Блистательный и утонченный

Когда мускатный орех был размешан, крошка Джин раздала напитки.

— Это вам, док, — сказала она радушно, — это поможет вашим старым веселым мозгам подумать кое о чем.

— Спасибо, — сказал доктор и поднял свой стакан в безмолвном тосте, но не притронулся к нему губами до того момента, пока Фрост и крошка Джин не начали пить.

Фрост не делал никаких усилий, чтобы скрыть свое отвращение к напитку, но выпил его в один длинный глоток, гримасничая все это время. Крошка Джин время от времени останавливалась, чтобы помешать свой напиток карандашом, который она протянула доктору.

— Это не растворится, понимаете, так что его надо выпить до того, как оно опустится на дно.

— Я понимаю, — сказал доктор Эйхнер, следуя совету. — Мускатный орех, да? — Он чудаковато осмотрел дно пустого стакана.

— И немножко каши, — добавила крошка Джин. — В банке еще было немного гашиша.

Фрост содрогнулся.

— Срань господня! — сказал он.

— Гашиш? — сказал доктор, явно удивленный. — Я правильно понял, что ты сказала «гашиш»? Индийская конопля? — Он посмотрел на Фроста, ожидая объяснений, но тот, видя его беспокойство, даже не шелохнулся. — Почему, это же каннабис, индийская трава! — Он тщательно вгляделся в свой стакан, как будто его проницательные глаза могли сделать точный анализ остатка на дне. — Гашиш и мускатный орех!

— Вам надо справиться с этим, док, — сообщил Фрост, неожиданно воспрянув духом. — Давайте выпьем. — Он заказал еще по одной порции всем, себе небольшую порцию, «Розовую леди» для крошки Джин и двойной мартини для доктора.

Принесли джин, и Фрост тут же потребовал узнать, сколько времени. Было без четверти восемь. Он поспешно опорожнил свой стакан и жестами поторопил доктора.

— О'кей. — сказал Фрост, резко встав, — давайте двинемся. — И, открыв дверь, он шагнул из кабинки и упал прямо лицом вниз на застеленный ковром пол. Это вызвало необычайный переполох в баре, и когда доктор наконец добрался до него, двое официантов уже стояли на коленях, нависая над телом.

— Никакой самодеятельности! — сказал доктор Эйхнер, оттолкнув их назад. — Я врач.

Фрост какое-то время действительно был без сознания, но он быстро пришел в себя и затем без проблем встал на ноги.

— Давайте двинемся, — резко сказал он Фреду Эйхнеру. У него на глазах была легкая пелена тревоги, но говорил он тем не менее четко и неспешно.

— Не принимай близко к сердцу, Марти, — сказала крошка Джин, которая тоже встала и положила руку на плечо доктора Эйхнера, хотя Фред Эйхнер, помогая Фросту подняться на ноги, сам с трудом держался на ногах. Он явно был сбит с толку таким странным поведением Фроста.

— Вы едете с нами? — спросил он, поворачиваясь к крошке Джин все еще по-идиотски надеясь подвести разговор к теме Тривли.

— Мы увидимся с ней позже, — вставил Фрост до того, как девушка смогла ответить, — здесь, в баре. — И, взяв доктора за руку, он направился к двери.

Крошка Джин согласно улыбнулась им обоим, подняла стакан со своей «Розовой леди» на прощание и уселась в баре, а доктор Эйхнер и частный детектив начали механически пробираться между высокими барными стульями и столами с поднятыми лицами к двери на улицу.

16

Еще не было восьми, и улица, на которую выходил «Мэйфэйр», в контрасте с болезненно-мягким интерьером позади них, танцевала под вечерним солнечным светом, так что двое моментально заслонили руками глаза.

— Сюда, — сказал Фрост, театрально ведя доктора за руку за собой, как будто они тайком пробирались через секретный пожарный выход.

Они шли медленно, с неугрожающей устойчивостью, как будто двое мужчин целеустремленно карабкаются на длинную плоскость.

— Я не могу отделаться от мысли, что это была ошибка, — сказал доктор Эйхнер, — взять мускатный орех и траву. — Он посмотрел на Фроста, ожидая его реакции, но тот, плетясь за ним, казалось, даже не расслышал, и доктор продолжал: — Я имею в виду, поскольку мы ничего не достигли, ничего вещественного, по меньшей мере, относительно нашей — нашей задачи в «Мэйфэйр». Вы следуете моим рассуждениям, Фрост? — спросил он настоятельно, дотрагиваясь до руки Фроста, а в ответ огромная глыба передернула плечами.

— Почему живой в прошлом? — с заметным усилием наконец выдавил он, и доктор снова впал в молчание, и они продолжали идти, с торжественной сосредоточенностью, и это каким-то образом отличало их от всех остальных пешеходов.

— Несколько минут назад, — внезапно продолжил доктор, — вы предполагали тщетность опротестования прошлого — тщетность раскаяния, или даже того, что сиюминутное достижение негативно — или достижение того, что сюминутно… Хороший вопрос… — Затем они достигли перекрестка, и доктор Эйхнер оборвал свой монолог, словно, пока не загорится зеленый, он не имел права продолжать.

Привлекательная, никем не сопровождаемая девушка, шагавшая вслед за ними, с вызывающим равнодушием бросила пару взглядов в их сторону, на которые они не обратили внимания, и теперь она посмотрела на них сначала с подозрением, а в конце концов с грубой презрительностью. Когда зажегся зеленый, она быстро обогнала их и промаршировала вперед.

— Мускатный орех, — снова вернулся к теме доктор, когда они начали пересекать за ней, — содержит по меньшей мере один серьезный алкалоид — а эффект индийской травы и так хорошо известен. Так вот моя точка зрения такова: наша основная перспектива, наша система… ценностей, скажем так, может подвергнуться изменениям — решительным изменениям, которые мы можем не принять в расчет — выверить, пока — это моя точка зрения — мы не будем готовы принять его, такое изменение, — в расчет! Теперь. Теперь, значит…

Неожиданно Фрост запнулся, коротко дернув доктора за собой. Они уже дошли до студии и стояли напротив, как раз на другой стороне улицы. Отсюда грандиозное здание в кремовой штукатурке могло напоминать почти любой большой современный кинотеатр, но из-за скромных размеров шатра оно выглядело несколько более официально, как государственное учреждение, а на пешеходной стороне, примыкающей к нему, вытянутая двойная очередь людей двигалась по направлению к входу.

— Там, — сказал Фрост, поворачивая голову в указующем жесте в сторону очереди, в то время как доктор Эйхнер, взглянув на Фроста в полном непонимании, последовал за его взглядом и отчетливо разглядел промелькнувшего Тривли, оживленно беседующего со своим другом, в голове очереди.

— Ах да, — мягко сказал доктор, перекосившись, как будто от глотка крепкого, выдержанного бренди. — В самом деле там.

Цепочка людей двигалась быстро, и когда он снова посмотрел в сторону очереди, Тривли и его компаньон скрылись за углом, в вестибюле студии.

— Пойдем, — сказал Фред Эйхнер, — и будь бдителен. — Они трезвым шагом пересекли улицу и присоединились к уменьшающейся очереди, непринужденные и спокойные, привлекая внимание всех, кто стоял рядом.

— А билеты там спрашивают? — внезапно спросил доктор у Фроста.

— Без билетов, — сказал Фрост, и эти реплики, казалось, давались ему с болезненным усилием.

— Ты будешь разбираться с разрешением на вход, — проворно сказал доктор, казалось, первый раз присматриваясь к окружающей обстановке, угрюмо оглядываясь но сторонам и закидывая голову, чтобы посмотреть на шатер. — Что будут показывать? Я очень мало знаю о видео. — Но они уже зашли внутрь, в шатер, и продвигались дальше, в застеленное коврами фойе студии, и пока что нельзя было понять, чему же все-таки будет посвящена данная телепрограмма — и доктор внезапно занервничал, в тревоге вопрошая: — Да? Какова суть этого, Фрост? Что здесь будет?