Ближе к истине

Почему бы и нет, если Россия и россияне терпят на телеэкране откровенно антинародного деятеля Гайдара, обанкротившегося на посту вице — премьера, за что и отставленного от должности, а теперь вновь водруженного Президентом на высокое кресло? И снова лучезарно лоснящегося довольством с телеэкрана, дающего свои заумные обволакивающие интервью о пользе демократии и реформ. Ублажает избирателя нарочито прислащенным голоском один из тех, у кого не просохла еще кровь на руках от побоища 3–4 октября. Это он в ту страшную ночь призывал москвичей идти на улицы, защищать демократию, то бишь его и К°. Зная наверняка, что будут убитые и раненые. Теперь он елейным голоском убаюкивает избирателя с невинным видом. Но то, что он говорит, выдает его с головой. Только вслушайтесь в его слова! От них пахнет новой кровищей.

Сидя в роскошном кабинете с зашторенными окнами, при горящем светильнике он дает интервью ведущему программы «Эхо недели» Потоцкому. Говорит вроде о безобидных вещах — сетует на большую раздробленность партий. О раздрае в демократических кругах. О том, что оппозиции снова дают поднять голову. И может случиться, что опять она, оппозиция, может составить большинство в будущем Парламенте. И он не исключает того, что новый Парламент будет не лучше прежнего. Казалось бы — как это делается во всех цивилизованных странах мира — надо признать поражение и уйти в тень или в оппозицию. Но… Он произносит страшные слова. И все тем же нарочито прислащенным голоском: если опять их будет большинство, то снова придется избавляться от Парламента.

Как? Опыт есть.

Этаким сладеньким голоском этот благообразненький человечек говорит слова, за которые не то что к выборам, а на порог страны нельзя допускать. По его недвусмысленному прогнозу, если следующий Парламент не будет отвечать их хотениям, то придется и его… И следующий? И следующий? И так до тех пор, пока не будет избран такой, который будет отвечать их хотениям? А хотения их даже сквозь патоку голосочка этого человека видятся зловещими. Для них «этот» народ, «эта» страна — просто экономическое пространство.

Так что, уважаемые будущие парламентарии, запасайтесь бронежилетами, а свой Дом Советов, или как там — Государственную Думу — обносите оборонительными валами и рвами. И да хранит вас Бог! ВыПор России и, похоже, еще не один, впереди. Но уже не до кровавых рубцов, а до смерти.

1993 г.

ЕЩЕ НЕ ДЕВЯТЫЙ ВАЛ, НО…

Казаки!

Казачье движение — это едва ли не самая трепетная страница сегодняшней истории русского народа. Еще совсем недавно слово «казак» было почти изгоем в русском языке. Его произносили если не с оглядкой, то по меньшей мере с оттенком иронии и архаичности. И не потому, что этнос изжил себя исторически, а потому, что над ним был учинен варварский геноцид «вершителями мировых судеб», по жестокости своей превзошедший инквизицию и робеспьеровское выкорчевывание инакомыслящих. Чужевыродки, наводнившие Россию, проявили к казакам такую жестокость, какой не знало человечество даже в дикий век избиения младенцев. Вогнали людей в такой страх, что он стал передаваться с генами из поколения в поколение. Спрашивается, за что? За какие — такие грехи? Как оказалось — за то, что казаки любят свое Отечество, свою землю и хотят, чтоб на ней был мир и порядок. И, оказывается, именно это — любовь к Отечеству, к своей земле и мешали (и продолжают мешать) чужеродным реформаторам, которые хотели бы прибрать эти земли к своим липким и грязным рукам. Но не тут-то было: вышло, что корни народной духовности так глубоки, что никакие зверства гонителей исподтишка, никакой геноцид, физический и духовный, не в силах вырвать их, чтобы уничтожить вовсе. И чуть смягчилась общественно — политическая обстановка в России, как эти корни дали сочные, буйные побеги. Свидетелем тому я недавно стал на ежегодных Тиховских поминовениях.

Позвонили мне давнишние мои друзья Владимир Петрович и Анна Сергеевна Литвиненко и предложили поехать 2–го мая на Тиховские поминовения. Это недалеко от Красноармейской в сторону Кубани, под Красным лесом. Там, перед земляным валом, за которым тихо струятся воды Кубани, среди тихих и ласковых полей, почти двести лет тому назад произошло при Ольгинском кордоне кровавое столкновение между казаками и горцами. Не вдаваясь в подробности этого события (их можно найти в Исторических источниках), приведу лишь надпись на памятнике: «Командующему 4то конного Черноморского казачьего полка, полковнику Льву Тиховскому, есаулу Цаджанову, хорунжему Кривкову, зауряд. хорунжему Жировому, 4 сотенным есаулам и 140 казакам, геройски павшим на сем месте в бою с горцами 18 января 1810 г. и здесь погребенным.

От Черноморских казаков усердием Василия Вареник 1869 г.»

Добавлю только — горцы хотели по обычаю набегом прорваться в станицу Ивановскую, чтоб порезать и пограбить. Но на пути им встал казачий кордон. Числом значительно меньший. Расправившись с заслоном, горцы углубились дальше. Но под Ивановской их встретили регулярные русские войска и прогнали. Вот и вся история. Она вмещается на страничке книги Ф. А. Щербины о Кубанском казачьем Войске и на крохотном кладбище над Кубанью, где сейчас стоит памятник — крест полковнику Тиховскому и его казакам. Оно обнесено оградкой и засажено фруктовыми деревьями. По — над оградкой — пышная сирень. Вокруг раскинулись необозримые просторы и вольные стада на них. И над всем этим стоит глубокая тишина. Один раз в год тишина вдруг взрывается гомоном тысяч людей, приехавших на десятках машин, автобусов; медными звуками оркестра, ржанием лошадей, зычными командами атаманов отделов и куреней, яркими одеждами публики и казаков.

Моментами кажется, что это съемочная площадка киностудии, на которой снимается фильм о гражданской войне. Или машина времени перенесла нас в прошлое. До того похоже все. Особенно казаки. В одном вдруг почудится Иван Кочубей, в другом Лютый из кинофильма «Неуловимые мстители». Аж оторопь берет. Одежды яркие, нарядные. Лица колоритные — усатые, бородатые. В черкесках с газырями, с кинжалами на поясе, саблями на боку.

А есть просто громадные, плечистые, ладные. Красавцы! Седобородые почетные старики. И то и дело вдруг обнимаются и целуются…

Любят казаки обниматься и целоваться (челомкаться). Стоят, стоят в двух шагах друг от друга, вдруг распахивают объятия, кидаются друг к другу. Я понимаю — это традиция. Но это и ликование души от того, что дожили, дотянули до того времени, когда можно вот так пообщаться, излить чувство единения.

Группа знаменосцев со знаменами РФ и Войска Кубанского развернулась у оградки кладбища, тут же конники на своих нетерпеливых рысаках. Оркестр гремит не смолкая. Ходят нарядные участники фольклорных ансамблей с разных станиц и артисты ансамбля Кубанской Рады «Кубаночка» — ладные, броско — красивые. Они стоят расцвеченными группами тут и там по всей прикубанской пойме и поют, и пляшут. Они всю дорогу пели и в автобусе. Своими звонкими голосами и ладным пением трогая душу до слез. Это их пение, возделанные поля за окном автобуса, нескончаемая «строчка» деревьев, подбеленных аккуратно, сочные зеленя озимых, хорошая асфальтированная дорога навевали мысли о неистребимости народного духа, его воли к мирному труду, любви к родным хатам. Думалось о всяком — о хорошем и… Где-то рядом с хорошими мыслями — тревожные. О том, что над всей этой прелестью жизни нависла угроза: далекие от земли люди настырно стремятся решать судьбу этой земли, в которой видят лишь предмет купли — продажи. И никак обитатели городов, каменных мостовых и асфальтированных улиц не поймут, что земля — это продолжение души народа. Покушаясь на нее, они покушаются на духовность народа. Неужели и на этот раз им удастся одурачить народ? Немудрено. Простоваты все же эти люди. Доверчивые. И, главное, — малоорх’анизованные. До смешного. Я вижу, как казаки никак не справятся с обычным построением: мнутся кучками, не знают своего места. Нет четкости, нет выправки, нет и дисциплины. Да и одеты пока — кто во что горазд. Без рвения выполняется команда «смирно». Равнение налево, направо. Повороты. Кое-кто даже путает «лево» и «право». Это вызывает смешок не только у публики, но и среди казаков. На лицах нет положенного подобострастия служивых людей. И чувствуется некий разлад в самих верхах: долго кого-то ждут. Говорят, атамана Екатеринодарского отдела А. А. Аникина с его командой.

В то время как батько, атаман Громов, и другие важные лица уже на месте. Уж если «по правилам», то все должно быть наоборот — главному чину можно чуть задержаться. А все остальные должны быть на месте до его прибытия. Тот же, чином поменьше, кто позволяет себе это, рубит сук, на котором сидит. Тем более, если судьба намечает его в лидеры…

Но вот появился, наконец, Аникин со своей командой. Красавец богатырского роста и сложения. И статью и, чувствуется, судьбою — вожак, лидер. Они строем, демонстрируя запоздало уважение к батьке, проходят мимо него и «свиты» с развернугыми знаменами и занимают правый фланг построения. После этого батько и отец Сергий — войсковой священник — в черной рясе и фиолетового цвета клобуке и вся «свита», в которой член Войскового Правительства В. А. Лемешко, адъютант Щепкин, атаман Крымского отдела в белой черкеске, седобородые почетные старики и другие важные лица и представители проследовали на правый фланг построения, чтобы оттуда пройти перед строем.

Пока суд да дело, пока разворачивается этот официоз, я пытаюсь расширить свои впечатления: подхожу поближе к построению, но с тыла, где в затылок громадного казачины стоит малорослый казак по прозвищу «Леворовняйсь». Мне хочется рассмотреть его поближе. В нем что-то от деда Щукаря: на нем ветхая униформа, портупея и пустая кобура на боку. Но главное, у него голова все время набок, налево. Говорят, пострадал от усердия в строю: на команду «Леворовняйсь» он слишком резво крутнул головой, что-то там свернул в шее и стал таким вот своеобразным Левшой. Старательный казак!

После короткого слова атамана В. П. Громова «свита» прошла в оградку кладбища, к памятнику. За «свитой» последовала первая шеренга построения. Под соответствующую команду: левое плечо вперед. Раскрасневшиеся, счастливые, ничего как будто не замечающие вокруг. Я еще не видел, чтобы казаки и казачки смотрели друг на друга такими влюбленными глазами. А молодуха в длинном розовом платье прямо выворачивается вся. От нее исходит шальной огонь, перебрасывается на подруг, на нас. Невозможно устоять на месте от зажигательной песни «Жил я у пана» или как ее называют еще «Курка — Щипатурка». Владимир Петрович не выдерживает, оставляет вздуваемый костерок, выскакивает в круг, его «подхва