Близняшки от босса. Сердце пополам

— То есть… — проглатываю слова от волнения, но отступать не намерена. — Если у меня немного… подпорчена внешность, это не значит, что я неквалифицированный работник! Вы даже шанса мне не дали проявить себя

— Подпорчена внешность? — недоуменно брови сводит. — Снежана, мне плевать, как выглядят мои подчиненные.

— Но…

— Все просто, Снежана. В роли помощницы я хочу видеть бойкого и надежного человека. И поначалу ты мне показалась именно такой, — опускает руку и барабанит пальцами по столу. Раздражает. — Мне здесь не нужна жертва, которая мало того, что терпит побои, так еще и оправдания мужу ищет. Это ведь его рук дело? — взглядом на скулу указывает и опять злится. — Сама подумай, зачем мне запуганная, глупая девчонка, которая может не явиться в один прекрасный день на работу, потому что… ее муж прибил. На черта мне эти нервы? Своих забот хватает, — добавляет задумчиво.

— Моя личная жизнь вас не касается, — бубню я и голову опускаю, вспомнив о синяке и желая его спрятать. — И мои проблемы не должны вас волновать. Никто меня не… убьет, — сиплю, боясь этого слова.

О Ритке думаю. И в голове тот роковой вечер прокручиваю. Хорошо, что ребенка у мамы оставила. Боже…

Шторм отходит от рабочего места и меряет шагами пол.

— Продолжаешь прикрывать тирана? «Случайно», «один раз», «сама виновата», «это он так меня любит»… Типичная реакция жертвы, — выплевывает с разочарованием. — Ты в курсе, что домашнее насилие — основная причина смерти и инвалидности женщин в возрасте от 16 до 44 лет: от него погибают или теряют здоровье больше, чем от рака или ДТП, — чеканит, приближаясь к окну и разворачиваясь спиной ко мне. А тон такой равнодушный, будто он одну из своих журналистских статей озвучивает. — А ты дальше терпи, — подводит итог, будто все обо мне знает. — Однако за пределами холдинга.

Ком обиды подкатывает к горлу, но я заталкиваю его обратно. Вместо него из глубин души вырывается нечто более темное и отчаянное.

— Знаете что! Хватит, — прикрикиваю я. — Вы, Вадим Дмитриевич, хам, деспот и самодур! С ужасным чувством юмора, — Шторм оглядывается и прищуривается, смотря на меня с любопытством. — Вам плевать, что ваши слова или действия могут ранить. И еще, я не жертва. Это… — указываю на свою скулу, — …случилось со мной впервые. И я подаю на развод. Теперь мне как никогда нужна работа. Любая. Чтобы обеспечивать дочь.

— Где она сейчас, — перебивает резко. — С ним?

— Нет, конечно! — бросаю возмущенно. — С мамой моей.

— Развод? — уточняет и глаз с меня не сводит, будто считывая каждый мой импульс, как детектор лжи.

— Да! — выпаливаю искренне.

Сложив руки в карманы, идет ко мне. Останавливается буквально в паре метров, карамельным взглядом испепеляет. И это очень дезориентирует. Но одновременно сил придает, потому что я опять вспоминаю свою булочку Риту. Настолько, что я даже лицо свое побитое приподнимаю, чтобы смело встретить взгляд босса.

— Я хочу, чтобы ты впредь честно отвечала на мои вопросы, — выделяя каждое слово, говорит Вадим. — Если мы планируем работать вместе, то доверие обязательно.

Прокручиваю его фразу в голове снова и снова. Подвох ищу.

— А мы… — сглатываю нервно, — …планируем?

Глава 7

Вадим медлит с ответом. Молчу и я, стиснув губы до покалывания. Возможно, я должна придумать еще какие-то оправдания? Просить Шторма оставить меня на работе. Умолять, пасть на колени перед великим боссом. Но я не чувствую себя виноватой, мне не за что извиняться. А играть не умею. Да и, судя по реакции Вадима на мою ложь, он раскусит меня в два счета и точно прогонит.

Будь что будет! По крайней мере, я попыталась.

Теперь остается лишь ждать приговора.

Невольно прислушиваюсь к тиканью настенных часов и пытаюсь унять стук собственного сердца, которое разошлось не на шутку и, кажется, громыхает на весь кабинет.

В то время как у меня все внутри леденеет от неизвестности и я не могу унять дрожь в теле, Шторм неторопливо возвращается к столу. Перебирает какие-то бумаги, при этом даже глаз на меня не поднимает, будто я вдруг перестала существовать.

Напоминаю о себе негромким покашливанием. Вадим продолжает свое занятие, не реагируя на меня. Словно я невидимка. Хочется ущипнуть себя, чтобы убедиться, что я все еще здесь, настоящая.

— Вадим Дмитриевич, — строго и громко зову я, устав от такого откровенного игнорирования.

Босс в мгновение ока оказывается напротив меня и протягивает стопку листов, в которых все разлинеено и почеркано. Принимаю машинально.

— Что это? — крепко сжимаю бумаги, оставляя на краях мятые следы.

Пытаюсь вчитаться в текст, но слова плывут перед глазами. И если печатный текст с трудом, но еще могу разобрать, то пометки на полях будто на другом языке сделаны. Инопланетном. Почерк неразборчивый. Размашистый, неровный и загадочный, как сам Шторм.

— Мой график совещаний и встреч на неделю, — отойдя от меня, он опускается в кресло. — С контактами заказчиков и партнеров, — откидывается на спинку расслабленно. — Так вот, мне он не нравится.

Свожу брови, бросаю быстрый взгляд на Вадима, встречаюсь с его плавленой карамелью, а после, сделав глубокий вдох, возвращаюсь к бумагам. На этот раз изучаю их внимательнее — и каким-то чудом мне удается частично пометки дешифровать. В состоянии аффекта, видимо.

— Кхм… — выдерживаю паузу, которая остро мне необходима, чтобы с мыслями собраться. — Плотный график, — задумчиво хмыкаю и слышу недовольный смешок босса. — Это нормально, что тут есть дни, где на одно время несколько совещаний записано? — отрываюсь от плана и исподлобья на Шторма смотрю.

— Роман договаривался. У него, видимо, есть маховик времени, только со мной он делиться не хочет, — говорит в своей, как я заметила, привычной игривой манере. Но тут же на серьезный тон переходит. — Снежана, я буду благодарен, если ты сможешь упорядочить весь этот трэш, — не выдержав, потирает и сдавливает переносицу, словно мучается от мигрени. — Какие-то встречи нужно сдвинуть, какие-то и вовсе перенести на следующую неделю. Созвонись со спорными клиентами. В конце концов, подключи обаяние — у меня с этим напряженка, я только хуже сделаю, — заканчивает уже с ухмылкой.

— Ясно, я попробую, — тяну неуверенно, но вспоминаю о желании босса видеть «бойкую и решительную» помощницу. — То есть… да! Я все сделаю, — киваю поспешно.

Прижимаю бумаги к груди, однако сразу отстраняю от себя, вспомнив о мокрой блузке. Незаметно смахиваю влагу с листов, но она успевает впитаться, размазав и без того неразборчивые надписи Шторма.

Вадим неотрывно следит за каждым моим движением, а затем, не обронив ни слова, пододвигается к столу. Ищет что-то среди документов и папок.

Неудачно развернувшись, случайно рамку цепляет локтем, и та падает фотографией вниз. Босс мгновенно поднимает ее, ставит на место и одним легким движением стирает несуществующую пыль с изображения.

Кто там запечатлен — я не вижу. Впрочем, это личное — и я не должна лезть в жизнь начальства.

Но почему-то не могу побороть любопытство. Меня словно какая-то неведомая сила тянет подскочить к столу, схватить рамку — и впиться взором в фото. Не понимаю, что со мной. Из последних сил сдерживаю странный порыв. Но глаз от пустого задника рамки отвести не могу. Как и избавиться от необъяснимой бури в груди.