Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Глава издательства некоторое время размышлял и вскоре кивнул, соглашаясь.

— Рекомендую Музей редких книг, — сказал он. — Настоящее архитектурное чудо, причем внутри даже красивее, чем снаружи. Стеклянные колонны, пронзающие пол из белого мрамора, делают его впечатляющим. Пол уложен ярусами, что позволяет расположить съемочную группу на помосте, а мы можем выделить столько пространства, сколько захотим, Памела. Воспользуемся бархатными канатами, чтобы оградить необходимое пространство.

— Здание Плюща без вариантов? — спросила она.

Доктор Миллстоун вздрогнул.

— После произошедшего там убийства Тинкермана президент Макинтош никогда не согласится.

— Жаль, но это честно. — Памела закурила. — Что ж, пусть

будет Музей редких книг. Могу я на него взглянуть?

— Мы с Чосером отведем тебя туда после совещания, — сказал Джим Хантер. — Он здесь рядом.

— Хорошо. — Она издала звук, похожий на кошачье урчание, — «Еженедельник издателя», как всегда добр, а «Киркус Ревью» будет пожестче, но оба обзора посулили «Богу спирали» многообещающее начало. Джим, Смитсоновский институт просит тебя провести часовую лекцию для избранных, когда мы будем в Вашингтоне — небывалая честь, такое редко случается. Университетские радиостанции — а их несколько дюжин — сгорают от нетерпения, как и утренние телешоу. — Памела скривилась. — А значит, наш рабочий день будет начинаться рано утром, около пяти часов. Еще до завтрака в отеле. Тебе придется есть где — нибудь по дороге, что обычно не очень сытно.

— Я не хочу ехать в этот тур, — проворчал Джим.

— Это ад, но ад необходимый. В конце концов, ты будешь не один, с тобой поедем Милли и я, — успокоила его Памела.

— Не уверен, что Милли поедет, — сказал он.

Мисс Дивейн резко выпрямилась.

— Что ты имеешь в виду? Она должна!

— Почему? — удивленно спросил Джим.

— Она интересна прессе. Ты понимаешь, черное и белое, предубеждения, жизненный опыт. Ваша история незаурядна, а Милли — совершенно восхитительна. Она похожа на кинозвезду.

Давина слушала молча, поражаясь нахальству этой женщины: она пытается помыкать Джимом Хантером! Он пока не сдается, но насколько его хватит?

— Есть еще одна причина, — продолжила Памела, затушив сигарету. — Тетродотоксиновые убийства. Тебя и о них будут спрашивать, Джим. Как и Милли.

— С этим просто, — ответил он сквозь зубы. — Мы откажемся давать комментарии, так как расследование еще идет. Мы на самом деле не можем ничего рассказать, и скоро нас перестанут об этом спрашивать.

— Неплохо, — одобрила Памела.

Джим еще не закончил.

— Здоровье моей жены может не позволить ей отправится в рекламный тур, но если она все — таки поедет, вы предполагаете, что некоторые журналисты захотят взять у нас совместное интервью?

— Рано или поздно, — ответила она. — Вы разные, вы стильные, вы оба — выдающиеся ученые. Это не союз какого — то известного чернокожего мужчины и красивой глупой блондинки. Это союз одного доктора биохимии с другим, интеллектуально равным, союз, который долго подвергался остракизму. Потрясающая пара.

— Понимаю, — сказал Джим. — Боюсь все испортить, но Милли только что узнала, что беременна. И смею вас уверить, никто из нас не согласится причинить хоть какой — то вред нашему ребенку. Милли может не поехать.

14 марта 1969 года, пятница

К полудню Милли жутко устала от больницы, но теперь чувствовала себя хорошо. Самым худшим стала сумасшедшая скорость распространения новости о том, что она потеряла ребенка; казалось, весь Восточный Холломен об этом знает, от убитых горем родителей до Марии, Эмилии, Дездемоны, Кармайна, всего семейства Черутти и О’Доннеллов. Для Патрика и Нес — си это стало двойным ударом — потерять внука еще до того, как им сказали о его существовании. И чувство вины! Почему Милли не смогла во всем довериться маме и папе? Рассказать о тетродотоксине…

Милли впервые оказалась в больнице. Ее выздоровление омрачали люди из детства, которых она прежде сама вычеркнула из своей жизни. Сейчас они чувствовали себя обязанными прийти к ней с цветами, фруктами или шоколадом и постоять, не зная, что сказать.

Она тоже не могла помочь им

подобрать слова, ведь ничего о них не знала.

Разочарование было жестоким, и мокрая от выплакиваемых ночами слез подушка тому свидетель. В довершение всего теперь у Милли не осталось повода отказаться от безумного турне с Джимом, расписанного этой ужасной женщиной, Памелой Дивейн. Да и доктор Бенджамин Соломон еще не сказал ей, когда она сможет возобновить попытки зачать. Книги и журналы надоели, появление другого доктора у двери в палату напугало Милли — почему доктор Соломон избегает ее, чего он не говорит? Страх рос, ширился, снедал ее. Что — то не так!

В палату вошел ее гинеколог и плотно закрыл за собой дверь, оставив снаружи табличку «Не входить».

— Слава богу, вы пришли, — сказала она, откинувшись на груду подушек. — Я уже начала думать, что вы собираетесь оставить меня здесь на выходные без каких — либо новостей.

Соломон был высоким стройным мужчиной со скуластым улыбчивым лицом и ласковыми карими глазами, но сегодня он не улыбался.

— Мне жаль, Милли, — начал он, пододвигая стул. Мне пришлось дождаться результатов гистологии, а эти ребята не привыкли спешить.

— Плохие новости, — констатировала она.

— Боюсь, да. — Он казался не в своей тарелке, неловко ерзал на стуле, не знал, с чего начать. Милли пришла мысль о раке, но вряд ли это так — что же Соломон боится сказать? Он все — таки решился. — Сколько абортов вы сделали, когда были юны, Милли?

У нее рот открылся от удивления, дыхание перехватило.

— Абортов? — пролепетала она.

— Да, абортов. Нежеланный ребенок. Джим не мог воспользоваться кондомом? — Она непонимающе на него взглянула. — Я о презервативе.

— О! — воскликнула она, и ее лицо прояснилось. — Да. Но они всегда рвались, мы такие неуклюжие, а Джим спешил. Он ненавидит резинки! Я пыталась пользоваться противозачаточной пеной или пастой, но они тоже нас подвели. Мы думали, у меня безопасные дни, и раз — я опять беременна. Здесь нет ничьей вины, доктор, честно! — Ее протест прозвучал так, словно она была десятилетней девочкой, которую застукали за чем — то запрещенным.

Соломон взял ее руки в свои.

— Милли, послушайте меня! То, что вы вообще зачали этого ребенка, которого потеряли, уже чудо. Вы словно Геттисберг [42] после битвы, количество рубцов ужасает. Сколько абортов вы сделали?

42

Самое кровопролитное сражение в ходе Гражданской войны в США, произошедшее в июле 1863 года.

Милли совершенно успокоилась и присела. После его вопроса она отвернулась.

— Я никогда не считала, — глухо ответила она. — Семь, девять — я не знаю. Много, очень много за прошедшие годы. Мы не могли себе позволить ребенка!

— Вязальные спицы, венчик, щелочные спринцевания? — Он спрашивал очень ласково, поглаживая ее по спине, желая помочь выговориться. Из рассказанного Дездемоной он понял, что они не знали, у кого спросить совета. Потрясающий ум и потрясающая неопытность.

— Пока я не узнала об эрготамине [43] и не смогла сама делать аборты. Вот когда появились противозачаточные таблетки, мы смогли нормально предохраняться, нам больше не приходилось ни о чем беспокоиться. Я была такой плодовитой, да и Джим, кажется, тоже. — Она подняла голову и посмотрела на него. Милли поняла его слова, но еще не осознала всю их чудовищность. — Мы теперь можем себе позволить завести ребенка. У меня не может быть все так плохо, как вы сказали, доктор.

43

Алкалоид спорыньи, повышает тонус матки.

Поделиться с друзьями: