БНД против Советской армии: Западногерманский военный шпионаж в ГДР

В эпоху, наступившую после подписания договора об основах взаимоотношений между ГДР и ФРГ, вступления ГДР в ООН и подписания Заключительного акта Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе, Федеральная разведывательная служба использовала новые оперативные приемы, например, вербовку агентов среди восточно- и западногерманских водителей-дальнобойщиков или «выездных кадров» ГДР. Эти новые идеи приписывались, как правило, Рихарду Майеру. В годы президентства в БНД Клауса Кинкеля (с 1 января 1979 года) и его преемника Эберхарда Блума эти оперативные методы были очевидно модифицированы и расширены. Большее внимание стало уделяться вербовочным подходам через третьих лиц, целенаправленному выведыванию информации под видом внешне безобидных бесед, а также попыткам прямых вербовок сотрудников вооруженных органов ГДР. БНД также старался заполучить и внутренние источники. Хотя если Пуллаху удалось завербовать «крота» в штаб-квартире советского КГБ — Леонида Кутергина, который под агентурным псевдонимом «Виктор» с 1970 по 1983 год шпионил для западногерманской спецслужбы, находясь на одной из центральных позиций в советской разведке — в конце своей шпионской карьеры Кутергин (он сбежал на Запад в 1984 году) был заместителем начальника управления экономической разведки, то, насколько нам известно, с момента постройки Берлинской стены и до падения ГДР у немецкой разведки не было ни одного источника на высокой должности из числа офицеров ГСВГ. Хотя отдельным внутренним агентам из числа восточных немцев, работавших на советских объектах, например, уже упоминавшемуся электрику Герхарду Д., лишь изредка удавалось добиться успехов, тем не менее, контрразведке «Штази» в ее противоборстве с разведкой БНД в последнем десятилетии существования ГДР приходилось очень нелегко, несмотря на ряд удачных контрразведывательных операций. Это касается и собственно западногерманских разведывательных операций против ГСВГ — а в восьмидесятых годах также в значительной степени и против ННА — с использованием массовой агентуры (HUMINT) «в чистом виде», то есть, без учета сведений, полученных от технической разведки, от союзных спецслужб и от опросов беженцев и перебежчиков.

Достигнутые агентурной разведкой БНД успехи порой доставались дорогой ценой, ибо Пуллах потерял многих своих агентов, сделав, впрочем, необходимые выводы из этих трудных уроков. В 1984 году Второй главный отдел МГБ подчеркивал, что «противник пользуется утонченными, хорошо маскируемыми приемами при получении военной информации». Несколькими годами раньше руководитель Второго главного отдела генерал Кратч констатировал, что арестованные контрразведкой транзитные и разъездные шпионы благодаря подготовке в БНД и накопленному западногерманской разведкой опыту могли «проводить квалифицированные разведывательные наблюдения». Размещенные в ГДР войска в связи с этим столкнулись с «широкой, то есть многочисленной сетью военных шпионов».

С момента основания ГДР и до ее краха военный шпионаж, несмотря на неудачное десятилетие после 13 августа 1961 года, принадлежал к числу наиважнейших разведывательных приоритетов БНД в Восточной Германии. Даже в эпоху спутниковой и радиоэлектронной разведки кропотливый подсчет количества и определение типов военной техники — то есть „order-of-battle intelligence“ старой школы, как в первые годы существования Организации Гелена, неизменно оставался тем краеугольным камнем информационного фундамента, на котором Бундесвер и НАТО могли строить свои оценки возможностей и намерений Варшавского договора вплоть до его роспуска.

Давление Пуллаха на советские войска в Германии и тем самым на контрразведку госбезопасности ГДР никогда не уменьшалось, и МГБ всегда высоко оценивало значение разведывательных операций против ГСОВГ и ГСВГ, как и против Казарменной народной полиции и ННА. За почти сорок лет своей деятельности «Штази» смогла разоблачить и арестовать свыше 5000 сотрудников западных разведок. 80 % из них действовали в интересах западногерманских спецслужб, и 80 % общего объема западного шпионажа в Восточной Германии, по оценкам МГБ, припадало на разведывательные операции против дислоцированных там войск.

Даже после краха ГДР размещенные на ее территории и переименованные в Западную группу войск советские войска оставались под пристальным наблюдением западных спецслужб. Препятствия на пути западных шпионов стали несоизмеримо меньше: министерства госбезопасности больше не существовало. Падение Берлинской стены фундаментально изменило и положение советских войск в ГДР, приведя в результате к полному их выводу (уже как российской армии) в 1994 году. Развал прежнего сотрудничества с МГБ и совершенно свободное отныне перемещение людей из одной части объединяющейся Германии в другую «военные чекисты» встретили в состоянии почти полной беспомощности. Потому никого не должно удивлять, что во время вывода Западной группы войск, растянувшегося до августа 1994 года, успехи Федеральной разведывательной службы намного превзошли прежние, достигнутые ею во время существования ГДР. Бывший сотрудник БНД Норберт Юрецко в своих мемуарах «Условно пригоден к службе» описывает одну из операций Службы в сотрудничестве с DIA — Разведывательным управлением министерства обороны США, и с ЦРУ. С помощью специальных зондов, установленных вдоль полотна железной дороги разведчики контролировали эшелоны, вывозившие из Германии российские ядерные боеприпасы. Впрочем, такие системы наземных зондов и наземных сенсоров уже использовались американскими спецслужбами в СССР (впервые их использование там было разоблачено в 1977 году), в Болгарии (раскрыты впервые в начале 80-х годов) и в ГДР (раскрыты впервые в 1983 году).

МГБ хорошо знало об этой комбинации агентурной и технической разведки. В одном из аналитических отчетов Второго главного отдела за 1988 год сказано, что «с использованием соответствующих измерительных приборов перевозки ядерных материалов легко могут быть обнаружены противником на расстоянии до 100 м от железнодорожного полотна».

«При дистанции в 5-10 метров и продолжительности измерений не менее 1 минуты могут быть получены сведения о характеристиках перевозимых ядерных боеприпасов. Тем самым, противник, в том числе сотрудники военных миссий связи США, Великобритании и Франции, объективно получит возможность сделать выводы о типе перевозимых боеприпасов, контролировать перевозки ядерного оружия по железной дороге и разведывать места его складирования в ГДР».

Несмотря на высокую результативность, использование технических средств разведки было тоже связано с большим риском. Агентам необходимо было доставить, спрятать и обслуживать такие приборы, а опасность их обнаружения была весьма вероятной. Кроме того, техника могла только определять и фиксировать определенные процессы, но оценить и анализировать результаты могли лишь эксперты. Но если удавалось завербовать внутреннего агента, как например, произошло с подполковником Петром Поповым из разведуправления ГСВГ, то такой «крот» мог сообщать даже информацию из окружения тогдашнего советского министра оборон Жукова. Хотя вербовка таких шпионов считается примером виртуозного мастерства разведки — если, конечно, завербованный информатор не является двойным агентом вражеской контрразведки, но подавляющее большинство агентурных сообщений как до, так и после постройки Берлинской стены исходило вовсе не от подобных суперагентов. Уже в самом начале своей разведывательной работы против Восточного блока в сороковых годах западные спецслужбы помимо местных наблюдателей, внутренних источников, транзитных и разъездных шпионов, вербовок в третьих странах и получения информации в ходе внешне безобидных бесед использовали разнообразные другие методы агентурного шпионажа.

В первое десятилетие после 1945 года особое значение приобрели опросы бывших немецких военнопленных, возвращавшихся из Советского Союза. Многие из них работали на предприятиях советской промышленности. Они были знакомы потому на собственной шкуре с большими заводами, шахтами, аэродромами, сортировочными станциями и транспортными узлами, равно как и с проблемами повседневной жизни за Железным занавесом. С 1949 по 1954 годы только разведка американских ВВС опросила свыше трехсот тысяч вернувшихся домой военнопленных и написала на основании полученных сведений свыше миллиона отчетов, во многом позволивших закрыть американский «разведывательный пробел» о Советском Союзе. На основе этих данных, в частности, Стратегическое авиационное командование ВВС США выбирало цели при планировании атомных бомбардировок СССР. Англичане начали опрашивать возвращавшихся из СССР военнопленных предположительно осенью 1947 года, самое позднее в начале 1948 года. Опросы проходили в Бад Дрибурге, поблизости лагеря для перемещенных лиц Фридланд. Всего было опрошено около четверти миллиона человек. Летом 1947 года началась аналогичная операция и Организации Гелена. Объем полученной информации превышал тот, который могли бы собрать отдельные агенты, заброшенные вглубь Советского Союза. С началом ведения разведки против Советской оккупационной зоны (СОЗ) начались точно такие же систематические опросы переселенцев, переехавших на Запад. Если западные разведки осторожно выведывали информацию у возвратившихся из СССР бывших солдат Вермахта, чтобы получить данные о Советском Союзе, то опросы переселенцев, беженцев и эмигрантов помогали собирать массу сведений о Восточной Германии. Если сотрудники из Пуллаха не представлялись таким людям открыто, то на жаргоне БНД таких лиц называли «рецептивными источниками». Это означало, что они не собирали информацию целенаправленно, не проходили специальную подготовку для ведения военного шпионажа, а информацию из них «высасывали» под каким-либо благовидным прикрытием. В картотеке БНД с данными о наблюдении за местами дислокации такая информация проходила с пометкой «Поперечный разрез».

С 1945 по 1951 год более пятисот советских военных и гражданских лиц сбежали на Запад. Только британские разведчики с лета 1947 по лето 1948 года допросили 65 дезертиров из советских войск в СОЗ. Ценность их для британской и американской разведок состояла в классическом сборе сведений о дислокации, структуре, боевом порядке, вооружении советских войск. Уже в 1946 году берлинская резидентура американской Центральной разведывательной группы (ЦРГ) могла, по ее оценкам, «точно определять любую цель в СОЗ и почти без опоздания организовывать наблюдение за ней с помощью своих агентов».

С 1 января 1959 по 1 мая 1989 года МГБ зарегистрировало 10791 случай дезертирства из рядов Главного учебного управления, Казарменной народной полиции, Национальной народной армии, пограничных войск и пограничной полиции, среди них 547 офицеров и 1457 унтер-офицеров. До 13 августа 1961 года было 8278 дезертиров, после 14 августа 1961 по 1 мая 1989 года — оставшиеся 2513. Неизвестно, правда, насколько успешно закончились все эти побеги из воинских частей, т. е., скольким дезертирам действительно удалось добраться на Запад. Конечно, Организация Гелена и БНД могла допрашивать только тех восточногерманских солдат, которым это удалось, и с их помощью узнавать важную информацию о дислоцированных в ГДР войсках. По подсчетам историка из Потсдама Рюдигера Венцке, на основании досье из архивов ННА можно утверждать, что намного больше семи тысяч военнослужащих восточногерманских вооруженных сил смогли сбежать на Запад. Из них только между 1 декабря 1989 и 27 августа 1990 года еще 1348 военнослужащих ННА и погранвойск, в том числе 57 офицеров — почти все офицеры тоже ушли на Запад. До 1961 года перебежчики из МГБ были важным источником информации о внутренней жизни и взаимоотношениях в восточногерманской секретной службе. В тени хоть и знаменитого, но единичного случая Вернера Штиллера часто забывается, что до постройки Берлинской стены 100 действующих и 356 бывших сотрудников «Штази» сбежали из ГДР. А между 1961 и 1970 годами еще 17 действующим сотрудникам МГБ удался побег на Запад.

Еще в самом начале своего существования Организация Гелена вела так называемую почтовую разведку, например, в Польше. Почтовую связь устанавливали с источниками, говорившими и на немецком, и на польском языках и через них собирали преимущественно сведения военного характера. Через шпионаж в СОЗ таким образом открывалось «окно», через которое можно было заглянуть далеко на Восток. Использование почтового контроля в разведывательных целях применялось и БНД против ГДР. В 1978 году из 248,4 миллионов писем в и из стран Варшавского договора (из них 188,4 миллиона только в и из ГДР) около 1,6 миллиона были изъяты БНД у Немецкой федеральной почты, проверены, и вновь отправлены адресатам. В результате были получены не столько конкретные сведения о военных вопросах, сколько добыты данные о военно-психологическом состоянии восточногерманского населения, например об его отношении к урокам военного дела и о взаимоотношениях с солдатами из ГСВГ.