Близкий свет

Ирина даже уловила в интонации тетки, возмущающейся странной ситуацией с выяснением причин смерти красивой молодой женщины, да еще к тому же известной артистки, некое сожаление по поводу того, что в новой демократической стране никому нет дела до обычной человеческой судьбы. Мол, при советской власти уже, небось, на пупах бы крутились все эти полицейские милиционеры, потому что их давно бы крепко взгрело начальство — за медлительность и халатное отношение к делу. А нынешним вроде бы даже и причину искать незачем: сама неизвестно, от чего лечилась, и сама же неизвестным лекарством отравилась. Ну, так что ж теперь делать? Нанимайте частного сыщика, который выполнит обязанности государства, но только за хорошее вознаграждение. Вот как Шурик, как все охранно-розыскное агентство «Глория», к помощи которого все чаще прибегают люди со своими заботами и несчастьями. Не дело, конечно, но заметно, что и другого выхода никто не видит. Кругом же коррупция, будь она неладна, и демократия тут ни при чем, если основа основ государства — правоохранительные органы — повязаны поголовной коррупцией.

Ирина недовольно поморщилась: кажется, она уже и сама уже начала пользоваться Шуркиными интонациями, разбрасывая обвинения налево и направо, ни за что конкретное, в сущности, лично не отвечая. Удобная позиция…

За ужином разговор возобновился словно бы сам по себе. А может, это Шурка, чьи мозги, разумеется, если не заняты посторонними бабами, то всегда нацелены на все эти привычные для него следствия-расследования, спровоцировал его. Во всяком случае, он, как бы между прочим, заметил, помешивая в стакане с чаем раздавленную чернику, — лечиться так лечиться! — что, если женщина, потерявшая единственную дочь, да к тому же, вероятно, и кормилицу, действительно желает добиться истины, ей легче всего не ждать решения компетентных органов, а обратиться к адвокату. Тот проведет соответствующее расследование, и одинокая пожилая женщина сможет получить хоть какую-то компенсацию от государства. И тянуть с этим делом не надо: чем больше пройдет времени, тем меньше будет обнаружено улик и фактов. Это он как профессионал советует. И, кстати, тут же вспомнил он, неподалеку, почти в центре Майори, вблизи от отеля «Балтик-Бич», имеется адвокатская контора бывшего отличного сыщика, а ныне адвоката Дорфманиса, с которым ему приходилось работать совсем недавно. Шура посмотрел с улыбкой на жену и добавил:

— Это было дело, связанное с убийством Эвы, если помнишь. Он — толковый мужик. И если у этой вашей Ады, или как там ее, Адель, Аделина, Аделаида? — Турецкий еще шутил! — возникли вопросы, она вполне может проконсультироваться с адвокатом, тот не откажет в помощи. И недорого, кстати, возьмет. Его зовут Лазарем Иосифовичем, — добавил он и, полностью отключившись от темы, немедленно принялся за свой чай.

«Вот же счастливое умение! — почти восхитилась Ирина откровенной наглостью мужа. — Это ж надо?! При мне вспомнить о своей… Ну, негодяй, ничто его не пробирает! И ведь тут же сделал такой вид, будто у них ничего не было!» Но ревность Ирины длилась недолго. К чему теперь говорить о той покойнице, задушенной преступником, охотившемся, как выяснилось, вовсе не за ней, а за Шуркой, в воронежской гостинице? Она вспомнила собственные размышления сегодня на пляже и решила, что Шуркина шальная башка все-таки хоть и с заметными моральными издержками, однако варит в правильном направлении. Молодец…

Режиссер Петер Августович Ковельскис принял умный совет Инги и озвучил идею обращения в адвокатскую контору на поминках, где ему внимали с неоднозначным интересом. Он без труда нашел указанную контору и договорился с молодым человеком, который представился помощником адвоката Дорфманиса, Димитрисом Вилипсом, о том, что те возьмутся за такое расследование. Но им было необходимо знать все, что касается погибшей, и не из слухов, а из первых рук. И режиссер назвал ему адреса и телефоны матери Лоры, ее подруги Инги и тех нескольких работников театра, кто знал о решении актрисы сбросить лишние килограммы. Впрочем, о причине ее такого решения он решил промолчать, полагая, что ничего, кроме осложнений и подозрений в свой адрес, не добьется. Сама решила. Да, был у них такой разговор, но фактически на бегу, за несколько часов до его отъезда в Москву, и разговор этот касался исключительно исполнения роли Дездемоны в «Отелло».

Но сам он никаких предварительных условий актрисе, естественно, не ставил, очевидно, это была ее собственная инициатива, закончившаяся так неожиданно и трагически. Но дело определенно не в этом. Что, собственно, и требуется доказать. А то в театральном коллективе некоторые коллеги уже косятся на него, режиссера, возможно, желая приписать ему какую-то долю вины, в то время как он скорбит вместе со всеми о горькой потере.

Вежливый помощник адвоката все понял и пообещал немедленно поставить Петера Августовича в известность, как только им удастся найти хоть какие-то следы или улики совершенного преступления.

Довольный своей миссией Ковельскис тем временем занялся поиском подходящей актрисы, для замены на роль жены Отелло. Однако, поскольку сама судьба снова занесла его в Майори, а дом Инги находился неподалеку, в нескольких кварталах от главного проспекта, на Йомас-йела, и он решил не терять лишнего времени, хотя наступающий вечер был у него свободен, и позвонил ей. Причем позвонил, находясь почти возле ее дома. Он поставил себе за правило не появляться здесь без предварительного телефонного звонка, чтобы не ставить новую любовницу в неловкое положение. Элементарный такт обязывает. А ну, как у нее «гостит» кто-то другой? В том, что так может быть, он был почти уверен. Тонкий знаток психологии, он подозревал, что у «его Инги» есть еще кто-то. На каком основании? А на том, что она вела себя с ним в постели как очень опытная, умелая специалистка в этой, не такой уж и стыдной, в сущности, профессии. Мало ли, у кого как судьба складывается! Разумеется, ни о какой продолжительной связи с ней и речи быть не могло, разве что — близость, вот так, от случая к случаю.

Потому и сейчас, получив разрешение посетить, Петер Августович решил не медлить, и несколько минут спустя, уже входил в подъезд и открывал дверь в квартиру своим ключом. Но почему-то именно этот акт полнейшего, можно сказать, доверия к нему со стороны хозяйки не задевал его сознания. Он поспешил заверить гостеприимную Ингу, чьи прозрачные, словно созданные из кристаллов хрусталя, глаза излучали поистине небесное сияние, в том, что находился неподалеку, можно сказать, рядом, посетив перед этим адвокатскую контору. И, собственно, это и явилось причиной его появления у нее. Ну то есть так сложились обстоятельства. Странное, надо заметить, оправдание перед женщиной, вручившей тебе свои ключи — и не только от дома, но и от… Конечно, иногда мужчина должен думать перед тем, как приступать к оправданию своих, якобы спонтанных, действий. Очевидно, в данный момент ему было не до анализа своих речей.

Инга улыбнулась, подчеркивая тем самым свое одобрение его действий. Вот только одно ее, кажется, в этот раз несколько смутило: сообщая ей о своем разговоре с помощником адвоката, режиссер, ничуть не смущаясь, спокойно раздевался. Он аккуратно снял с себя верхнюю одежду и повесил пиджак и брюки на спинку стула, затем, продолжая говорить и перейдя в другую комнату, начал снимать там сорочку, майку и носки. Оставшись в одних трусиках, он выглянул к Инге и с удивлением обнаружил ее по-прежнему удобно сидящей в кресле и не собиравшейся немедленно спешить к нему, сбрасывая на ходу, как однажды уже было у них, легкий, очаровательный халатик. Наоборот, она поглядывала на его достаточно крепкую, накачанную фигуру с вопросительным интересом.

Он опешил: что происходит? Он же пришел за… ну, как… обычно. Он — в дом, она — в постель! И полная ясность. Каждый получает свое наслаждение. Хорошо, когда это происходит одновременно, но ничего страшного, если и порознь. Нет, в самом деле, что происходит?

На лице Ковельскиса было написано столь откровенное недоумение, что Инга расхохоталась. Ему показалось, что даже и с неприкрытой, хотя бы элементарной вежливостью, насмешкой. И он вдруг подумал, что, наверное, поторопился. Ведь всю прошедшую ночь после утомительных, но, очевидно, необходимых для своего же собственного морального очищения, поминок девятого дня они провели в бурной борьбе, совершенно обессилившей закаленного в подобных любовных битвах Петера Августовича. А вот Инга, как он обнаружил, покидая ее «уютное гнездышко» на рассвете, совсем вроде бы и не устала. И могла бы, вероятно, продолжить состязание в выносливости. О чем это говорит? О ее бурном спортивном прошлом? Со всеми издержками «тренерских забот о своих подопечных» во время спортивных сборов, и так далее, известно же… Именно это обстоятельство и подтолкнуло его к мысли, что она, конечно же, профессионалка. И раз это так, то ни о каких сердечных делах и проблемах здесь не может быть и речи. Расслабление — да, наслаждение — да. В конце концов, и особая благодарность может тоже иметь место. Но, возможно, напрасно распалив свое воображение, она претендует теперь на нечто большее нормальной человеческой близости? Это стало бы огромной ошибкой с ее стороны. Увы, не мог себе позволить известный деятель высокого искусства длительную и в чем-то обязывающую его страсть с обыкновенной преподавательницей английского языка в гимназии. Даже с учетом ее замечательного женского умения. Так в чем же дело?

Нелепо обнаженный, он застыл в дверях «вопросительным знаком».

А Инга, с новым для себя интересом разглядывая его тело, на котором уже появились первые свидетельства приближающегося «критического» возраста, размышляла о том, что же с ней самой сегодня произошло? Почему она не ринулась в постель, на ходу сбрасывая с себя на пол немногие домашние одежды и тем самым демонстрируя свое неистовое желание поскорее почувствовать этого сильного мужчину? Что ее остановило? И вдруг поняла. И ей стало очень грустно: снова ошибка. А ведь так была уверена… Ее словно ледяной водой окатило: ну, конечно, вот она — причина Лоркиной смерти. Это — он! Лорка, разумеется, влюбилась и без всяких компромиссов отдалась этому жеребчику, полагая, что он — ее судьба. А прежний его брак — нелепая случайность. Лорка поверила! Как поверила и она сама несколько дней назад, когда он впервые один пришел к ней.

А ведь Лорка кинулась в свою любовь, словно в пропасть, отчаянно веря, что Петер не даст ей упасть, но при этом каждое его слово, каждая просьба — закон! Вот почему она и ухватилась за этот проклятый срок — 28 дней, и ни часа больше. Она и опомниться не успела, как в чем-то главном прокололась. И на спасение уже не оставалось времени. Другими словами, вот он, главный виновник Лоркиной гибели. Он замыслил, как всякий самовлюбленный художник, свой спектакль, и ему было вовсе не до актрисы, которая и нужна-то была лишь в качестве удобной любовницы, а также вспомогательной силы в процессе осуществления грандиозных творческих планов. Какая же он мерзость! Он ведь и переживал-то «по-театральному»! Слезливо и сентиментально, будто работал на публику. Ну, конечно, поэтому и в первую же ночь их более близкого знакомства он, якобы ища утешения, вмиг оказался и в ее постели. Совершенно забыв при этом несчастную жертву собственной беспечности. Так ведь легче всего оправдать себя… Он — натуральный потребитель, этот сукин сын, он уже и к новой любовнице привык настолько стремительно, что не мыслит, что она ему — ему! — способна отказать! Ну что ж, посмотрим на тебя, голубчика, реально…