Блин – охотник за ворами

– У тебя столько денег нет, – отрезал он. – Это для иностранцев поставлено. Ты не знаешь, что это за картина.

– Почему не знаю? Ремизов, «Коза с баяном», – невозмутимо ответила Ирка.

– Ну вот! – ничуть не удивился продавец. – Знаешь, а прицениваешься. Триста долларов, дешевле не отдам.

Он понятия не имел, какая ценность попала в его руки!

Посвящать в это дело Ломакину и Суворову не хотелось. И без того Блинков-младший уже выдал служебную тайну контрразведки Ирке. Но предателем он себя не чувствовал. Мама ни в какие тайны его не посвящала, а просто взяла с собой в музей. Он рассказал Ирке только то, что сам видел и до чего додумался. И потом, Ирка понимает такие вещи. Еще бы, когда у нее папа бывший контрразведчик, а сейчас полковник налоговой полиции.

А Ломакина и Суворова – совсем другое дело. Они, во-первых, не поверят, во-вторых, разболтают. Легкомысленные личности. Нужно было потихоньку от них избавиться и установить наблюдение за продавцом картины. Причем ясно, что для наблюдения нужны двое. «Козу с баяном» в любую минуту могут купить, и тогда один пойдет выслеживать покупателя, а другой – продавца.

К счастью, подружки еще были под впечатлением от победы над тирщиком. Ломакина выгуливала своего тигра на травке, чтобы у него не было рахита. А Суворова, которой достался удав, обнаружила у него в голове дырку для руки. Натянув голову, как перчатку, она здоровалась удавьей пастью с прохожими. Некоторые шарахались.

Словом, подружки были в благодушном настроении, и Блинков-младший надеялся, что они не станут вредничать.

– Девчонки, хоть убейте, но я на горки не полезу. Меня на них тошнит, – соврал он.

– Спохватился! – не особенно расстроившись, заметила Суворова. – Ну ты даешь, Блинок! Что ж ты раньше молчал?

Все-таки она была неплохая девчонка. Другая стала бы издеваться: «Блинку слабо с горки скатиться». А Суворова только сказала:

– Тогда ты хоть внизу постой. А то я не люблю гулять без мужчин. Сразу всякие придурки начинают клеиться.

– А вы идите с курсантами кататься, – поняла игру Блинкова-младшего Ирка. – Денег мы вам дадим. Вы будете обижаться, что у Митьки на горках голова кружится?

– И ты нас тоже бросаешь?! – изумилась Суворова. – Понятно, Ирочка и Митечка! Совет вам да любовь.

– Вот именно, – отрезала Ирка. – Нам совет да любовь, вам горки да курсанты. По-моему, справедливо.

– Ш-шправедливо-о! – голосом мультяшеч-ного удава Каа прошипела Суворова и змеиной пастью цапнула Блинкова-младшего за нос. – Ладно, бандерлоги, развлекайтесь.

И подруги ушли искать курсантов, а Блинков-младший с Иркой остались наблюдать.

Когда за кем-нибудь следишь, самое трудное – вести себя естественно. Пока об этом не думаешь, все просто: ведешь себя как получится, и получается естественно. А как только задумаешься – конец всему. Голову повернуть не можешь. Сразу – мысль: «А не подозрительно ли это? Вдруг он подумает, что я головой верчу, потому что слежу за ним? Но, с другой стороны, сидеть как деревянному тоже подозрительно!»

Сначала у Блинкова-младшего с Иркой было занятие. Купили по мороженому и не торопясь съели. Обсудили, похожи ли медведи на картине на мишек с конфетных фантиков. Потом купили еще по мороженому. И тут говорить стало не о чем.

Когда не нужно, Ирка могла болтать часами, а сейчас тема для разговоров не находилась, и все тут. Вся умственная энергия уходила на то, чтобы стараться не глядеть на продавца «Козы с баяном» и в то же время исподтишка наблюдать. Время тянулось, как сто раз пережеванная жвачка.

Их выручил дождь. И зонтик, который захватила с собой Ирка. При первых же каплях продавец запаниковал. Глядя на небо, он собрал пейза-жики в стопку и попытался укутать сорванной с себя рубашкой. Чтобы унести их куда-нибудь под крышу, у продавца не хватало рук. Было ясно, что рубашка скоро намокнет, и тогда пейзажикам конец. Они были написаны хоть и масляными красками, но на картонках и могли раскиснуть.

– Митек, есть шанс войти в доверие, – сообразила Ирка и, раскрыв зонтик, побежала к продавцу.

Не пытаясь заговорить и вообще не навязываясь, она встала с зонтиком над его картинами.

– Спасительница! – обрадовался продавец. – Ребята, проводите меня до машины, а еще лучше до мастерской. Тут рядом. За мной обещали зайти в пять часов, но какая торговля в дождь?! А я вам какой-нибудь этюдик подарю. Только не из этих, конечно. Эти – все мазня, кроме Ремизова. Поможете с картинами и станете счастливыми обладателями работы самого Алексея Слащова!

– Кто такой сам Алексей Слащов? – спросила Ирка.

– Я! – мотнув обвислыми усами, поклонился продавец. – Лет через пятьдесят продашь мой этюд и купишь самолет. Хотя сомневаюсь, что ты сможешь с ним расстаться. К хорошим картинам привыкают, как к наркотику.

Они разобрали работы будущей знаменитости и пошли к выходу из парка. Выигранных бульдожку и бегемота Блинков-младший связал за ленточки и перекинул через плечо, как узлы.

В первые пять минут знакомства Алексей Слащов сообщил, что двадцать лет назад его чуть не приняли в Союз художников. Все дело испортили интриги завистников, а то бы он мог стать самым молодым членом Союза!

– Но теперь-то какой смысл вступать, если меня тогда не приняли?! – разглагольствовал он. – Ведь у нас в искусстве как? Нужно входить в первую десятку. А если не вошел, то уже неважно, одиннадцатый ты или тысяча одиннадцатый, тебя все равно никто не знает… Но учтите, ребята, все равно мы – и одиннадцатый, и тысяча одиннадцатый – делаем благородное дело! Ремизовых на всех не хватит, а людям хочется на стену картинку повесить. Пускай он лучше «Мишек» у меня купит за три сотни, чем пропьет эти деньги.

. – А портрет у вас можно заказать? – заинтересовалась Ирка. – Я хочу папе подарить на день рождения.

– Портрет за триста рублей тебе никто не напишет, – улыбнулся Алексей Слащов. – Эти картинки потому такие дешевые, что у меня рука набита и пишутся они по пять штук за раз. Допустим, смешал я кобальт с белилами и раз-раз – прорисовал на всех пяти полотнах облака. Еще добавил кобальта, раз-раз – пустил по ним тени. Глядишь, за день наляпал пять Левитанов. А с портретом, если писать по-настоящему, неделю провозишься. Это тебе не фотоаппаратом щелкнуть. Я сначала с человеком познакомлюсь, пойму, какое у него настроение. Может, такое, что сегодня он сам на себя не похож. Тогда я сделаю набросок и скажу: приходи-ка, мил человек, завтра.

– Вы не поняли, – возразила Ирка, – мне нужно с фотокарточки портрет. Чтобы папе был сюрприз.

– Ну, это другое дело, – сказал Алексей Слащов. Голос у него стал скучный. – С фотокарточки – пожалуйста: шесть сотен. А с тебя возьму даже пять, как с неработающей.

– А какая разница, с фотокарточки писать или с живого человека? – спросил Блинков-младший.

– Когда с фотокарточки пишешь, думать не надо, – пояснил Алексей Слащов. – Есть деятели, которые вообще вставляют в проектор слайд, направляют на полотно и обводят. Это любой может, если немножко потренируется. Или вот еще способ: на клеточки расчертить и скопировать каждую клеточку. Но я, конечно, без этого обхожусь. Просто срисовываю.