Близнецы святого Николая
Шрифт:
Как раз в ту минуту, как Бепи лежал на животе, брыкаясь толстыми ножками, и ревел во всю, в глубине узкой улицы показалась Пеппина. Она мгновенно оценила положение обоих воюющих сторон. Немедленно в победителей полетел сначала один башмак с деревянным каблуком, а затем улепетывавшего мстителя настиг как раз у поворота за собор другой башмак, и попал в то место, которое всякому ребенку положено самою судьбою для восприятия всевозможных воздаяний. Не прошло и мгновения, как Пеппина в крикливую стаю этой мелюзги ворвалась истинным ураганом. Детишки метались во все стороны, но стихийная дама настигала их повсюду и, наскоро отшлепав одного, уже стремилась к другому.
В это время Бепи с Пепой заняли обсервационный пункт на ступенях собора и оттуда спокойно любовались торжеством добродетели. На гвалт, поднятый
Таким образом, после нежданного циклона, близнецы уже росли вполне безмятежно. Даже во время свалок, когда дети разделялись на враждебные партии и на площади собора смело начинали вселенскую потасовку, от которой даже окрестные собаки прятались куда попало, а взъерошенные коты возносились на плоские кровли поближе к их трубам – Бепи с Пепой, взявшись за ручки, спокойно проходили через объятые воинственным огнем дружины сражающихся. Если же они удосуживались попасть в слишком опасный пункт, где в данную минуту совершался решительный момент боя, то кто – нибудь из вождей победоносной армии схватывал их за концы рубашек, торчавших неизбежно, как полагается детскими модами, позади в разрезах штанов (ибо и Пепа носила таковые же) и оттаскивал сирот назад.
– Здесь не ваше место, видите, дерутся. Достанется вам по затылку – нас же бабушки драть будут.
И проникаясь великою мудростью этого детского совета, Бепи с Пепой за ручку подымались на ступени и там под защитою громады мраморного св. Николая оставались спокойными зрителями героического эпоса.
У них притом была своя роль и свои обязанности, чисто, впрочем, духовные.
В Бари очень часты религиозные процессии. То и дело по узким белым улицам медленно движутся кресты, хоругви, мощи святых и Мадонна, одетая на этот случай местною портнихой в самое модное платье. «Banda municipale» впереди открывает шествие иногда гимном Гарибальди, иногда королевским маршем, а то какою – нибудь арией из оперы, не всё ли равно, лишь бы в участвующих совершался надлежащий подъем духа. Вверху на плоских кровлях девушки поют свое, совсем не в лад старым священникам, двигающимся в средоточии процессии, окутанным фимиамом и от солнца прикрытым балдахинами с страусовыми перьями. И вот тут – то Бепи с Пепой исполняли провиденциальное назначение, умиляя сердца грубоватых рыбаков, контрабандистов, не совсем безопасных членов таинственных обществ Malavita [9] , Camorra, Mafia и других. Близнецы св. Николая должны были изображать ангелов. На них ярко горело трико, покрытое серебряной или золотой чешуей, а позади красиво колыхались крылья из лебединых перьев.
9
Преступный мир (ит.).
– Ну вот совсем ангелы, точь – в – точь ангелы – радовались бабушки, очевидно вполне знакомые с небожителями, которых они еще видели вчера и увидят завтра.
Местный художник подарил близнецам св. Николая луки и колчаны со стрелами. В первую же процессию наивные каноники дали им в руки первые и за спину, между лебедиными перьями, закинули вторые.
– Ну уж теперь их и не отличить от ангелов! – восхитились бабушки.
Таким образом пухлые купидоны отлично сходили за херувимов. И надо отдать справедливость, к раскормленным мордочкам Бепи и Пепы этот новый убор шел гораздо лучше. Девушки и рыбаки при виде их совсем уходили в религиозный экстаз, и даже импровизировали, не сходя с места, гимны, где славили Мадонну, пославшую на землю лучших своих пажей – ангелочков. Они же близнецы св. Николая, и в том же костюме с луками и колчанами, непременно участвовали в каждом погребении детей, знаменуя, что отошедший в лучший мир младенец сделался на лазурных небесах именно
таким, как и они. Что могло быть счастливее подобного детства?VIII
Близнецы св. Николая, в качестве духовных особ, мало – помалу совсем вошли в роль. Являлись ли сюда богомольцы приложиться к золотому помосту, под которым погребен угодник Божий – они уже тут как тут. Священник служит обедню и трехлетний карапузик Бепи в белой кружевной рубашке стоит около него и по своему мнению помогает, а Пепа в это время кувыркается в землю, воображая, что она молится. Читает каноник Евангелие и Бепи бормочет что – то, развернув где – то добытую им книгу. Так они и пребывали, приобретая себе неоспоримое право гражданства в нижнем храме. Уходили они отсюда только есть и спать, причем очередь на сие последнее между бабушками велась самая строгая.
Дурного дети видали мало. Так как их считали принадлежностью собора, в некотором родстве со св. Николаем, то в домах, где они ночевали, все старались держать себя соответственно. Даже когда какой – нибудь Пиетро или Франческо бывало разбушуется, его сейчас же унимали: «Что ты, – с ума сошел? Ведь тут у нас близнецы из собора». И не в меру подгулявший рыбак утихомиривался. «Я – де что ж… Я ничего. Я ведь знаю, что мы только одним св. Николаем и живем. Захочет он – вернешься с рыбой, а не захочет – на дне лодки дрянь, в роде "полипо" или "каламаре" [10] окажется. Это уж так!»
10
Polipo, calamare – осьминог, кальмар.
И грубые мозолистые лапы, привыкшие только к веслам, гарпунам и канатам, тянутся к румяным щечкам благополучных сирот. Бепи и Пепа привыкли даже к тишине и безмолвию громадной базилики. Уйдут все оттуда и стоит каменная гора эта над ракою святого безжизненная и мертвая, как чудовищная гробница. Прижмутся где – нибудь в уголку брат с сестрою, точно козявки, заползшие в бездну мрамора и порфира. Сидят и смотрят, как гигантские колонны теряются в высоте, как над ними едва – едва поблескивает позолота плафона, как сквозь цветные окна льются в эту пропасть пестрые лучи солнца. Ни звука кругом и только изредка Пепа, как более резвая, сорвется и побежит по каменным плитам, но ее движение здесь не заметно, как не заметна была бы птичка сквозь раскрытое окно под кровлей, влетевшая сюда. Особенно мала она – эта трехлетняя девочка – казалась у одной из колонн… Улитка, приставшая к вековому дубу, больше бы заняла на нем места. Случалось в такие минуты улягутся дети на полу и болтают.
– Бепи, а Бепи… Что св. Николай – отец нам?
– А то как же?
– То же самое, что рыбак Антонио – маленькому Нонни.
– Да… Только он и другим отец тоже, св. Николай… Его все отцом называют.
– А почему у нас мамы нет? У Нонни вон старая Олива, у Артуро – Мария.
– Потому что у нас вместо одной мамы много бабушек. Где же тут маме быть?
– А когда ты вырастешь, ты будешь ходить под золотым балдахином и петь с кадилом в руках?
– Да! И передо мной будет banda municipale играть музыку.
– Отлично. А я… я куда денусь?
– Ты? А помнишь приезжала сюда такая важная – важная монахиня…
– Ну.
– Ты такая же станешь.
– Я не хочу… Она вся в черном и злая – презлая. Бабушка Лючия рассказывала, что та никому одного сольди ради Христа не дала.
– Тогда я для тебя другое придумаю.
– Ну?
– Я прикажу надеть на тебя зеленое платье, на голову шляпку и чтоб на ней все цветы сразу были, в уши вот этакие серьги.
– Больше, чем у бабушки Пеппины?
– Ну вот, что такое твоя Пеппина? На руки браслеты и на ноги красные сапоги и тебя во всем этом поставят на золотой поднос и будут носить на руках. Я под золотым балдахином, а ты на золотом подносе.
– Как Мадонна! – всплескивала она пухлыми ручками.
– Да… и у нас много – много всего будет. Ты знаешь, ведь св. Николай очень – очень богат.
– Как лавочник Джулио?
– Ну вот, захотела. У лавочника Джулио одних сластей на полках сколько! И на каждой сласти свой ярлычок. Разве можно быть таким? Лавочник Джулио один! Но все – таки и св. Николай богат. Не так, но богат. И у нас будет тележка.