Блокадный ноктюрн

Кондрашов снова потряс головой, вставая:

— Да вроде бы нет…

А голова слегка кружилась.

— Кондрашов? Все целы? — хлопнул его кто-то по плечу, отчего лейтенант пошатнулся.

— А? — оглянулся он.

Перед ним стоял товарищ старший лейтенант Смехов, командир роты. Только почему-то расплывался слегка. Только в этот момент комвзвода понял, что где-то потерял очки.

— Вроде целы…

— Вроде! — крикнул на него старлей. — Доложить о потерях через десять минут.

И тут же умчался к началу состава.

— Что, лейтенант! Познакомились с землей? — беззлобно пошутил сержант и протянул ему очки. — Вот, валялись под ногами. Хорошо, что никто не наступил.

Кондрашов взял свои «велосипеды», протер их рукавом гимнастерки и нацепил на нос. Мир снова стал нормальным. Кроме рук. Они немного дрожали. Совсем немного. Но Кондрашову вдруг показалось, что это дрожание видят все — убежавший комроты, улыбающийся замкомвзвода, ругающиеся бойцы, встающие с земли. Лейтенант засунул руки в карманы галифе, хотя раньше не позволил бы это ни за что.

— Вы слышали, что командир роты сказал? Проверьте личный состав, — скомандовал комвзвода. Голос тоже дрожал.

— Конечно, товарищ лейтенант, — неуставно улыбнулся Пономарев.

«Странно он как-то улыбается» — подумал Кондрашов: «Все время только левой половиной лица. Почему?»

— Взвод! Становись! — отвернулся от командира сержант.

Бойцы, беспрестанно ругаясь на фрицевские самолеты и погоду, начали выстраиваться в две шеренги.

Кондрашов, морщась от боли в голове, полез в вагон за документами.

Пока он ползал, ушлый сержант умудрился уже проверить наличие личного состава. Все были целы и здоровы. Не хватало только одного бойца.

— Рядовой Тиунов пропал, товарищ лейтенант!

— Как пропал? Куда пропал? — забеспокоился Кондрашов. Еще не хватало бойца потерять…

— Командир отделения говорит, что выпрыгивал со всеми, но…

— Надо найти! Непременно найти! — лейтенант сразу забыл и про головную боль и про бомбежку.

— Может его бомбой… — высказался кто-то из строя. — Бомба-то она совсем рядом легла!

— Взвод! — крикнул лейтенант. — Поотделенно! Цепью! Прочесать…

И только сейчас лейтенант увидел — где они остановились.

Поезд стоял на небольшой насыпи. Они ссыпались из вагона на левую, южную сторону. Буквально метров десять от насыпи — полоса отчуждения с торчащими пеньками вырубленных деревьев. И на этой полосе вонюче дымится воронка. А потом лес. Лес… Одно название. Кривоватые березки на жидкой, болотистой почве. То ли дело дома…

— Прочесать лес в глубину на сто… Нет! На двести метров!

Лейтенант пошел первым. За ним — взвод. Левой рукой Кондрашов держал наган. Правой — доставал патроны и заряжал его на ходу. Руки еще дрожали. Поэтому он уронил парочку.

И никого.

«Сбежал? Сбежал?» — билась лихорадочная мысль. Действительно. Никого нет. И следов нет.

— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! — закричал кто-то за спиной.

Кондрашов, не раздумывая, бросился на крик.

Рядовой Тиунов лежал ничком ногами к поезду. По его брючинам растекалось темное пятно.

— Живой? — бросил лейтенант.

— Вроде дышит, — ответил санинструктор взвода, щупая пульс на шее раненого.

— Что с ним? — присел на корточки Кондрашов.

— Сейчас посмотрим… — санинструктор, Шмелев, кажется? — ловко выхватил нож и вспорол брючину вместе с кальсонами.

— Ух, мать твою! — пронеслось по взводу.

Осколок вошел в правую пятку Тиунова и прошел под кожей, выйдя на пояснице и распоров мышцы голени, бедра, ягодицы.

— В сознании? — спросил комвзвода.

— Не… — качнул головой санинструктор. — В госпиталь надо его.

Тиунова переложили на шинель и потащили к госпитальному вагону.

Зампомкомвзвода горестно качнул головой, провожая взглядом бойцов:

— Вот и отвоевался Ванька.

— Почему отвоевался? — не понял лейтенант.

— Пока он по госпиталям проваляется — мы и войну закончим!

— По вагонам! По вагонаааам! — понесся крик вдоль состава.

Лейтенант Кондрашов и его бойцы побежали к вагону, хлюпая сапогами по канавной жиже.

А сержант Пономарев крикнул на бегу:

— Не волнуйтесь за бойцов! В госпитальном доедут!

Когда эшелон тронулся, Кондрашов внезапно задремал. И в дреме он повторял про себя:

Эшелоны, эшелоны… Тут платформы, там вагоны. Здесь пиликает гармошка, Там в котел кладут картошку. Эшелоны, эшелоны… Кто забудет, кто запомнит? Кто-то ляжет на Неве. Кто-то в дальней стороне. Эшелоны, эшелоны… От Приморья и до Дона Едет на войну Россия. Из Чукотки, из Сибири. Эшелоны, эшелоны… Танки, самолеты, кони. Мужики со всей страны. Эшелоны — кровь войны…

Эшелон прибыл ночью.

Взвод стоял, откровенно зевая, перед вагоном и дожидался команды. Лейтенант Кондрашов ходил перед строем и нервничал. Хотелось двигаться куда-то или спать лечь. Хуже нет — встать в три часа ночи и ничего не делать. А скоро рассвет — хоть и август, но это север. Скоро светать будет. А они все стоят и стоят.

— Товарищ лейтенант! Разрешите обратиться! — подал голос один из бойцов. — Куда приехали-то?

Если бы комвзвода знал бы сам — тогда бы непременно ответил.

Но он не знал, поэтому и ответил:

— Куда надо, туда и приехали, товарищ боец!

Сержант Пономарев подошел к лейтенанту и тихонечко сказал:

— Так может в вагоне пока посидим? Чего под дождем-то мокнуть? Вона, и гроза сверкает!

Лейтенант заколебался. И впрямь — чего стоять-то?

С другой стороны был приказ — выйти из вагонов, строиться и ждать. Сомнения прервались мгновенно — после того как вагоны дернулись и поплыли мимо взвода обратно на восток.

— Не курить! — закричал лейтенант, увидев огонек самокрутки.