Блог демона Шаакси, или адская работёнка

— Говорить о смысле жизни принято на кухне, — сказал я, — можно под чай, можно под алкоголь, можно под какие-то вкусняшки… Ты что любишь есть?

— Но нам не нужно есть! В смысле, человеческую еду…

— Не-а, не нужно. Но это такая забавная человеческая штука, ритуал кормления. Помогает установить личные взаимоотношения.

— Но мы — не люди…

— Не-а. Мы — волшебные сущности, паразитирующие на человечестве.

— Говори за себя! Это касается только демонов!

Я улыбнулся насмешливо, чуть прищурившись.

— Уверена?

Пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза, как будто были готовы броситься друг на друга.

Потом она отвела взгляд.

В комнате повисло столько невысказанного, что для нас двоих почти что не осталось места.

— Ладно, — нарочито бодро нарушил я эту вязкую тишину, — если ты не ела раньше, то я выберу на свой вкус. И знаешь, мне кажется, что кофе с ромом и пицца с ананасами — идеальный фон для разговоров о добре и зле. Если что, я угощаю!

*

14

*

Посиделки вышли уютные.

Не сказать, что на кухне у меня было чисто. Если честно, моя банда голубей, которая стабильно предпочитала отсиживаться на полках, не способствовала порядку — даже с учётом того, что по нашему давнему договору испражняться они улетали на городские статуи. И на горожан.

Это был мой личный вклад в воцарение мирового зла. Демон я или где?

Но при всём вопиющем беспорядке ангелу, кажется, компания голубей скорее понравилась, чем нет. Быть может ей, хищной птице, нравится компания природной добычи? Так или иначе, она позволяла моим приятелям себя окружить пушистым перьевым ореолом. Сама она сидела в глубоком кресле и поглаживала блаженствующего Гектора, с любопытством осматривая полки, заставленные всякой ерундой вроде дешёвых сувениров, мыла, позаимствованного из отелей, пропавших во времена великой войны драгоценностей, нечестивых библий, флешки с украденными суперсекретными разведданными, утерянной короны Тюдоров, ожерелья из ракушек и прочего мелкого мусора, типичного для демонического жилища.

На предложенные напитки и закуски ангел поглядывала с некоторым опасением, но и интересом тоже. Так что я решил, что лиха беда начало, развалился в собственном кресле и пригубил ромового кофе, наслаждаясь влетающими в распахнутое окно звуками ночной Праги. Интересно, почему они ощущаются так остро, когда она рядом?..

— Ну вот, — сказал я, — именно в такой обстановке, по моему мнению, в этот век положено говорить о добре и зле.

За окном отчаянно засигналила машина. Ангел тихонько, как-то незло усмехнулась.

— А ведь тебе, как я понимаю, очень много лет, Шаази. Наверное, после всех этих столетий немного странно говорить о добре и зле на кухнях?

— Ну почему, — отразил я её усмешку, — это ничем не хуже, например, монашеских винных погребов, или инквизиторских подвалов, или придорожных трактиров, или палуб кораблей, или лагерных застенок, или окопов между обстрелами… Да мало ли, где в разных временах и локациях было принято говорить о добре и зле! Немного хуже весенней ночи у костра на вершине Броккена…

…ты не помнишь, а жаль. Впрочем, мы там ещё побываем. А пока…

— …или шаманской пляски, когда ничего вообще не надо говорить вслух, потому что сразу понятно, что никаких добра и зла нет и быть не может, равно как ангелов и демонов. Но, за неимением идеального, кухни — это не так уж плохо. На самом деле, на кухнях о добре и зле говорят обычно тогда, когда наступили относительно счастливые…

…и смертельно скучные, пожалуй…

— …времена.

Она склонила голову набок.

— Ладно, будем считать, что с вступлением покончено, и я настроилась на нужный лад. Давай уже свои разговоры о смысле жизни! Или все эти декорации призваны показать мне, насколько демоны хорошие?

Я даже рассмеялся.

— Демоны? Хорошие? Конечно же нет. Демоны, понимаешь ли, разные. Как и ангелы. Это для людей вся эта ерунда с делением на тех и этих что-то значит; для нас же это просто работа. Ну и выбор, конечно, не без того. Опять же, психи встречаются и той, и с этой стороны. Причём я тебе даже не скажу толком, где больше. Но точка приложения психопатии, кстати, обычно всё же немного разная. Это как… ну с чем бы сравнить… своего рода психушка с разными палатами.

— И в какой же палате мы? — под смехом в её глазах пряталось что-то до странного серьёзное.

— О, в разных, — фыркнул я, — так что не примазывайся! Вот ты у нас, как и многие ангелы, в палате вечных спасителей…

…увы, всегда была. В этом я не смог тебя преломить, как ни старался.

И изменить твою судьбу тоже не смог.

— …На самом деле, типичная палата для ангельской братии. Ну, одна из типичных. Вас вообще ничем, даже пиццей с ананасами не корми — дай только кого-нибудь героически и умеренно пафосно спасти.

— И что же в этом плохого?

— Да ничего плохого. Но хорошего, уж поверь мне, тоже ничего — как минимум в тех случаях, когда эта особенность доходит до крайностей и выводится в абсолют. Ты вот никогда не думала о том, что спасать окружающих зачастую бегут те, кто не может (или уже не смог) спасти себя? И каждое очередное спасение первого попавшегося страждущего — это не высокий душевный порыв, а всего лишь попытка хоть на миг заткнуть кровоточащую дыру в груди?

Ей разговор явно не нравился.

— А какая разница?

— Ты удивишься, но очень большая. Знаешь, как большинство моих клиентов обожает спасать других? От них частенько непросто уйти неспасённым, даже если ни о чём таком не просил. Проблема только в качестве спасения; такая уж неприятная особенность у этого правила про кислородные маски: пока себя не спас, других спасти тоже не получится.

— Важны не намерения, а результат, — ответила она очень сухо, — не зря придумали присказку про добрые намерения…

— Вот именно что не зря, — оскалился я. — Только тут понимаешь какой нюанс: есть намерение озвученное, в том числе для самого себя, и намерение внутреннее. И вот когда они не совпадают, тогда и получается пресловутая “дорога в Ад, вымощенная чем-то там”. А так-то, вообще, ничем она не вымощена, кроме лжи самому себе… Ну, то есть метафорически. В реальности туда ведут все дороги, прям как в Рим. Ну, или никакие не ведут. Смотря что называть Адом… короче, сама знаешь.

Она смотрела зло, но уже вроде бы справилась с желанием меня стукнуть.

Отличный, я считаю, прогресс.

— Это очень по-демонически, знаешь? — усмехнулась она. — Повернуть всё так, как будто спасать других — это опасное, в сущности, занятие. И глупое. Тогда как на самом деле…

— Тогда как на самом деле оно очень опасное и очень глупое, ага, — развёл руками я. — Как любой высокий душевный порыв… Но проблема вообще не в этом. Тут вот какое дело: среди причисляющей себя к так называемой “хорошей” стороне братии принято считать, что их долг — спасать. Чаще всего людей, но зачастую там вариативно. Объектом спасения может быть что угодно, начиная от мира и заканчивая редким видом рыбных глистов, занесённым в красно-бурую книгу самых бесполезных тварей на свете.