Блондинка в озере

Она задумалась, слегка покусывая нижнюю губу, и наконец ответила:

— Думаю, они впервые встретились на Оленьем озерце. Во всяком случае, вел он себя так, будто увидел ее в первый раз.

— Не мудрено, если вспомнить, каким человеком он был.

— Мне кажется, Крис не общался с доктором Олмором. Вот жену его он знал. А доктора, скорей всего, нет. Следовательно, не был знаком и с его медсестрой.

— Жаль, но все это мне ничего не дает. Правда, вы хоть понимаете теперь, что нам было необходимо поговорить. Вот ваши деньги. Держите.

Я вынул конверт, встал, бросил его ей на колени и снова сел. Она к нему и не притронулась.

— Вы отлично сыграли роль, — продолжал я. — Этакая невинность в бедственном положении! Нотки решительности и скорби тоже удались. Нет, люди к вам явно несправедливы. Они считают вас безмозглой и не умеющей владеть собой. Очень ошибаются.

Подняв брови, она молча уставилась на меня. Ее губы тронула чуть заметная улыбка. Она взяла конверт, похлопала им себя по колену и, все еще не отрывая от меня взгляда, положила на стол.

— И роль миссис Фолбрук у вас получилась. Теперь-то я вижу, где вы слегка пережали, но в тот момент поверил полностью. Лиловая шляпка, которая подошла бы блондинке, но на плохо причесанных каштановых волосах смотрелась просто чудовищно, грубая косметика, будто ее накладывали в темноте вывихнутой рукой, суетливо-эксцентричные манеры. Но в целом — прекрасно! А когда вы вдруг протянули мне пистолет, я почувствовал себя бревно-бревном!

Она сдавленно фыркнула и засунула руки в карманы жакета. Ее каблуки выбивали по полу дробь.

— Но зачем вы туда вернулись? — спросил я. — Утром, да еще таким поздним. Рискованно.

— Значит, вы думаете, что это я застрелила Криса Лавери?

— Я не думаю, я уверен.

— И хотите знать, почему я вернулась?

— По правде говоря, не очень.

Она издала резкий, холодный смешок:

— У него остались мои деньги. Этот фрукт очистил мой кошелек. Даже мелочь забрал. Вот я и вернулась. А риска никакого. Я знала, как он жил. Пришла занести, к примеру, молоко или газету. Люди в подобных ситуациях теряют голову. А я не потеряла. С какой стати? Куда безопаснее сохранять спокойствие.

— Понятно, — сказал я. — Значит, вы его застрелили накануне ночью. Мне бы следовало догадаться, хотя это и не имеет теперь значения. Он ведь в тот момент брился. А мужчины с темной щетиной, бывает, бреются и на ночь, особенно когда у них подружка.

— Бывает, — почти весело подтвердила она. — Ну и что вы собираетесь делать?

— Таких бесчувственных стервоз мне еще видеть не приходилось, — сказал я. — Что собираюсь делать? Само собой, сдам вас в полицию. При этом — с удовольствием.

— Не выйдет, — она говорила отрывисто, с торжеством. — В тот раз вы удивились, почему я отдала вам незаряженный пистолет. А зачем он? У меня есть другой. Вот этот.

Она выхватила из кармана пистолет и наставила его на меня.

Я улыбнулся. Может быть, не особенно искренне, но все же улыбнулся.

— Мне никогда не нравились подобные сцены, — сказал я. — Сыщик находит убийцу. Убийца вытаскивает пистолет, направляет его на сыщика и рассказывает все мрачные подробности дела, зная, что потом выстрелит. Пустая трата времени. Выстрела, как правило, не получается. Что-нибудь обязательно да помешает. Ведь богам такие сцены тоже не по душе — они всегда их портят.

— Предположим, что на этот раз все сложится по-другому, — сказала она тихо и, встав с качалки, двинулась по ковру в мою сторону. — Предположим, мне ничто не помешает, и я не буду больше ничего вам рассказывать, а просто застрелю.

— Тогда сцена понравится мне еще меньше, — сказал я.

— Вы вроде бы не боитесь. — Она сделала еще один шаг в мою сторону, совершенно неслышный на ковре, и облизнула губы.

— Не боюсь, — соврал я. — Сейчас ночь, тишина, и при открытых окнах выстрел наделает много шуму. А на улицу отсюда быстро не выскочишь. К тому же, вы паршиво стреляете. Промахнетесь. В Лавери вон три раза промахнулись.

— Встать! — приказала она. Я встал.

— Я слишком близко, чтобы промахнуться. — Она ткнула дулом мне в грудь. — Теперь уж точно не промахнусь. Стойте спокойно. Поднимите руки и не двигайтесь. Иначе буду стрелять.

Я поднял руки и посмотрел на пистолет. Язык у меня, казалось, распух, но все же еще ворочался.

Левой ладонью она охлопала меня в поисках оружия. Потом, закусив губу, уронила руку вдоль тела.

— Теперь повернитесь, — попросила она вежливо, как закройщик на примерке.

— Вы все делаете как-то неумело, — сказал я. — И с пистолетом обращаться совсем не умеете. Во-первых, находитесь слишком близко от меня. Во-вторых… мне неловко говорить, но вы забыли про предохранитель.

Она решила сделать оба дела сразу — отступить назад и, не спуская с меня глаз, нащупать большим пальцем защелку предохранителя. На это требуется секунда. Но мои советы, видно, действовали ей на нервы. Не нравилось слушаться указаний. Это небольшое замешательство и выбило ее из колеи.

Выкинув правую руку, я крепко прижал Кристи лицом к себе.

Она издала полуприглушенный возглас. Левой ладонью я ударил ее по правому запястью, зацепив большой палец. Пистолет упал на пол. Она судорожно пыталась освободиться и, казалось, вот-вот закричит. Затем, попытавшись меня лягнуть, совсем потеряла равновесие. Ее ногти рванулись к моему лицу. Я успел ухватить запястье и стал выкручивать ее руку за спину. Сил ей было не занимать, но я все же оказался чуточку сильнее. Тогда она поджала ноги и всем телом повисла на руке, которой я прижимал к своей груди ее голову. Удержать такую тяжесть я не мог, и пришлось согнуться.

Тяжело дыша, мы топтались у кушетки, и если бы доски пола заскрипели, я бы все равно не услышал. Мне, правда, показалось, что на карнизе звякнуло кольцо портьеры. Но уверенности не было, как не было и времени соображать. Внезапно, слева и чуть сзади возникла неясная фигура. Я понял, что это человек, очень крупный человек.

Больше я ничего не успел сообразить. Перед глазами у меня вспыхнуло, и наступил мрак. Я даже не почувствовал удара. Вспышка, мрак, а перед мраком — резкая тошнота.