она. Опер уже махал из приоткрытой дверцы: иди сюда. Митек подошел и вскарабкался на продавленное сиденье.

— Фамилия-имя-адрес, — скороговоркой потребовал милиционер.

— Невольно попадая ему в тон, сыщик отбарабанил:

— Блинков-Дмитрий-адрес-тот-же-только-квартира-семьдесят-пять.

— Когда и при каких обстоятельствах вы обнаружили тело?

— Владимир Владимирович не тело, — буркнул сыщик. — Врач сказал, что…

— Будем спорить или отвечать? — перебил опер.

— Отвечать, — вздохнул сыщик и стал отвечать.

Оперативник спешил. Время обстоятельных допросов настанет позже, а сейчас он гнал расследование, надеясь отыскать преступников по горячим следам. Поэтому вопросов у него было немного, и все они касались только последних суток. В округе случилось несколько похожих ограблений: жертва — одинокий человек, дверь квартиры не взломана — значит, хозяин открыл сам, не боясь «гостей». У опера давно сложилась версия, что преступники действуют под видом пенсионных работников или слесарей. Ее он и проверял, обрывая все попытки Блинкова-младшего рассказать о преступном синдикате.

Нельзя его винить. Опер не знал, что допрашивает лучшего сыщика из всех восьмиклассников Москвы. А Блинков-младший попал в привычный замкнутый круг. Чтобы доказать взрослым, что ты не фантазируешь, надо, чтобы тебя выслушали и проверили твои слова. А они не слушают, потому что уверены, что ты фантазируешь.

Ответив на все вопросы, Блинков-младший в последний раз попытался заинтересовать опера:

— А я знаю, откуда у Владимира Владимировича в кулаке была бумажка.

— Я тоже знаю. Из мусорного ведра, — кивнул опер.

Получилось, как в анекдоте про умственно отсталого мальчика и шофера: «Дяденька, а я знаю, что у вас сломалось: автобус». Сыщик оскорбился. Ничего не оставалось, как действовать самому. Выходя из «уазика», он попросил:

— Скажите экспертам, чтобы отдали Катин ошейник и поводок. Я ее возьму к себе, пока Владимир Владимирович в больнице.

— Катя — собака? — рассеянно уточнил опер, что-то черкая в блокноте. — Скажи сам, что я разрешил.

— А как ваша фамилия?

— Лейтенант Генералов, — ответил опер и с вызовом посмотрел на сыщика. Видно, его задразнили плоскими шуточками вроде: «С такой фамилией тебе не лейтенантом быть, а генералом».

Премудрая Катя набегалась и ждала у подъезда, переминаясь с лапы на лапу. Блинков-младший открыл дверь, и собака, обгоняя его, побежала вверх по лестнице. Когда он дошел до восемьдесят третьей квартиры, Катя сидела на коврике и деликатно поскуливала. Митек позвонил; его разглядели в «глазок» и приоткрыли дверь.

— Что тебе, мальчик?

Катя сунула голову в щель и рыла кафель лапами, пытаясь протиснуться в квартиру.

— Дайте ее поводок и ошейник, — попросил Блинков-младший. — Генералов разрешил.

— Сейчас. — Эксперт огляделся и снял с какого-то невидимого для Митьки гвоздя Катину сбрую. — Держи.

Катя упрямо лезла в дверь. Отпихнув ее, эксперт попытался дверь закрыть, но Митек остановил его:

— Погодите. Генералов еще говорил про какую-то зеленую бумажку. Ее надо приобщить к делу.

— Бумажку?

— Да. Она была в кулаке у Владимира Владимировича.

— Сделаем.

Дверь захлопнулась.

Блинков-младший отошел от несчастливой квартиры и сел на ступеньку. Да, соврал. А что еще делать, когда тебя не желают слушать? Не мог же он позволить, чтобы эту бумажку выбросили с мусором. Ведь не зря Владимир Владимирович защищал ее, не жалея жизни.

Шажок за шажком, осторожно, как пешеход на тонком льду, сыщик стал складывать свою версию.

Первое. Клочок бумаги в кулаке отставного таможенника был оторван от листка из папиной гербарной папки. В Москве вряд ли есть вторая такая. Свою папа привез из Венесуэлы, а в наших магазинах их не продают.

Второе. Известно, что было на этом листке: схема преступной организации.

Третье. Кому она интересна? То есть НАСТОЛЬКО интересна, чтобы силой отнимать ее у Владимира Владимировича? Конечно, ПРЕСТУПНИКАМ, И НЕ ВСЯКИМ! Обычные квартирные грабители и не взглянули бы на какую-то схему. Да и Владимир Владимирович не стал бы за нее бороться с обычными: это не секретный документ, пускай берут. А он боролся насмерть. Он последний жалкий обрывок сжимал в кулаке, пока не потерял сознание.

Отсюда ВЫВОД: У ОТСТАВНОГО ТАМОЖЕННИКА ПОБЫВАЛ КТО-ТО ИЗ «ГЕРОЕВ» СХЕМЫ.

Их интересовал, конечно, не сам по себе листок со схемой. Их интересовало, что известно Владимиру Владимировичу о преступном синдикате. Нашли у него схему и убедились, что отставной таможенник ведет свое расследование. Тогда его ударили по голове, рассчитывал не оглушить, а убить.

Преступники не знали, что схему начертил не он, а Блинков-младший. А может быть, догадались по почерку, что автор схемы — другой человек (правда, Митек писал печатными буквами). Тогда смерть Владимира Владимировича должна была стать предупреждением сыщику: не суйся — убьем!