Блуждающие огни
Шрифт:
Мы спрыгнули возле своей палатки.
Сухомлинский с Федуловым нас уже поджидали. Они о чем-то оживленно спорили, но мгновенно заткнулись, завидев нас.
— Что-то не так? — спросил беззаботно Сашка.
— Все нормально, — проворчал Александр Петрович.
— По вашему тону не скажешь. Мы что, действительно так вас раздражаем? А?
— Можно нам с пленными пообщаться? — спросил я. — Хотим выяснить, жива ли еще наша коллега в Таджикистане. И вообще хотим узнать, где они ее прячут.
— Наверное, вы сможете задать им эти вопросы. Но только через нас, — ответил вместо
— Но нам обещали полное содействие!
— А как же! — Сухомлинский обменялся с Федуловым взглядом. — Только здесь идут боевые действия. Законов войны тоже никто не отменял. Гражданским нельзя общаться с военнопленными. Составьте список вопросов, и мы зададим их пленным в числе прочего.
Нас явно отшивали.
— Посмотреть на них хотя бы можно?
— Исключено! И вообще! Чего это вы так загорелись? Для журналистов всего произошедшего вполне достаточно. Репортаж получится у вас классный. А все остальное… ну, с пленными, — оставьте нам.
— Но хотя бы сфотографировать? — попросил Колчин.
— Нет. Если из Москвы, из Минобороны придет указание — пожалуйста. А так — никаких фотографий и разговоров.
Федулов прекрасно знал, что в ближайшее время связаться с Москвой мы не сможем. А значит, не сможем и оспорить его приказ. Когда свяжемся с Москвой, будет уже поздно. К тому времени пленных передадут в ФСБ, и их след окончательно затеряется. Вся наша работа пойдет насмарку.
— Хорошо, мы согласны. Когда приготовить вопросы?
— Чем раньше, тем лучше.
— А когда их начнут допрашивать?
— Через пару часов.
— Л-ладно. К этому времени мы уже все напишем, — пообещал Сашка. — Через кого мы сможем передать бумагу?
— Я к вам сам зайду, — сказал Сухомлинский.
— Вы теперь, наверное, сразу полковника получите, за эту операцию, — поддел я Федулова.
— Конечно, — рот его растянулся в улыбке. — Вы ведь не станете приписывать эти заслуги себе? А, ребята?
Глава 25
Через два часа, когда сумерки снова сгустились и ночь катила к нам с востока на всех парах, в палатку заглянул Сухомлинский. Мы уже закончили составление вопросов и протянули ему листок.
— Хорошо, — он пробежался глазами по тексту, — я обязательно прослежу, чтобы эти вопросы задали.
— Когда можно ждать результата?
— Часа через два, не больше.
— Почему так долго?
— А потому, что послали за представителями ФСБ. Они приедут — тогда и начнем.
— Да они могут только на следующий день приехать! — возмутился Колчин. — А у нас время! Каждый день на счету!
— Представьте себе, что наша коллега же полгода находится у них в плену, — поддержал я Сашку, — а вы предлагаете нам ждать.
— Ну, днем раньше, днем позже… — сказал неопределенно Сухомлинский. — В любом случае, порядок есть порядок. И ни вы, ни я не вольны его переделывать. Придется подождать.
Он спрятал наш листок во внутренний карман и вышел.
— Ну что? — спросил я Колчина.
— Остается только молиться, чтобы все прошло гладко.
— Да, тем более, что приедут специалисты
из ФСБ, — подбавил я сарказма, — будут задавать им вопросы. Нашим листком подотрутся. И убьют, на фиг, этих пленных. В такой ситуации нам и этим пленным может помочь только Господь.Все так же бухала за окном артиллерия. Слышалась далекая автоматная стрельба. Что ни говори, а война — занятие однообразное и скучное. Колчин принялся ловить новости по радио. Я развинтил флакон водки и занялся сервировкой стола. Надо ведь хоть как-то развеять тоску и отпраздновать маленькую победу. Мы снова оказались в нужном месте в нужное время. И хоть теперь от нас уже ничего не зависит, мы по-прежнему верили в свою Судьбу.
Радио давилось эфирными помехами. Хрипело, булькало, свистело, но упорно не желало рассказывать о новостях. Потом Сашка все же изловчился и нашел какую-то стойкую радиостанцию. Попал аккурат на начало новостийной сводки. Мы хряпнули по стакану водки. Закусили бычками в томате. Кстати, самая вкусная закуска в полевых условиях.
Радио поведало нам о жизни в Кремле. Потом о боях в Чечне. Немного посомневалось в жизни на Марсе. Мы и не представляли, как нам не хватало привычного круговорота новостей, который преследует нас в столице и кажется порой чересчур быстрым. Здесь эта жизнь просто сверкала перед нами новизной и привлекательностью. Не то, что скучные проезды на БТР по лесу, где каждый может тебя обидеть.
За палаткой послышался шум. Потом по лагерю прокатилась стрельба. Голоса резали команды, им в ответ что-то кричали. Мы с Колчиным насторожились. Слов не разобрать, но одно мы уловили точно: что-то стряслось. Причем стряслось нечто конкретное и со стрельбой. Мы решили проверить, уж не собираются ли нас снова разгромить, как это произошло с пограничной заставой. Александр Петрович бы нас тогда собственноручно пришил.
Мы выскочили наружу. Кромешная темень встретила нас ударами ветра в лицо. Мы жмурились, напрягали глаза, но ничего не увидели.
— Пойдем поближе, — сказал я Колчину.
Он кивнул.
Мы двинулись по направлению к командирской палатке.
Вокруг впотьмах носились какие-то люди.
— Вы что здесь делаете? — вынырнул из темноты майор Федулов.
— А что приключилось-то? Что за шум?
— Фигня приключилась! — бросил зло Александр Петрович.
— Это на войне не новость, — заметил Колчин.
— А что именно? — решил я уточнить.
— Пленный пытался сбежать.
— Сбежать? И как? Успешно?
— А чего вы тут шляетесь? — завел старую пластинку Федулов. — Марш в свою палатку!
— Да, ладно вам, Александр Петрович! — отмахнулся Колчин. — Хватит уж. Чего темнить-то? Свои ведь люди.
Почему-то Федулов отреагировал адекватно. То есть решился приоткрыть завесу секретности:
— Один из пленных, связанный по рукам и ногам, ухитрился, сука, допрыгать до часового! И убил его, на фиг, головой. Потом взял автомат, прискакал в командирскую палатку. Там как раз сидели три офицера штаба вместе с Сухомлинским. И эта тварь ухитрилась расстрелять их. Потом солдаты, конечно же, его все-таки порешили.