Блуд на крови. Книга первая

— Ах, Масканьи — чудный композитор! Сергей Васильевич мне обещал: «Если Пьетро при-

едет в Россию, я обязательно вас познакомлю с ним, Марта!» Я просто мечтаю об этом!

И она вновь запела — на итальянском языке, который основательно изучала, ибо твердо решила стать профессиональной оперной певицей.

Александр медленно подошел на расстояние вытянутой руки к Марте, не спеша поднял колун и, уже обогащенный некоторым опытом, ударил и сильно, и точно.

Брызнула кровь. Марта с легким вздохом повалилась навзничь.

Александр заметил, что брызги крови оросили ему пиджак и рубашку. Он нехорошо выругался и направился вон из комнаты.

Он был уже за порогом, когда, к своему неописуемому ужасу, услыхал за спиной сдавленный детский голос:

— Ты зачем это сделал? Я все расскажу дяде Васе. И маме, и папе — всем расскажу, какой ты дурной!

Александр вернулся. Он увидал младшую сестренку, которая играла в углу с большой куклой.

— Нет, скверная девчонка, — злобно выдавил из себя Александр, — ты никому ничего не скажешь!

— Как раз скажу! — азартно произнесла девочка.

— А я тебе сейчас докажу, что ты вообще уже больше ничего не скажешь!

Александр приблизился к Гедвиге.

Та, крепко прижимая к груди куклу, шагнула назад, споткнулась о что-то и упала спиной, но куклу продолжала крепко держать в объятиях.

Александр, вновь ощутив в себе непонятный прилив какой-то звериной жестокости, стукнул обухом колуна ребенка по голове.

Шатаясь словно пьяный, он стал бродить по комнатам и для чего-то тушить свечи. Потом взял большой фонарь, с которым обычно в темное время выходили на двор, зажег его.

Ему казалось, что весь этот кошмар лишь пригрезился во сне и сейчас рассеется.

Перешагнув через тело матери, он влез в буфет и прямо из горлышка бутылки сделал несколько больших глотков — вино показалось ему прокисшим.

Придя немного в себя, он начал действовать по намеченному прежде плану.

Колун он отнес в комнату Василия, швырнул его под стол и злорадно подумал: «Дураки-полицейские наверняка собьются со следа! Схватят этого мужика…»

Припрятал в холодном камине кое-что из материнских драгоценностей.

Потом, плохо осознавая собственные действия, он с зажженным фонарем ринулся наверх, к Бородулину.

Бредовой голове еще казалось, что можно замести следы.

Опытного Лебедева ему, разумеется, провести не удалось. Сыщик сразу же разглядел на одежде и ботинках Александра бурые кровяные пятна. Да и на вопросы юнец отвечал столь сбивчиво и невнятно, что сомнений у Лебедева не оставалось: перед ним стоит убийца, лишивший жизни самых близких ему людей.

Напротив, Василий Титов все объяснил просто. Когда Лебедев задал ему вопрос: «Но почему твоя одежда измазана кровью?», Титов развел руками:

— Так мои хозяева пост никогда не держат! Я резал поросят на окорока. Хозяева с окороком пиво любили пить.

СЪЕДЕН НА САХАЛИНЕ

На процесс А. Кары съехались юристы со всех концов России. Сам Николай II следил за этим судом. Приближенным он говорил:

— Сейчас необыкновенно много жестокости. Это верный признак того, что наступают страшные времена и страшные события. Вы еще вспомните эти слова! Чтобы зарубить мать и сестер — нет, разум отказывается верить в такое.

Убийцу защищали крупные адвокаты — М. Ходасевич и Н. Муравьев. Эти искушенные в своем деле люди доказывали суду:

— Разве вы не видите, что наш подзащитный — душевнобольной! Все его поступки говорят об этом.

Кара на суде был малословен и печально тих. Но однажды с ним произошла истерика. Это случилось, когда свидетельница Клавдия Смирнова (а ей бы впору как соучастнице разделить с Александром место на скамье подсудимых) заявилась в зал со своим мужем.

Отец поспешил окрутить ее с дальним родственником, скромным немолодым чиновником, у которого не было ни кола ни двора.

Этот вертлявый господин, чувствуя, что к ним обращено внимание всего зала, оказывал молодой супруге всяческие знаки внимания: то что-то жарко шептал ей, то вдруг до неприличия страстно целовал ее руки.

Александр вдруг разрыдался, кричал какие-то бессвязные слова. Потом и вовсе потерял сознание.

Судебное заседание прервали на час, а мужа Клавдии попросили покинуть зал.

…Итак, суд присяжных — самый гуманный из всех судов — приговорил Александра Кару к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на 12 лет.

Убийца отправился на далекий остров Сахалин.

Отец не бросил сына, поломавшего ему всю жизнь, — помогал Александру материально, подбодрял письмами. Каторжанин тоже писал, жаловался на тяготы жизни. Но вот его письма перестали приходить.

Алоиз Осипович обратился в тюремное ведомство. Чиновники навели справки и официально известили, что «А. А. Кара, осужденный на 12 лет каторжных работ по статьям… пропал без вести».

Но один из чиновников проговорился, что летом 1905 года матерые преступники сманили Александра в побег. В дороге они его убили и съели. Увы, подобные истории, как знает читатель, на Сахалине не были редкостью.

ЭПИЛОГ

Летом того же 1905 года произошла и другая трагедия. Впрочем, по порядку.

После свадьбы Клавдия быстро разочаровалась в своем муже. Он был беден, да и не стремился стать богатым. Кроме того, муж был равнодушен к самой Клавдии и вообще к домашнему очагу. Свое маленькое жалованье он торопился или пропить с дружками, или проиграть в карты.

Вот от этого человека Клавдия родила ребенка — мальчик появился на свет недоношенным и прожил всего лишь одну неделю.

Клавдия быстро опустилась. Она располнела, одевалась небрежно, целый день могла ходить неприбранной. К ведению домашних дел она, как и ее муж, охоты не имела, да и под родительской крышей не была к тому приучена.

И то сказать: бедность к изящной жизни плохо располагает. Пока еще оставались подарки Александра Кары, в семье кое-как сводили концы с концами. Но вот все было промотано, пропито, проедено. Жизнь сделалась настоящей каторгой, хоть и без острова Сахалин. Клавдия достала большую дозу стрихнина, ушла в дровяной сарай, приперла дверь изнутри и приняла яд.