Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)

– Но как ты без денег... – с трудом скрывая удивление, начал Бастурхан, и даже не выразил недовольства, будучи прерванным человеком, недостойным не то что перебивать, но даже смахивать пыль с сапог великого Потрясателя вселенной, настолько большое влияние приобрел тот на него в течение всего какого-то получаса бесполезного разговора.

– А очень просто. Сначала мы откроем расчетный счет в одном из монгольских банков, – загибая пальцы, начал Подберезовский. – Затем усугубим это дело несколькими счетами в оффшорках. На острове Мэн, к примеру, или... Впрочем, неважно. Затем отошлем несколько е-мейлов в фирмы, занимающиеся обслуживанием военных заказов государств, не попавших в черные списки американской администрации, в которых перечислены страны-банкроты, либо страны, связанные с террористами; а если Монголия – это мне еще надо будет уточнить – окажется в одном из таких списков – тоже не беда, мы тогда сделаем обходной маневр и зайдем с другой стороны, подключив к делу некоторых авторитетных в финансовом мире гарантов, в числе каковых будут и некоторые страны, на которые мы впоследствии нападем и отберем у них гарантийные закладные с нашими подписями; затем мы выпишем чек или же группу чеков, которые впоследствии, после того как нами будут получены рекламные проспекты военной продукции с перечислением их технических характеристик с непременным учетом таких условий, как обязательные в некоторых случаях...

– Хватит! – выкрикнул Бастурхан, с трудом преодолев желание заткнуть уши руками, чтобы, наконец, избавиться от этого назойливого, бесконечного в своем пусторечии голоса. – Хватит! – еще раз выкрикнул он и тут же устыдился содеянного – Великому полководцу следовало бы проявлять больше терпения. – Летописец не успевает... – Он кивнул в сторону вспотевшего от напряжения Фридмана, перо которого носилось по листку подобно голодному, разыскивающему жратву таракану. – К тому же я сегодня слегка устал... Сейчас вы проводите этого человека в интернет-юрту, пусть приступает. – Начальник охраны кивнул. – Если же он попытается бежать...

– Господин Бастурхан, мы же с вами договорились. Мы же друзья, – укоризненно произнес Подберезовский, но тот лишь отмахнулся.

– Исполнять. – И утомленно откинувшись на расшитую золотом подушку, сказал едва слышно: – Человек, кумыса. Иначе я просто сойду с ума...

Глава 19. Старые ведьмы. Вор в законе

– Шеф, к вам пожаловали!

Сатана, не останавливаясь и не оглядываясь, пронесся мимо на приличной скорости, и Череп, чертыхнувшись, бросился вдогонку. Пробежав за самодвижущимся толчком через две комнаты, двери которых были предупредительно распахнуты настежь самим же телохранителем по приказу босса и держались в таком положении круглосуточно, он моментально запыхался и потерял надежду нагнать не снижающего скорость патрона. Постояв какое-то время неподвижно, в раздумье, дожидаясь, когда восстановится дыхание, Череп решил сменить тактику. Вычислив примерно дорогу, по которой наверняка вскоре проедет Сатана, он решил устроить засаду. Стоя возле дверей большого зала, сквозь который пролегал почти любой маршрут, если только шеф не начинал катать по большому кругу, задуманному как кольцевая дорога и умело воплощенному в жизнь рабочими престижной строительной фирмы за немалые деньги, Череп нервно курил и занимался несвойственным ему делом – размышлял. А размышлял он о превратностях воровской жизни...

Спрашивается, зачем ему нужно было прилагать в свое время неимоверные усилия, нарабатывая в своей среде авторитет, радоваться, что в итоге, благодаря неоднократно проявленным мужеству и выдержке, отмеченным воровским сообществом, он стал телохранителем первого в городе человека? Чтобы сейчас гоняться за ним по комнатам, сломя голову? И добро бы – хотя и нехорошо так даже думать, – его шеф стал бы вдруг инвалидом и потерял возможность передвигаться иначе как в инвалидной коляске. Но не на моторизованном же толчке, с которым его босс с некоторых пор не расставался ни на секунду! А он, Череп, вместо того, чтобы заниматься каким-нибудь полезным делом, должен бегать за ним по огромному особняку, чтобы доложить о прибытии каких-то не менее сумасшедших старух, запросто раскатывающих на «Харлеях»!.. Нет, эта долбаная демократия до добра не доведет, – решил в итоге Череп, – отправляясь к пепельнице, чтобы загасить сигарету. Почему-то кроме демократии в его выбритую до блеска голову ничего больше не лезло. Проходя мимо зеркала, он остановился, некоторое время брезгливо смотрел на свое отражение, затем сочно выругался и не менее сочно сплюнул прямо на пол. Поехавший крышей хозяин раскатывает на самоходной параше, а он, соответственно его же распоряжению, должен теперь все время ходить во фраке! Ему, видите ли, как решил Сатана, это идет! Нет, точно, демократия, чтоб ее мать... То ли дело раньше, при совдепе: мусора шьют им липовые дела, и они честно, от звонка до звонка, сидят по сфабрикованным обвинениям. Просто и ясно, и никакой тебе демократии с либерализмом в придачу...

Увлекшись мрачными размышлениями, он опять пропустил появление Сатаны; тот, как всегда, появился неожиданно и исчез быстро, как метеор: ему, человеку, никогда не садившемуся за руль, вдруг довелось испытать неизведанное – острейшее наслаждение от ощущения скорости.

– Хозяин!.. Хозяин!..

Пробежав за ним с десяток метров, Череп остановился и сплюнул еще раз. Опять на пол – нарочно. Если пошел такой беспредел, то чего стесняться ему? Во времена демократии дозволено все, в том числе и харкать прямо в доме...

Отчаявшись перехватить патрона, с которым, начиная со времени приобретения последним передвижного толчка, встречался очень редко, большей частью случайно, Череп опять вышел во двор. Медленно спустившись по лестнице, он подошел к огромным металлическим воротам, приоткрыл специальное окошечко и сквозь пуленепробиваемое стекло с отвращением посмотрел на двух старух в цветастых, обмотанных вокруг голов платках.

– Слышьте... бабки, – наконец подобрал он подходящее слово, вспомнив недавнее распоряжение патрона никому не хамить, потому что человек во фраке вроде как просто обязан говорить вежливо, – он это... ну, не может он вас принять, короче.

– Как это не может? – спокойно возразила более габаритная старуха, которую Череп безошибочно вычислил как старшую – вторая стояла, помалкивая. – Он депутат. Значит, обязан. Мы его избирательницы, пришли по очень важному, неотложному вопросу. Давай, зови его, и все тут.

– Не уйдем, пока он нас не примет, – поддакнула вторая, худосочная. – Ты шестерик, вот и давай, выполняй, что говорят, не качай тут права.

Какое-то время побагровевший Череп молча играл желваками, пытаясь взять себя в руки. Его обуревало сразу несколько желаний: обложить старых идиоток многоэтажными матюками; выхватить из-за полы фрака пистолет и ткнуть его дулом в эти тупые морщинистые лица; выйти за забор и расколошматить их «Харлеи» увесистой металлической трубой; и, самое, пожалуй, подходящее – поставить этих старых маразматичек на четвереньки и надавать им хороших пинков, ибо время для другого рода действий, связанных с пребыванием старух в коленно-локтевой позиции, ушло давно и безвозвратно. Впрочем, можно было осуществить все эти варианты и в комплексе.

– Короче, пошли на хуй, бабки, – овладев в итоге своими эмоциями, доброжелательно сказал он, и, испытывая законную гордость от своей выдержки, даже пожалел, что его сейчас не слышит Сатана – кажется, он ответил вполне демократично и без малейших признаков хамства, как и требовал патрон.

– Та-а-ак, симпатичный ты наш... Кажется, малыш, ты ничего не понял, – ничуть не возмутившись, все так же спокойно проговорила Кузьминична. – Мы ведь не просить пришли, мы требуем. Пускай нас по-хорошему, иначе будем говорить по-другому.

– Это как же? – спросил Череп. Ему вдруг стало интересно. Он даже слегка перекосился лицом, что при некоторой натяжке могло сойти за улыбку. К примеру, если у человека паралич лицевых мускулов или что-то в этом роде.

– А просто. Как поступают с беспредельщиками, – заявила главная старуха. – Опустим, и все дела.

Череп поперхнулся дымом только что прикуренной сигареты, бурно закашлялся и, искренне считая, что ослышался, некоторое время бессмысленно пучился в амбразуру, стекло которой по специальным пазам отодвинул в сторону минутой назад. Пучился он до тех пор, пока в его правый глаз не ткнулось что-то острое – что, как показалось Черепу, проникло в самый мозг, обжегши его подобно раскаленной докрасна вязальной спице.

– Вы че, старые бляди... – еще успел выдавить он, медленно оседая на асфальт. Его синяя от татуировок пятерня конвульсивно скребла гладкую поверхность ворот в стремлении за что-нибудь зацепиться.

Кузьминична вскинула руку, пальцами показала Петровне «О'К» и наставительно, хотя наставлять было уже некого, сказала:

– Вот так, паренек. Нечего было хамить, да еще так глупо подставляться... Знаешь, зачем он стекло отодвинул? – подкинула она вопросец подруге, проверяя ее на смекалистость.

– И гадать нечего. Чтобы на нас дымом сигаретным пыхнуть, – уверенно ответила та. – Опустить, типа, действием хотел. Словесами-то поганственными уже вдоволь нас наоскорблял.

– Во-о-от... – удовлетворившись сообразительностью Петровны, подтвердила Кузьминична. – Да только зря он это затеял – в итоге не он, а мы его опустили. И тоже действием, раз слов не понимает. Спицу только израсходованную жаль, сейчас западло ею пользоваться. Из любимых она у меня была. И сбалансирована хорошо – в темноте я ею с пятнадцати метров на один только звук в десятку попадала.