Блудный брат
Шрифт:
— Когда я скажу, начинай стрелять, не высовываясь из машины. Выстави только руку… — Я осторожно перенес руку с руля на панель управления и закодировал несколько команд для компа. — У самого края леса… — шепнул я.
Мы приближались к следующему участку придорожного леса. Его отделял от шоссе все тот же несчастный кювет, который «бастаад» мог преодолеть без проблем, но это требовало времени, что позволило бы противникам обрушить на нас град пуль. Их калибр мог пробить не слишком прочную броню, и я не хотел строить предположений, как среагирует на них мое собственное тело. Я подождал еще мгновение, откинулся на спинку сиденья и сказал:
— Давай.
Я ткнул большим пальцем в клавишу. «Бастаад» мягко переключился на привод на все четыре колеса, мы почти не ощутили толчка. Прошло две секунды; машина замедлила скорость, затем рванулась вперед, одновременно выстрелив обоими тормозными парашютами. Передние колеса повернулись
— Пригнись! — Голова Будды ткнулась мне в спину, «бастаад» рявкнул, окончательно выбираясь из кювета, затем тональность звука двигателя изменилась. Мы резко набрали скорость, я слегка приподнялся и схватился за руль. Будда подвинулся, давая мне возможность взять управление на себя. Я выключил комп, вдавил газ до упора и плавно свернул влево. Сзади слышались выстрелы, одна из пуль пролетела рядом с нами, срезая верхушки высокой травы. Мы все больше удалялись от сбитых с толку бандитов, приближаясь к краю леса, за которым я надеялся скрыться из поля зрения стрелков. — Кажется, все, — сказал я, внешне спокойно, но сам слышал недоверие в собственном голосе. — Можешь выйти на поверхность.
— Они будут нас преследовать, — не то сказал, не то спросил он.
— На «тарганах»? С этими рельсами им из кювета не выбраться. Больше они нас беспокоить не будут.
— Может, вызовут на помощь остальных?
— Не преувеличивай — ты что, имеешь в виду вер-олеты?
— Ну да. — Он явно успокоился.
Некоторое время мы ехали по лесу молча. «Бастаад» довольно шумно пробивался сквозь высокие густые заросли, кусты то и дело хлестали по имитации радиатора или бамперу. Я посмотрел на брата, все еще державшего в руке пистолет. Оружие было на предохранителе.
— А ты неплохо управляешься с оружием, — похвалил я. — Знаешь эту марку?
— Нет… Вернее, да… — пробормотал он. — В общем, я не стрелял из него, но в руках держал.
Я подумал, что, идя на дело, он мог бы и похвастаться своими познаниями, даже едва не сказал ему этого вслух, но мы уже свернули за первые деревья, выстрелы прекратились, и я замедлил ход, чтобы сориентироваться на местности.
— Лучше все же будет
сменить маршрут…— Ага…
Я посмотрел на него, заинтригованный его тоном. Будда всматривался в край леса, притворясь, будто не видит моего испытующего взгляда, но долго не выдержал.
— Что ты так на меня смотришь?
— Что это было за «ага»?
— Ну… Просто «ага».
— Не бывает просто «ага». Любое слово имеет значение. Не смейся, давай говори…
— Меня просто удивила твоя предусмотрительность. — Он почесал за ухом, наморщив физиономию, словно молодой бладхаунд. — До сих пор мне казалось, что ты не особо заботишься о… Как бы это сказать… О подстраховке?
— Вот ты и ошибаешься, без подстраховки я даже в уборную не захожу…
— И даже прежде всего в уборную… — подхватил он. — Ты не боялся?
— Конечно. Конечно, да. Мне нравится жизнь, и больше всего мне не хотелось бы, чтобы какая-нибудь сволочь меня ее лишила. Это ведь так неэстетично — дать себя убить кому попало, как считаешь?
— О, да-да!
Я снова вернулся к изучению карты. Будда вытянул шею и оглянулся назад, затем столь же тщательно обследовал оставшиеся три направления и в конце концов упал на сиденье. Вскоре он, видимо, задумался, так как из слегка вытянутых вперед губ начало доноситься тихое беззвучное посвистывание. Причем достаточно странное — он пытался, и это ему удавалось, насвистывать простенькую мелодию, как выдыхая воздух, так и втягивая его: фью-фи-фью — на выдохе, фи-фью-фью — на вдохе, выдох: фью-фи-фью, фью-фью — вдох. Я делал вид, будто все еще изучаю перемещающуюся по экрану карту и прислушивался к его шепоту-свисту. Не потому, упаси господи, что это меня как-то привлекало, но потому, что он впервые выглядел расслабленным. Или наоборот — сосредоточенным. Первое было бы понятно, второе — удивительно, если учесть, что у него уже по крайней мере несколько раз имелись причины углубиться в размышления, но он сделал это лишь теперь. Какое-то время я обдумывал возможные причины, но, как оказалось, брата я знал настолько мало, что мне в голову ничего не приходило. Я стер с экрана карту и медленно тронулся с места. Несколько секунд спустя Будда вернулся с неба на землю.
— Ну что, поехали? — бодро спросил он, словно только что проснулся.
Мозг молниеносно подсунул несколько коротких ответов на его банальное замечание. Я сдержался.
— Слегка бочком, но как-нибудь доползем, — сказал я.
Полчаса спустя мы были уже на второстепенном местном шоссе, с которого мы смылись при первой же подходящей возможности и на всякий случай, если вдруг бандиты решат не оставлять нас в покое, слегка запутали следы. Моя чрезмерная склонность к подстраховке позволила — на что я не замедлил обратить внимание Будды — нам к двум часам оказаться на окраине Тралсы, точнее говоря, в нетипичной двухэтажной забегаловке, где Будда принялся на первом этаже за лепешки-тако, а я, съев гамбургер, поднялся на второй этаж чего-нибудь выпить.
Я допивал пиво, когда на пороге появился Будда, быстро окинув взглядом посетителей, то есть меня и еще двоих. Половина из них вела себя так, будто праздновала бегство жены с лучшим другом семьи. Будда укоризненно засопел.
— Я слышал мнение, что слишком много пьет этот твой герой. То есть ты… — бросил он.
Я пожал плечами — мой любимый ответ на глупые замечания.
— То есть ты, — повторил Будда. Старший брат, черт бы его побрал…
— С точки зрения статистики, — сказал я, отпив глоток, — девяносто два процента людей умирают трезвенниками. Умирают, понимаешь? Когда я об этом узнал, решил перейти в другую часть человечества, понимая это так, что остальные не умирают. — Я посмотрел из-за края кружки на Будду. Все его чувства были видны на его лице столь же отчетливо, как на физиономии матроса, стоящего перед дверью публичного дома. — Успокойся, — пошел я на примирение. — Когда-нибудь…
— Эй! — заорал один из посетителей. — Джин с тоником — два бакса, так? Я беру без тоника и плачу два пятьдесят?
— Прошу прощения… — устало сказал бармен, видимо, уже не первый раз отвечая на претензии того же самого клиента. — Пожалуйста… — Он показал на овальную белую табличку с надписью большими черными буквами: «Джин & Тоник — $2.00. То же, по рецептуре клиента — $2.50». Это была несомненная цитата, только я не мог вспомнить откуда. — И имейте в виду, — процедил бармен, — что даже собственноручно смешанный джин без ничего мы подаем только до определенного момента.
Клиент пытался пронзить мрачным, зловещим взглядом стоявшего за стойкой, но у него слишком бегали глаза, что, в свою очередь, раскачивало голову, и все его усилия уходили на то, чтобы удерживать ее на месте. О каком-либо диалоге уже не могло быть и речи. Я допил пиво и наклонился, собираясь встать. Буд-да придержал меня за рукав.
— Что «когда-нибудь»? — спросил он.
— Когда-нибудь мы еще поговорим на эту тему, — пообещал я и встал, ненароком проверяя прочность рукава. Рукав выдержал. — Пошли…