Блуждающие огни

Прежде всего, я накормила собак, потом приготовила ужин для нас с Томми - чечевичную похлебку со вчерашними булочками, которые я подобрала на заднем дворе кондитерской в Кроуси. Этот суп мы ели уже несколько дней, и надо было с ним покончить, так как пришла весна, и стало слишком тепло, чтобы долго хранить еду. Зимой мы пользуемся небольшим помещением в холле, там есть все, даже железная печка, которую я спасла в Фоксвилле, где сносили дома. Мы с Томми чуть не умерли, пока тащили ее сюда. Кто-то из байкеров помог нам поднять ее наверх.

После ужина мы приступили к нашему обычному для четвергов вечернему ритуалу. Наполнив на завтра ведро дождевой водой из бака, который я водрузила на крышу, я зажгла масляную лампу, и мы с Томми сели за стол и стали просматривать его новые журналы и рекламу. Он указывал пальцем, какую картинку ему хочется получить, а я ее вырезала. Могу похвалиться, что делаю я это классно. Хорошо набила руку. В конце концов Томми получил большую стопку вновь вырезанных фигурок и всяких картинок для своих игр и занялся ими немедленно. А я взяла книгу, которую начала еще утром, и снова села к столу, но читать не могла.

Я слышала, как Томми разговаривает со своими новыми бумажными друзьями. Собаки, как всегда, бродили из угла в угол. Внизу по улице прогрохотал «харлей», я слушала, как он мчится по Катакомбам, пока его рев не затих вдали. После этого за окном только свистел ветер.

Пока я занималась делами, мысли об идиотском послании вылетели у меня из головы, но зато сейчас ни о чем другом я думать не могла. Я выглянула в окно. Восемь часов, но уже темно. Длинные летние дни еще впереди.

«Так что там Франклин?
– спрашивала я себя.
– Наблюдает за нами из темноты, готовясь к следующему шагу? Может, вырядился в черный плащ и шайку дружков прихватил?»

На самом деле я уже не думала, что это письмо дело рук клерка. Я не знала Франклина, но раз Анжела не могла допустить, что он способен на такое, я ей поверила. Он, конечно, достал меня своей заботой, наверно, хочет сыграть роль Пигмалиона и принимает меня за Элизу Дулиттл, но подлостей он, по правде говоря, еще никаких не делал.

Так все-таки откуда же взялось это проклятое письмо? И что оно должно означать? И вот что самое страшное: если это не шутка и Франклин тут ни при чем, то кто же это сделал?

Я снова и снова проворачивала все это в мозгу, пока голова у меня не закружилась. Мое настроение передалось всем. Собаки забеспокоились, а когда я приближалась к ним, визжали и шарахались от меня, как будто я хотела их ударить. У Томми задрожали руки, его человечки стали рваться, он заплакал, собаки завыли, и мне захотелось убежать отсюда куда глаза глядят.

А я, слава богу, жива

Но я не убежала. Часа два я успокаивала Томми, и в конце концов он уснул. Я рассказала ему его любимую сказку про то, как некий граф приехал к нам издалека и объявил, что мы - его дети, и он забирает нас к себе домой вместе с собаками, и мы живем у него долго и счастливо. Иногда, рассказывая ему сказки, я пускаю в ход его вырезанные картинки, но тут не стала. Мне не хотелось напоминать ему, что они порвались.

К тому времени, как Томми уснул, собаки успокоились и тоже заснули. А я не могла. Всю ночь я просидела, думая об этом проклятом письме, о том, что будет с Томми и собаками, если меня убьют, и о прочих ужасах, о которых обычно запрещала себе думать.

Ну а утром я чувствовала себя так, словно выползла из сточной канавы. Сами посудите, каково это, когда не спал всю ночь напролет. Глаза жжет, убил бы всех, кто попадется под руку. Все раздражает, и хочется только одного - принять душ. Я приготовила для всех завтрак, выпустила собак погулять и сказала Томми, что мне снова нужно в город.

–  Сегодня никуда не выходи, - предупредила я его.
– Понял? Сам не выходи и никого не впускай. Сегодня вы с собаками играете дома. Ясно? Можешь сделать это для Мэйзи?

–  Еще бы!
– ответил Томми так, будто это у меня вместо мозгов в голове одни винтики.
– Нет проблем, Мэйзи.

Господи, как я его люблю!

Я крепко обняла и поцеловала Томми, похлопала каждую из собак и, захватив Рэкси, отправилась на Грассо-стрит. Я не дошла двух кварталов до конторы Анжелы, как мне бросился в глаза заголовок какой-то газеты на лотке у аптеки. Я остановилась как вкопанная и уставилась на эти строчки. Слова поплыли у меня перед глазами, заголовки сливались с текстами. Я схватила газету, развернула ее так, чтобы видеть всю первую страницу целиком, и стала читать с самого начала.

«ГРИРСОН УБИТА САТАНИСТАМИ.

ГЛАВА НОВОЙ ГОРОДСКОЙ КЛИНИКИ ДЛЯ БОЛЬНЫХ СПИДОМ НАЙДЕНА МЕРТВОЙ НА КЛАДБИЩЕ В ФЕРРИСАЙДЕ, ОКРУЖЕННАЯ ОККУЛЬТНЫМИ АТРИБУТАМИ. ПОЛИЦИЯ В ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ.

МЭР ЗАЯВИЛ: „ЭТО ВОЗМУТИТЕЛЬНО"».

–  Слушай, детка, здесь тебе не читальня.

Рэкси зарычал, я подняла глаза и увидела, что передо мной стоит хозяин аптеки. Я порылась в кармане, нашла монетку и протянула ему. Взяла газету, отошла к краю тротуара и села на поребрик.

Доконала меня фотография. На ней все было «i» так, как в том доме у нас в Катакомбах, где несколько лет назад подростки разыгрывали какие-то сатанинские действа. Те же свечи, те же перевернутые пентакли, наводящие оторопь рисунки на стенах. С тех пор никто в этот дом не вселялся, хотя игравшие в сатанистов подростки не появлялись там уже больше года. Что-то с этим домом было не так, наверно, там до сих пор витали какие-то зловещие испарения после того, что творили эти ребята.

В том доме всякого, кто попадал туда, жуть брала. Но фотография была еще хуже. Посередине лежало тело, прикрытое одеялом. А могильные памятники вокруг обгорели и были разбиты, словно кто-то взорвал там бомбу. Полиция не могла объяснить, что там произошло, они только заявили, что никакой бомбы не было, так как никто вокруг ничего не слышал.

Я перечитала первый абзац и похолодела от ужаса. Эта жертва по фамилии Грирсон… Ее звали Маргарет.

Дочитав газету, я встала и направилась к почте. Когда я вошла, там никого не было, только Франклин сидел за прилавком.

–  Женщину, которую убили ночью, - выпалила я, даже не дав ему поздороваться, - звали Маргарет Грирсон. Она директор клиники для больных СПИДом. У нее есть здесь почтовый ящик?

Франклин кивнул.

–  Ужасно, правда? Один из моих друзей говорит, что без нее больница просто развалится. Господи, я надеюсь, что этого не произойдет. С полдюжины моих друзей там лечатся.

Я внимательно посмотрела на него. С полдюжины друзей? Глаза у Франклина и впрямь глядели печально, как будто… «Господи Иисусе!
– подумала я.
– Неужели Франклин голубой? Неужели он искренне желал мне добра и не зарился на мои старые кости?»

Я потянулась через прилавок и дотронулась до его руки.

–  Не допустят, чтобы клиника развалилась, - сказала я.
– Она слишком важна.

Его изумленный взгляд заставил меня поспешно отступить к дверям. «Господи, что я делаю?»