Блокада. Книга 5

И вдруг эта речь Говорова и так тесно перекликающееся с ней сообщение Евстигнеева. Они вернули Васнецова к жестокой действительности.

«Конечно, — размышлял Васнецов, — Кейтель не случайно приезжал под Ленинград. У немцев нет времени для развлекательных экскурсий. Ими не забыт разгром под Москвой. Теперь, когда от Москвы их отделяют уже не десятки, а сотни километров, вряд ли Гитлеру придет в голову повторить наступление на советскую столицу. Под Ленинградом же враг стоит на тех позициях, которых достиг в сентябре прошлого года. Значит?..»

Значит, Говоров прав.

Значит, снова тысячам ленинградцев надо брать в руки лопаты и кирки, снова месить бетон, класть кирпичи, под обстрелами врага возводить новые доты, устанавливать противотанковые надолбы, оборудовать эскарпы.

…В приемной Васнецова ждал незнакомый человек. Занятый своими мыслями, Васнецов не сразу вспомнил, что сегодня рано утром ему звонил представитель какого-то главка и настоятельно просил принять его.

В последнее время представители наркоматов и различных ведомств все чаще стали наведываться в Ленинград. Это было вполне объяснимо: в Ленинграде находилось много предприятий различного подчинения. В суровые месяцы осенне-зимней блокады, когда связь с Большой землей фактически поддерживал только Смольный, все фабрики, заводы и учреждения, не приостановившие работы, обращались со своими нуждами только в обком и горком партии. Но чем прочнее входила в быт Ладожская трасса, чем регулярнее становилось авиационное сообщение, тем больше налаживались связи предприятий с наркоматами. Регулирование этих связей и решение вопросов, требующих рассмотрения в централизованном порядке, было одной из обязанностей Косыгина. К нему и хотел адресовать Васнецов человека, позвонившего утром, но, вспомнив, что уполномоченный ГКО выехал в Сясьстрой, дал согласие принять москвича после заседания Военного совета.

И вот он явился.

— Слушаю вас, — сказал Васнецов, опускаясь на стул за письменным столом и указывая посетителю на стоявшие перед столом кожаные кресла. — С чем пожаловали?

— С жалобой, товарищ Васнецов, — скороговоркой ответил тот.

Взгляд Васнецова скользнул по листку перекидного календаря, где были записаны фамилия, имя и отчество этого невысокого роста и относительно молодого — не старше сорока лет — человека.

— Какая же у вас жалоба, товарищ Скворцов? — спросил Васнецов. — Это шутка, конечно?

— Зависит от того, с чем от вас уйду. Я, как вам уже докладывалось, из Главцементтреста. Нам от Ленинграда помощь нужна.

— Не вполне вас понимаю, — пожал плечами Васнецов.

— Дело-то простое — цемент стране нужен. А у вас в Кировском районе целый завод цементный имеется. И, конечно, законсервированный. Мы просим отдать нам часть его оборудования.

— Почему вы пришли с этим ко мне? — спросил Васнецов и услышал, что голос его, помимо воли, прозвучал недовольно.

— Так в Ленинграде без Смольного никуда! — развел руками Скворцов. — Попков уперся…

— Товарищ Скворцов, — тем же недовольным тоном продолжал Васнецов, — поймите, Ленинград в блокаде! Сотни домов и перекрытий разрушены. Мы сами испытываем острейшую нужду и в цементе и в оборудовании.

— Только и слышу: «Блокада, блокада!» — рассердился Скворцов. — Еще когда собирался ехать в Ленинград, меня пугали: там, мол, холод, голод, мертвецы на улицах!.. Конечно, я знаю, все это было. Но теперь-то!.. Давайте говорить откровенно: где она, эта блокада?

— Как — где?! — воскликнул Васнецов. — Да разве вы не знаете…

— Знаю, все знаю! — опять прервал его Скворцов. — И что немцы в шести километрах от Кировского — тоже знаю. Но в городе-то никакой блокады не чувствуется! Улицы чище, чем в Москве. Снабжение, насколько я мог заметить, вполне приличное…

Васнецов молчал. Ему подумалось: «Этот человек либо шутит, либо просто хочет польстить. Но шутки здесь неуместны, а всякая лесть оскорбительна… Или, может быть, гостю с Большой земли действительно невозможно представить себе истинное положение Ленинграда?»

— И даже обстрелы не дали вам почувствовать, что Ленинград не избавился от блокады? — спросил Васнецов.

— Обстрелы?.. Это, конечно, есть. Только ведь они не помешали вам отгрохать на Кировском новый механический цех. Работают там и медно-чугунолитейный и новочугунолитейный. Вагранка в порядке. Спросите — откуда знаю? Скажете — военная тайна? Да от меня, товарищ Васнецов, никакие тайны не утаятся. Все равно знаю, что и снаряды делаете, и мины, и пушки. Танки ремонтируете! Чего уж там прибедняться!

Васнецов даже чуть растерялся от такой напористости посетителя.

Верно, в феврале — марте на Кировском построили новый механический цех. И чугунолитейные восстановили. И на других предприятиях оборонного значения кое-что сделано — только за этот месяц они дали фронту сто орудий, почти восемьсот пулеметов, больше двухсот тысяч снарядов и столько же мин. И судостроители не простаивали — отремонтировали 227 кораблей и 360 катеров, заново построили для Ладожской флотилии тендеры, сварные металлические баржи. Верно, все это сделано. Но блокада остается блокадой. Что он, с луны свалился, этот бодрячок?

Васнецов пристально смотрел в глаза сидящему перед ним человеку, стараясь по выражению лица проникнуть в его подлинные мысли.

— Ну что вы на меня так глядите, Сергей Афанасьевич? — опять усмехнулся Скворцов. — Помогать другим, насколько я знаю, старая ленинградская традиция! Согласны?

— Да, в этом я согласен с вами, — сказал Васнецов и вышел из-за стола, пересел в кресло напротив Скворцова, несколько мгновений пристально глядел ему в глаза. Потом сказал: — Послушайте, Антон Григорьевич, вы… член партии?

— Ну, разумеется, — продолжал улыбаться тот. — С тридцать второго. Верите? Или партбилет показать?

— Нет, нет, не надо. Я не к тому… Я… — Васнецов заговорил сбивчиво. — Я хочу, чтобы вы откровенно… как положено между коммунистами… Вам и в самом деле Ленинград представляется… таким?

— Каким?.. А-а, понимаю! — спохватился Скворцов. — Вы на меня как на марсианина смотрите! Так нет, я, Сергей Афанасьевич, не марсианин. И если сами вы призвали меня к откровенности, так уж не сердитесь за нее. У меня создается впечатление, что ваши производственники блокадой как щитом прикрываются. А мне со стороны виднее. Конечно, все было — и голод, и холод, и десятки тысяч смертей. Но сейчас вон на Филармонии объявление висит: открываем, мол, зал после капитального ремонта! На Невском морячки за девушками стреляют. В магазинах товары есть. Мало, конечно. А в Москве их, думаете, много?..

Васнецов не сводил удивленного взгляда с необычного собеседника. Васнецова коробило, возмущало, что этот человек с Большой земли говорит о Ленинграде как о самом обычном городе, что, зная лишь понаслышке о муках, которые пережил Ленинград, он позволяет себе высказываться о них как бы между прочим. Вся блокадная психология Васнецова протестовала против этого и требовала поставить Скворцова на место. А вместе с тем совсем другое, прямо противоположное чувство переполняло Васнецова — он радовался, что этот москвич заставил его самого посмотреть на происходящее вокруг другим, новым, непривычным взглядом.