Боец 4: лихие 90-е
Шрифт:
— Ф-фу!.. — облегченно выдохнул я. — Ну, спасибо, брат!
Тут подлетела Вика, что-то переполошенно тараторя, но мы успокоили ее, сказав, что все в порядке.
— За товар я рассчитаюсь, — улыбнулся я, вспомнив, что и пакет с гречкой оставил в магазине.
— Ой, что вы! Спасибо вам… А вы их не убили?!
— Их только водка убьет. Ну, в широком смысле… Однако, надо их на скамейку перегрузить, пусть в себя приходят.
— Да, — подхватилась Вика, — давайте… Вот ведь беда! Они ведь и ребята-то не такие уж плохие, — извиняющимся тоном добавила она, — я ведь их знаю. Только водка их с
Ну, нечего говорить о том, как мы перетащили начавших оживать неплохих ребят на лавочку, как Вика закрыла магазин, как ее кавалер, которого звали Володя, уверял, что он заплатит за побитые в пылу схватки яйца… Мы даже немного прошлись по ночной улице, посмеялись над происшествием, я сказал, что работаю в видеосалоне — заходите, ребята… Ну, так и распрощались.
А я остался без ужина. Жрать хотелось сильно. Впрочем…
В игровом комплексе парка работал полуподпольный ночной бар. Парк на ночь официально прекращал работу, но жизнь у нас такая, что при желании «нельзя» всегда превращается в «можно». Иногда, просыпаясь ночью, я слышал тамошнюю веселуху, музыку, женский смех, шум моторов… Загляну-ка туда! — решил я и пошел.
Глава 11
Бар находился в полуподвале. Как бы заведение вроде и не для всех, но и не то, чтобы для избранных, а для знающих. Дверь в игровой комплекс закрыта, на вахте сторож, готовый за мзду впустить желающих. Не знаю, всех, не всех ли он впускал, какие вообще у него были критерии фильтрации, но против меня не возразил, правда, я подкрепил свои слова приличной купюрой, а слова мои были такие:
— Здрасьте! Я работник парка, в видеосалоне вот тут рядом… Не успел поужинать. Вот хочу…
— Знаю, — хмуро прервал охранник, по виду явно бывший мент или КГБ-шник. — Видел тебя. Входи.
Купюру у меня из пальцев он выхватил с ловкостью фокусника.
По длинному темному коридору я прошел к слабому световому пятну, то есть спуску в полуподвал. Аккуратно сошел по крутой лестнице, чтобы не дай бог не свернуть шею. В самом ее конце едва не столкнулся с двумя девицами, чья принадлежность к известной корпорации сомнений не вызывала.
Они как по команде, обернулись — обе вульгарно раскрашенные, но симпатичные.
— Здра-авствуйте, молодой человек!.. — пропела одна, окидывая меня масляным взором.
Тут меня черт было дернул за язык завернуть что-то вроде: «Мое почтение, благородные особы…» — просто так, ради острословия. Но я вмиг сообразил, что особы расценят юмор как приглашение к знакомству, прилипнут, и не отлепишь их. Поэтому я кивнул, очень сухо обронил:
— Добрый вечер, — и прошел к барной стойке, давая понять, что во времяпрепровождении я не заинтересован.
В помещении царила загадочная полумгла, создаваемая приглушенными лампами, всполохами цветомузыки — ну, словом, именно та атмосфера, что в сочетании с алкоголем, близостью женщин и приключений остро вздергивает нервы… самый что ни на есть нуар. Контингент соответственный: кандидаты, доктора наук, вообще интеллектуалы в подобные «наливайки» вряд ли заглядывают, тусовалась публика жлобского и приблатненного вида, ну и женский пол в духе вышеописанного, как на лестнице повстречался.
Мне, честно сказать, вся эта романтика сумерек
была пониже плинтуса, я просто жрать хотел, понимая, конечно, что народ сюда не есть ходит, и вряд ли я здесь обрету бифштекс с жареной картошкой или нечто подобное. Но хоть что-нибудь… неохота ворочаться на голодный желудок в холодной кровати.За стойкой колдовал с бутылками и кувшинами симпатичный молодой блондин — такого рода люди как-то сразу, необъяснимо располагают к себе.
— Товарищ бармен, — окликнул я полушутливо, и от откликнулся понимающей улыбкой, подойдя ко мне.
— Слушаю вас, товарищ!
Ага, понимает юмор, уже, хорошо.
— Слушай, брат, — задушевно сказал я. — Я, если по правде, просто поесть зашел, других вариантов нет. Есть что перекусить по-настоящему без запивона?
— Хм. Ну если только пицца устроит? Или жюльен. Наши ведь клиенты не есть к нам приходят.
— Понимаю. Ладно, пусть будет пицца.
— Ну, есть еще икра, осетрина, семга, но цены, между нами говоря… Качество, кстати, реально хорошее, но все равно таких денег не стоит. Да вот меню, взгляните.
Он протянул мне атласную папку.
Я полистал ее. Алкогольные напитки, прохладительные напитки, кофе, десерты… Выбрал грибной жюльен, пиццу, порцию семги, кофе. Да, и еще бутылку минералки. Красная рыба на самом деле оказалась просто охренительно дорогущей, но черт с ним.
— Только придется подождать, — предупредил бармен, принимая заказ. — Пока приготовят…
— Без проблем, — устало сказал я, и тут мой взгляд упал на телефонный аппарат, стоявший поодаль. Шальная мысль мелькнула вдруг:
— Слушай, братан! А от вас нельзя по межгороду позвонить?
Он не удивился:
— Да легко. Но за особую плату.
— Не вопрос, — вдохновился я. — Давай!
— Вам в Москву?
— Нет. Ростов-на-Дону.
Он взял какие-то затрапезные листочки, посмотрел:
— Ага… Ну, тариф туда такой же, как в Москву, вот смотрите. Вот код города.
— Знаю.
— Тогда можете вон туда пройти, там маленькая комнатка такая, кабинка, можно сказать. Шнур длинный, не запутайтесь.
Он передал мне аппарат и показал, куда идти.
Воодушевленный неожиданной удачей, я очутился в действительно крохотной комнатке. Если честно, заговорив о телефонном звонке, я даже не представлял, кому буду звонить. Лиде?.. Не знаю номера. Степанычу?.. Я зашевелил память, и с некоторым усилием восстановил в ней номер его «секретной» квартиры, где мы отсиживались последние дни перед моим отъездом. Если он там?.. По времени еще не так уж поздно, попробую!
Я набрал номер. Черт, ощутил, как забилось сердце… Где твои стальные нервы, спортсмен?! — шутливо прикрикнул я на себя, и в этот момент трубку сняли.
— Да, — знакомый, чуть надтреснутый голос.
А я неожиданно закашлялся:
— Сте… кха! Степаныч, привет!
— Это кто? — с кашлем он меня не узнал.
— Я, Боец! — засмеялся я. — Богатым буду, что ли?
— Серега?! — слышно было, как старик обрадовался. — Ты? Живой?!
— И даже здоровый.
— Как ты? Нашел Ракитина? Обосновался?
Я доложил обстановку, без лишних подробностей. Степаныч не то, чтобы огорчился, узнав о роде моей деятельности, но и не обрадовался: