Блокада. Книга 2
Шрифт:
Звягинцев встал и, вытянувшись, сухо сказал:
— Просьб не имею, кроме одной. Поддержать нас противотанковыми орудиями. Ну и пулеметов добавить, если возможно. Станковых.
— Вот так-то, полковник Чорохов, — с улыбкой произнес Васнецов. Потом повернулся к Звягинцеву и сказал: — Батарею и несколько пулеметов он даст. И сосед слева еще поможет. Верно, товарищ Королев? Теперь у вас два шефа. Устоите? — Он пристально посмотрел в глаза Звягинцеву. — Всего несколько дней. Потом сменим. Кстати, я так и не спросил вас, майор, почему вы здесь?
— Прибыл для
— Маршал уже отбыл, — сказал Васнецов, — самолет за ним прислали. И я сейчас уезжаю. Так что и комдив и начальник штаба скоро будут свободны. Пошли, полковник. До свидания.
У самого порога он остановился и, обернувшись к Королеву, сказал:
— Да, вот еще что, чуть было не забыл. Мы здесь случайно встретили архитектора Валицкого. Лазает по окопам и дзотам на переднем крае, учит, кричит на всех… На маршала напоролся, вступил в пререкания… Но дело не в этом. Его может убить любой шальной пулей. Как он сюда попал?
Лицо Королева помрачнело, однако ответ его прозвучал сдержанно и даже равнодушно:
— Записался в ополчение. Как все.
— Но это неправильно, товарищ Королев! — возразил, уже повышая голос, Васнецов. — Старик — крупный специалист. Мы обязаны беречь таких людей. Никакой необходимости идти на фронт такому человеку не было.
— А если была? — резко спросил Королев.
— Нет, нет, — решительно проговорил Васнецов, видимо не придавая значения словам Королева. — Разъясните ему…
— Он не захочет уехать.
— Что это значит: «захочет», «не захочет»?.. Я прикажу комдиву отправить его в тыл.
На мгновение Васнецов умолк, видимо, вспоминая разговор с Валицким у себя в кабинете, усмехнулся и сказал:
— Я знаю, он старик нелегкий… И тем не менее немедленно откомандируйте его в Ленинград. Немедленно.
И он толкнул дверь.
…Они снова остались одни — Звягинцев и Королев.
— Кто этот Валицкий? Однофамилец того парня? — настороженно спросил Звягинцев.
— Его отец.
— Отец?.. Где он находится?
— Сядь, Алексей, — строго сказал Королев. — По-твоему, только сын за отца не отвечает? А наоборот? К тому же, может, его сын и в самом деле не виноват.
— Не виноват?! — сжимая кулаки, переспросил Звягинцев. — Он уехал с вашей дочерью, а вернулся один и не виноват?!
Королев молчал.
— Как вы могли отпустить с ним Веру? Почему вы не заставили ее вернуться еще тогда, когда я ночью позвонил вам по телефону? Я позвонил вам через полчаса после того, как было решено строить укрепления на Луге. Я сразу понял, что это означает!
Королев посмотрел на него исподлобья и сказал:
— А ты кто такой, чтобы с меня ответ за нее спрашивать? Ты ей кто? Брат? Сват? Жених? Муж?
Эти слова падали на Звягинцева, точно удары.
«Действительно, кто я ей?.. — спросил он себя. — Чужой человек. Она никогда не любила меня… Но о чем я сейчас, зачем?.. Только бы она была жива! Пусть живет как хочет, пусть снова встречается с этим парнем, пусть все будет по-прежнему,
только бы знать, что она жива!»— Почему он оставил там Веру? — упрямо спросил Звягинцев.
— Не знаю, — ответил Королев. — Он у нас после возвращения не был. Знаю только со слов его отца… Ехали в Ленинград, поезд попал под бомбежку, должно быть, где-то между Островом и Псковом. Добрались до какой-то деревни. А ночью туда вошли немцы. Их разделили. И больше он ее не видел.
«Никакого проблеска, — думал Звягинцев. — Никакой надежды!..»
— Но почему же вы не попытались сами разыскать этого парня? Почему не заставили рассказать все подробно?
Королев пожал плечами:
— Я ждал его со дня на день. Отец сказал, что он придет… А потом дивизия получила приказ немедленно выступать.
— Так… — упавшим голосом сказал Звягинцев. — Ясно… Что ж, Иван Максимович, пойду в штаб. А к вам зайдет замполит нашего батальона Пастухов… Ну, я пойду… — повторил он устало, совсем уже не по-военному.
— Подожди, Алеша, — сказал Королев, — не знаю, когда теперь свидимся… А я ведь… я ведь и не знал, что ты… Ну, словом… Думал, так, изредка заходишь… Знал бы, может, совет ей какой ни на есть дал… А теперь вот поздно… Нету больше Веры…
— Не надо… не надо ее хоронить! Она жива… — проговорил Звягинцев.
Он хотел еще что-то сказать, но услышал стук в дверь и знакомый голос: «Разрешите?»
На пороге стоял Пастухов.
9
Поздним вечером, закончив все дела в дивизии, Звягинцев и Пастухов стали собираться обратно.
Их уговаривали переночевать, дождаться утра, тем более что в штаб стали поступать тревожные сведения. Командир одного из полков доносил, что немцы начали бомбить тылы и попытались сбросить парашютистов. Немного позже поступили сведения, что разведкой обнаружено несколько немецких бронетранспортеров с пехотой, двигающихся по направлению к Новгороду.
Составить точную картину, что происходит перед фронтом дивизии, было пока трудно.
Звягинцев принял решение выезжать. Мысль о том, что немцы снова предпримут атаки на участке его батальона и случится это в его отсутствие, не давала ему покоя.
Обычно осторожный Пастухов тоже был за немедленное возвращение.
Они разыскали Разговорова, он сидел на пеньке возле своей «эмки» и курил.
— Как дела, сержант, можем ехать? — спросил Звягинцев.
Разговоров вскочил, отбросил в сторону самокрутку и с готовностью ответил:
— Хоть до самого Берлина, товарищ майор! Кузов слегка заварили, два ската новых получил да еще канистру полную с собой дали. Немецкую канистру, трофейную! Сам Ворошилов, говорят, распорядился!
— Сочиняешь, сержант! Опять, наверное, дружка нашел, — усмехнулся Звягинцев.
— Почему же сочиняю, товарищ майор? — обиженно произнес Разговоров. — Машина-то теперь у нас особая, маршальская, сам Клим Ворошилов на ней ездил! Вот кончится война, мы ее в музей военной славы сдадим. И дощечка будет висеть: «Такого-то числа в этой машине…», ну и так далее.