Близнецы и Сгоревший Замок

— Ну что ты на меня смотришь? — сказала Лида почти сердито. — Неужели думаешь, я просто так это сделала? Неужели ты не догадываешься, что на это у меня были самые крутые причины!

Оля ничего не успела ответить после такой, можно сказать, атаки, а Лида вдруг поднялась:

— Идем отсюда! Здесь все на меня смотрят! Идем на улицу!

Хотя там была настоящая метель, это напоминал о своем скором приходе февраль — кривые дороги. Однако Ольга не стала спорить, поднялась из-за уютного столика.

Они вышли на школьный двор, миновали заснеженный, сейчас очень тихий, очень безлюдный парк, который был частью Острова, выбрали скамейку — самую дальнюю, можно сказать глухую, стоящую в углу у стены.

— Садись, не бойся, я недолго! — сказала Лида, словно собиралась Ольгу в чем-то обвинять.

А сама говорила долго! И они в результате здорово промерзли. Но обе не заметили этого.

Нам можно рассказывать это не так подробно, не передавать каждое Лидино слово и каждую ее слезу, которых, кстати, было пролито немало… Итак, вот эта история.

Живет девочка, горя себе не знает. И даже более того — имеет все, чего только пожелает ее душа. И на Канарских островах она от простуды лечится, и на горных лыжах покататься может во Французских Альпах (есть такие замечательные горы, а в них еще более замечательные и очень дорогие курорты), и… Да господи боже мой, хочешь — заведем тебе тигренка? И завели бы, если б вовремя не поняли, что это довольно-таки опасное дело.

Я не к тому это пишу, что «девочку баловали». Были бы у наших родителей такие же возможности, как у господина Берестова, они, наверное, давали бы нам то же самое. Я к тому только, что, когда человек буквально утопает во всем прекрасном и замечательном, ему отчего-то хочется… какой-нибудь гадости.

Что-то подобное произошло и с Лидой. Все было у нее: и лучшие книги, и лучшие фильмы, и в Москву на премьеру в Центральный детский театр на папином самолете. И так далее и тому подобное. Но вдруг, необъяснимым образом обведя вокруг пальца бдительных охранников, она стремительно познакомилась с Димкой Стариковым… господином Стариканди. Стремительно еще и в том смысле, что дико стремилась к этому!

По своему обычаю, Лида не говорила, кто она такая. Гуляла со Стариканди, а когда ей надо было поцеловаться, отправляла Пашу в другой конец сквера или улицы,

А Стариков, кстати, тоже был непростой человек: звезда — пусть и местного значения, но звезда! Приятно быть подружкой атамана, уж вы поверьте. Приятно крутить судьбами твоих неожиданно появившихся подчиненных, приятно и даже дико приятно рискнуть. Причем не папиными долларами, полученными на карманные расходы, а собственной жизнью! Хотя бы ее частью… А как это? А, например, пойти к поезду Барнаул — Москва, встретить «одного делового пацана» и взять у него некий пакет.

— А там что? — спрашивала Лида.

— А тебе обязательно это ущучивать? — зло и весело щерился Стариканди.

— Обязательно!

— Там соломка.

— Что?..

— Темная ты, куколка. Соломка — это наркота! Так тебя устроит?.. Это без вариантов колония! И очень даже возможно: менты за ним секут… — опять ощерился.

Была у Стариканди такая манера: вместо улыбки поднимать правую часть верхней губы, словно он хотел показать, какой там у него клык.

— Ну что, сделаешь или..? — И далее он употреблял словечко, которое в другом обществе считалось бы отвратительным.

Оно и было отвратительным. Однако только обжигало томительно, покалывало, покусывало изнутри. Лиде становилось противно и… приятно.

Там было много всего, много всяких «деталей», и она некоторые Ольге рассказала, а некоторые не стала. Потому что гадкие вещи рассказывать тяжело, хоть они и кажутся поначалу вроде как героическими.

И однажды наступает вдруг момент, когда ты совершенно отчетливо понимаешь: это все дрянь, грязь, отрава. Не словами понимаешь, а самой душой. И у тебя — непреодолимое желание вырваться.

Только это удается далеко не всем. Большинству девчонок из той Лидиной компании просто деваться было некуда: они в этом живут с самого, можно сказать, детства. Да у них иной раз дома еще хуже, чем в той компании. Здесь хоть тебя кто-то вроде бы любит. А дома — никто! И такие девчонки, конечно, — остаются.

Но у Лиды-то, слава богу, было куда уйти, было чем от них защититься. Она их, в сущности, не боялась. Она в них просто играла. И вот однажды, когда новизна и острота прошли, когда Лида увидела, что это такое на самом деле, она решила, как там выражались, «резко отвалить».

Однажды просто не явилась на встречу со Стариковым, перестала ходить в места его, так сказать, обитания… К тому времени Стариканди уже знал, кто такая Лида Берестова. Но одно дело — знать, другое дело — в ее крепость проникнуть. Лида на это именно и рассчитывала.

Стариканди, понятное дело, позвонил, Лида ответила, что занята, что у нее много теперь работы по школе, что она поступила в более сильный класс. Все это было полным враньем. Но ведь так всегда поступают воспитанные девочки, когда хотят дать своим кавалерам знать, что они решили «начать новую жизнь».

Сперва Димка так и среагировал — вроде бы расстроился, типа: не знал, что делать, и бегал по стеночкам с горя. Однако это на Лиду нисколько не подействовало. И Стариков будто бы отстал, поняв безнадежность своего положения.

Но вдруг недели через две после того, как Лида «отшила» его в мягкой товарищеской форме, Стариканди позвонил снова:

— Надо встретиться, королева, — сказал он каким-то новым, чужим голосом.

Непонятно почему, но Лида вдруг испугалась. Правда, сумела переназначить встречу на якобы более удобное ей время: чтоб Стариканди не догадался, что она дергается. А сама в это время дергалась и проклинала себя, зачем было оттягивать свидание на лишние три часа нервотрепки.

Наконец они встретились. Чтобы Стариканди не совался с объятиями и прочим, Лида пригласила его в свой джип — по случаю якобы ветреной погоды. Там не только был верный Паша за рулем, но и сама она чувствовала себя намного уверенней, а Димка… да он, может быть, никогда в жизни столько «манишек» не заработает, чтобы поиметь такой кар.

Стариканди попробовал ее вынуть на свежий воздух под каким-то предлогом, но Лида холодно объявила, что у нее насморк.

— Смотри не пролети на своей игре, — сказал Стариканди тихо.