Близкое – далёкое

Марина пришла в восторг. Она любила подобные бредовые идеи Потапыча. Они веселили Марину.

На вершине стоял Свято-Никольский храм – полуязыческая серая пирамида с массивным, выточенным из мрамора и сияющим белым светом крестом на макушке. На ступеньках входа в храм вылизывали лапы рыжие кладбищенские коты.

– Тебе нравится здесь? – спросила Марина.

– Ну, так, прикольно. Хотя я бы лучше погулял по району, слишком далеко ехать.

– А там что? – она пошла по дорожке и увидела недостроенную часовню, а рядом козу на привязи, лениво жующую пучок травы. Напротив часовни высокий забор и запертые ворота прятали что-то интересное.

– Там эти, братки, которых в девяностые порешили. – Проговорил Потапыч.

Марина заглянула через прутья ворот – чёрный мрамор помпезно обустроенных могил блестит на солнце, повсюду круглые высокие беседки и широкие скамьи, точно из городского парка. «Да, – подумала она, – дорого-богато».

Двинулись дальше по дорожке. Потапыча и Марину встретили два постамента, побеленных свежей извёсткой, засохшие капли у подножий ещё не успели стереться. На постаментах два больших чёрных якоря. И картина белоснежных постаментов и чёрных якорей впечаталась в сознание Марины. В этой части кладбища молодых людей вновь ждали братские могилы, но уже с иными датами – 41-42. Были и могилы, хранившие в себе кости одного единственного человека. Цепочки таких могил – простые плиты – тянулись по обе стороны от входа. На ближнем надгробии значилось: «Медсестра Вера» – ни фамилии, ни даты. Сколько лет Вере? Где Вера родилась? Как выглядела эта молодая девушка? Если, конечно, в земле не погребена зрелая женщина, но Марина почему-то думала, что Вера – именно молодая, совсем юная девушка. И сама надгробная плита – меньше человеческого роста, тоньше человеческих плеч, и неужели под ней истлело некогда здоровое тело?

Дальше – могилы нашего времени. «Необъяснимо и беспомощно Отечество утратило АПРК «Курск» и 118 преданных защитников» – гласит надпись на братском захоронении. Марина вспоминает детство, выпуски новостей, и уже во второй раз её посещает чувство, как если бы нечто забытое вернулось к ней.

Чёрный гранит надгробий, извёстка, пахнущая весной, с красными звёздами могилы, наполненные костями безымянных людей – в этом есть что-то до дрожи знакомое, узнаваемое на каждом километре бескрайнего русского простора.

Но главное открытие ждало Марину впереди. Литая, бронзовая, возвышающаяся над кладбищем статуя матроса потрясла её. На постаменте стоял матрос, он снял фуражку и склонил к земле бронзовое знамя. «Что так поразило меня?», – размышляла она и всматривалась в скорбное тяжёлое лицо матроса. «Смирение перед смертью. И сколько силы в этом смирении!» Марина ужаснулась, она представила свою будущую смерть, но не факт смерти испугал её – ощущение скорого краха испугало. Нечто должно свершиться и будет это очень страшным и непреодолимым.

Марина посмотрела по сторонам – кладбище заканчивалось пантеоном погибшим морякам линкора «Новороссийск». Друг напротив друга стояли каменные барельефы – моряки тушат пожар в трюме линкора. Строгие острые лица у фигур моряков, гладкие широкие плечи, прямые каменные ноги. Марина смотрит на барельефы и хочет быть среди моряков, быть такой же острой, строгой, каменной, быть среди пожара, посреди раскалённого трюма – сбежать туда от неминуемого краха.

– Хочу в рейс. Я хочу испытать, на что я способна.

– Не, в море не хочу, – ответил Потапыч. – Пойду на завод работать. Буду как настоящий мужик, который сорок лет на заводе отхерачил.

Она внутренним взором увидела отца – у отца огромные руки, грубые, всегда грязные. Руки его могли делать чудеса – мастерить, ремонтировать. В гараже стоял станок, и маленькая Марина любила смотреть, как отец трудится, и однажды, уже став юной девушкой, сказала: «Хочу строить корабли». Она росла с убеждённостью, что и её будущий муж должен быть похожим на отца. И у Потапыча были грубые и неухоженные руки, но не огромные, средние такие руки, в самый раз, чтобы елозить по столу компьютерной мышью.

Марина и Потапыч познакомились на праздновании Дня факультета. Она должна была петь какую-то песенку, а он сидел в актовом зале, и заинтересовал Марину своим пренебрежением к окружающему миру. С каким нескрываемым презрением он смотрел на людей! Независимый и свободный, он не походил ни на кого в актовом зале, и девушка сама подошла познакомиться, и с той минуты началась для неё жизнь, в которой она кроме Потапыча ничего не желала знать.

Именно так всё произошло? Вспоминая их встречу, Марина недоумевала – она раз за разом упускала некую деталь, настолько важную, что без неё отношения не могут быть полноценными. Неужели она сама себе придумала воспоминания?

– За мной пол общаги бегало, а я тебя выбрала. Цени это.

– Я ценю.

– Ты же можешь, ты же способный, почему ты не хочешь вместе со мной вкалывать? Ходить в моря, зарабатывать деньги, купили бы себе квартиру.

– Это тебе так только кажется, что ты отходишь в несколько рейсов и купишь себе квартиру. Да, да, да, ведь должно быть так просто, так оно и происходит. Конечно.

– Не только в квартире ведь дело, я бы отходила в рейсы и отдала бы родителям всё то, что они заслужили.

– Это нереально, так много ты всё равно не заработаешь. Забей, зачем тебе сейчас об этом думать? Закончи универ сначала, к этому времени всё может измениться.

– Моя бабушка всегда говорила, что мужчина голова, а женщина шея.

– У вас в пгт все так говорят?

Марина выпрямилась.

– Ты будешь вместе со мной батрачить?

– Конечно.

– Да, – не вопрос, не утверждение, а вялое, бесформенное «да» вылилось из уст Марины.

«И зачем нужно было вообще это говорить?», – подумал Потапыч.

За последние полгода она так часто клялась в любви, что он считал её клятвы легковесными. Но самое неприятное – ему приходилось как-то отвечать взаимностью, клясться в ответ, давать обещания, заранее невыполнимые. Сказанное Потапычем звучало настолько неубедительно, что сам он чувствовал – слова не достигают слуха Марины.

С чего начались их отношения? После Дня факультета Марина привязалась к нему, они часто гуляли вместе, но Потапыч не был щедр на поступки, хотя и догадывался о симпатии к себе, симпатии явно не просто дружеской. Настойчивый и сладкий запах духов обескураживал Потапыча – он не привык нюхать бабу, обильно облившую себя духами, видел в незнании меры признак дурного вкуса. Однажды поздним вечером Потапыч с Мариной сидели на лавочке, о чём-то разговаривали, и вдруг она потянулась к нему спелыми губами, и он сперва не понял что происходит, а когда опомнился – уж сам целовал грудь задыхавшейся от удовольствия девушки.

Спустя несколько дней он лишил Марину девственности. Потапыч слегка волновался, прежде ему такой чести не выпадало, и когда Марина простонала что ей больно, он совсем растерялся, но внезапно с ней сделалась резкая перемена, и девушка, вывалив горячий язык, оторвала голову от подушки и облизала Потапычу сосок. Перетрусил он уже после – увидел на простыне яркое выпуклое пятно крови, сорвал простыню и побежал в ванную, где в раковине настырно пытался пятно отмыть. А Марина рядом стояла под душем и ухахатывалась.