Блистательный и утонченный
Шрифт:
Мистер Тривли оттолкнул ее.
— Где доктор?! — заорал он. — Что происходит?
— Его здесь нет! — гневно вскрикнула она. — Я вам уже сказала!
— Это не его кабинет! — отрывисто рявкнул Тривли, глядя на нее таким чудовищным обвиняющим взглядом, что его легко можно было принять за умалишенного.
Мисс Минтнер направилась было к двери, но тут же остановилась.
— На самом деле, — сказала она, внезапно заплакав от ощущения тотальной несправедливости происходящего, — я ничего подобного никогда не видела. Вы просто комок нервов! Можно подумать, что вы напились бензедрина вместо… вместо виски… и бог знает чего еще! — добавила она с подчеркнутым презрением. Едва она
Стоя у двери в полном молчании, прикладывая платок к своим мокрым глазам, она тем не менее продолжала внимательно его разглядывать.
— Да наплевать, — горько произнесла она вполголоса, — это попросту несправедливо!
Мистер Тривли мучительно застонал со своей кушетки.
Теперь, видя его беспомощность, мисс Минтнер почувствовала, что ситуация снова под ее контролем. Она двинулась к нему от двери, все еще сжимая в руках платок. Когда она поравнялась с кушеткой, мистер Тривли заговорил сорванным шепотом.
— Кое-что не в порядке, вы это понимаете? У меня голова болит. Пожалуйста, не подскажете ли вы мне, где доктор Фредерик Эйхнер?
Мисс Минтнер придвинулась к нему.
— Доктор Эйхнер уехал домой, — властно сказала она. — Он оставил нам подробные распоряжения относительно вас, и если вы спокойно полежите, пока санитар не придет из амбулатории и не принесет кое-что, чтобы вы почувствовали себя лучше…
— Уехал домой! — воскликнул мистер Тривли, подброшенный точно взрывом. — Что вы имеете в виду под «уехал домой»?! Сколько сейчас времени? — Он неуверенно поднялся на ноги, оттолкнув ее рукой. — Сколько времени? — требовательно спросил он.
— Послушайте, — произнесла возмущенная мисс Минтнер угрожающим тоном, — я вам сказала…
— Сколько времени?! — заорал мистер Тривли.
Лицо мисс Минтнер стало алым, она выглядела так, как будто сейчас взорвется. Она развернулась на каблуках и направилась прямо к двери.
— Хорошо! Если с вами невозможно договориться… то делайте, что хотите! — Она рывком открыла дверь, обернулась и посмотрела на него ничего не видящими от гнева и слез глазами. — Будьте вы прокляты! — крикнула она и захлопнула за собой дверь.
В холле она прикрыла лицо руками. Ее тонкие плечи сжимались и вздрагивали в сдержанных всхлипываниях, и она откинулась назад, пытаясь облокотиться о дверь. И тут случилась непредвиденная вещь. Дверь, несмотря на то, что ее с силой захлопнули, так и не закрылась, отскочила назад и оставалась на четверть открытой. Поэтому девушка, наугад вычислив неверное расстояние между собой и дверью, упала спиной обратно в смотровую.
Мистер Тривли стоял рядом с кушеткой в безумном оцепенении и, пытаясь причесать застывшими пальцами свои тонкие волосы, смотрел на происходящее одновременно с недоверием и яростным осуждением.
— Что происходит?! — вскричал он. — Что случилось?!
Но мисс Минтнер, безутешно рыдая, без единого слова выскочила из палаты и побежала, вцепившись одной рукой в свою юбку, а другой пытаясь прикрыть накатывающую краску стыда на своем лице.
Она рванулась через длинный холл, наполовину затененный, но выстреливший светом в дальнем конце, когда медная пластина поймала и отразила луч солнца. Коридор вывел к светлому внутреннему дворику и лабиринту крытых переходов между зданиями, которые все вели в другие отделения клиники в противоположном крыле, и в конце каждого из них была такая же сверкающая дверь с пластиной, от которой отражался солнечный свет.
Мисс Минтнер пробежала через выход и слепо метнулась направо, и только внутри следующего здания, перед самым дальним окном с сеткой, она замедлила шаг. Она опустила руки и, глядя прямо перед собой,
направилась в женский туалет. Она быстро проскользнула внутрь, прошла по кафельному полу мимо раковин, вошла в кабинку и закрыла за собой дверь. Усевшись, она зарыдала в голос и так плакала минут пять, пока не услышала, что кто-то вошел. Затем она попыталась взять себя в руки. Элеанор Торн? Барбара сидела очень тихо. Она только вытянула руку, чтобы взглянуть на свои крошечные часики. 12.10. Медсестра Торн вернется через десять минут. Снаружи кабинки включили кран и зашумела вода. Неслышимая из-за журчания воды, мисс Минтнер наклонилась вперед, одним глазом пытаясь разглядеть сквозь щель в двери, что происходит снаружи. Но слишком поздно! Кто бы это нн был, он уже отошел, вытер руки и теперь выходил из туалета. Она услышала, как входная дверь открылась и закрылась… или кто-то еще вошел внутрь? Она внимательно прислушалась, уставившись на блестящую черную дверь прямо перед собой. Постепенно к ней пришло ощущение, что еще немного — и она может описаться. Она тихонько отодвинулась назад и продолжала прислушиваться. Никого. Все ушли. И как быстро! «Это, должно быть, кто-то из пациентов, — подумала она. — Медсестры любят поторчать тут подольше».В 12.15 мисс Минтнер вышла из дамской комнаты, и выглядела она так же свежо и прекрасно, как и всегда, за исключением того, что глаза ее были растертыми и красными. Но она подретушировала свой внешний вид, и даже — естественно, в пределах требуемой длины — уложила волосы в новую прическу.
По пути в амбулаторию, сияя улыбкой, она поздоровалась с несколькими пациентами и двумя или тремя медсестрами из других отделений, потом, слепо развернувшись, она практически печаталась в толстую Бет Джексон из гинекологии, старшую дежурную медсестру Клиники.
Они начали торопливо говорить: мисс Минтнер доверительно, словно маленькая девочка, затаившая дыхание в присутствии важной женщины, с дрожью в голосе отчитывалась о произошедшем в смотровой; а медсестра Джексон выслушивала с истинным пониманием самой сути рассказа — тотальной несправедливости. Медленно покачивая головой, — ее маленькие глаза были темны и печальны — она почти что прижала несчастную девушку к груди. Тем не менее в разговоре ни одна из них не упомянула имени Элеанор Торн.
Мистера Эдвардса, фармацевта, не было в амбулатории. Его племянник, Ральф, сидел там за рабочим столом и читал книжку. Ральф Эдварде изучал в университете фармацевтику и часто навещал дядю в Клинике, но никогда, насколько было известно мисс Минтнер, не оставался там один, ответственный за всю аптеку.
Она встала у прилавка и сделала вид, что не заметила, как молодой человек взглянул на нее, уже улыбаясь, словно между ними произошло нечто забавное.
— Ну привет, — он наклонился вперед, притворяясь, как будто он на работе, и от этого развеселился. — Что вы предпочитаете, аспирин или хлорид соды?
Мисс Минтнер сразу почувствовала: то, что подразумевалось как смешное, было нелепой (для него) идеей, что он находится в подчиненном положении по отношению к ней, но еще больше шокировали ее следующие простые и недвусмысленные слова:
— Да, нам надо бы поработать… но если бы вы находились на заднем сиденье кадиллака с откидным верхом моего соседа по комнате, как бы страстно вы сейчас дышали!
Это было невыносимо.
— Мистер Эдвардс! — холодно произнесла она, пытаясь вернуться к делу.
— Это я, — и глазом не моргнув, сказал молодой человек. Он улегся вперед на стол, приподняв бровь в притворном разочаровании. — Я думал, вы знаете.
— Я не знаю, на что вы ссылаетесь, — сказала мисс Минтнер, не глядя в его сторону. Она подавила желание прикоснуться к своим волосам. — Где фармацевт? — спросила она и с невероятным усилием сдержалась от того, чтобы повернуть голову и наградить молодого человека ледяным взглядом.