Боец невидимого фронта
Шрифт:
— Нет, не понял.
— Что не понял?
— Почему Семенов, а не я?
Как будто не ясно, почему. Когда любому перворазряднику ясно! У Семенова ноги, как у фотомодели, от корней зубов, Семенов перспективен, а этот… Этот может только под ногами болтаться.
— Не горячись, мы же команда. Сегодня — Семенов, завтра — ты. Нам бы только этот забег выиграть…
Но на второй трети дистанции Семенов вперед не вышел.
— Ты что… Пропусти меня… Ты же должен…
— Да пошел ты!..
На каждый шаг Семенова ему приходилось делать полтора. И, значит, прикладывать в полтора раза больше
— Ты что наделал! Ты что!.. — ругался тренер. — Тебе что было сказано! А ты!..
— Но я пришел первым!
— Да хоть нулевым! Ты Семенова должен был пропустить!
На следующем соревновании его сделали. Семенов сделал. До финиша оставалось пятьсот метров, когда тот, незаметно и жестко, столкнул его с лыжни. Столкнул на спуске. Отчего травмы оказались очень серьезными.
Тренер навестил его в больнице.
— Так бывает, от случайности никто не застрахован, — сказал он. — Но ты парень крепкий, выкарабкаешься. Еще олимпийское «золото» возьмешь. Мы надеемся и ждем тебя.
Но через два дня мать принесла в больницу повестку в военкомат. Тренер снял своего воспитанника с брони как бесперспективного.
Коридоры военкомата были пусты. Февраль — межсезонье, межпризывье. До апреля еще можно погулять. Но не вышло.
— Явишься двадцать пятого, то есть через две недели, с вещами, — строго сказал военком. — И без глупостей!
— Но призыв начнется только весной.
— Для кого-то весной, а для тебя сейчас. Военком был очень доволен, что выполнил разнарядку на биатлониста. Что с этого парня вовремя сняли отсрочку.
Потом была служба, которая и так-то не сахар, а там, куда попал он…
— Дистанция у нас одна — отсюда и до обеда, — объяснил командир. — В полной выкладке. Не успеете до обеда, останетесь без обеда. Не успеете до ужина — останетесь без ужина. И останетесь без сна. Потому что получите наряд вне очереди. Ясно?
— Ясно.
— Не понял?!.
— Так точно!
Есть хотелось, поэтому он прибегал вовремя.
— Молодец, хорошо бегаешь, — хвалил его командир. — На тебе еще саперную лопатку и дополнительный боекомплект.
Лопатка и боекомплект добавляли еще несколько килограммов. И еще полтора десятка — лопатки и боезапас старослужащих.
— Ну ты, тормоз, и папа твой ручник, — шевели мослами! — торопили пыхтящие сзади старослужащие. Идущие налегке.
— Мы по твоей милости голодными оставаться не намерены. А ну!..
И он прибегал. Прибегал первым. Несмотря ни на что.
Но не всегда он бегал. Иногда ползал. На животе. По пересеченной местности. По снегу, грязи, камням, сдирая в кровь коленки и локти. Или, того не лучше, лежал. На голой земле, накрывшись маскхалатом. Лежал часами, чувствуя, как деревенеют в сапогах ноги, как мороз забирается под рукава и полы бушлата.
Но все равно лежал.
Потому что должен был.
Потому что от этого зависело выполнение боевого задания.
Потом был неизбежный, как дембель, «разбор полетов».
— Результат посредственный — вы не смогли поразить мишень с первого выстрела. Это раз. Вы недостаточно хорошо «стерли» за собой следы, дав возможность противнику перехватить
вас, проследив ваш путь. Это два. Три — вы опоздали к месту назначения на сорок пять минут.— Но…
— И, наконец, четыре — сохранность вверенного вам имущества. Посмотрите на ваши бушлаты и ваше оружие. И ваши сапоги! Вы не удосужились даже почистить ваши сапоги!..
Два наряда вне очереди!..
Ну что тут скажешь?..
Скажешь как положено — «Есть!»
И снова — полоса препятствий, марш-броски, боевые стрельбы, политучеба, рейды в тыл условного противника.
Чтобы выбить из изнеженных мальчиков гражданскую дурь, чтобы превратить их в мужчин. В не боящийся ни черта, ни дьявола, ни превосходящие силы противника армейский спецназ.
За полгода до окончания службы личный состав погнали на медицинское обследование.
— Раздевайтесь здесь, одежду складывайте сюда, заходите вон в ту дверь.
За дверью сидели врачи в белых халатах.
— Повернитесь.
Еще.
Еще.
Присядьте.
Поднимите вверх руки.
Кожа чистая, татуировок, родинок, шрамов нет.
А родинки тут при чем?
— Как ваше общее самочувствие? Какое может быть самочувствие у старика-солдата за полгода до дембеля?
— Отличное.
— Тогда ответьте нам на следующие вопросы. И перечисляют три сотни вопросов. На которые надо быстро, не задумываясь, отвечать «да» или «нет».
— Да.
— Да.
— Да.
— Нет…
— Садитесь, пожалуйста, на кресло.
И крутят кресло.
— Отожмитесь от пола сколько сможете… Пройдите с закрытыми глазами по периметру комнаты, не касаясь стен…
Подпрыгните…
Задержите дыхание.
Коснитесь указательным пальцем носа…
И что-то замеряют и записывают.
— Мы вас уколем иголкой, а вы должны потерпеть сколько сможете.
И втыкают в руку иголку. Пристегивают к голове какие-то провода…
Заставляют отнимать от тысячи по три, а сами отвлекают от счета…
— Спасибо. Вам в шестой кабинет.
В шестом кабинете сидел офицер в наброшенном на китель халате.
— Товарищ капитан, разрешите!..
— Давай, проходи, садись, — по-простому сказал капитан. — Побеседовать с тобой хочу. Догадываешься, о чем?
— Никак нет, товарищ капитан.
— Дело тебе хочу предложить. Интересное. Сколько тебе осталось служить?
— Семь месяцев.
— Согласишься — попадешь на гражданку раньше. Месяца на два. Что на это скажешь?
От капитанов, тем более незнакомых, ждать добра не приходится.
— Я как-то не думал…
— А ты подумай. Три дня.
Капитан не обманул, капитан приехал ровно через три дня.
— Ну что решил?
— Решил. Я лучше здесь останусь, товарищ капитан.
— Чем лучше?
— У меня тут друзья. И вообще…
— Не передумаешь?
— Никак нет!
— Ну, ладно, это дело твое, неволить не буду. Хотя жаль. Тебя жаль… Одно условие — о нашем разговоре не должна узнать ни одна живая душа. Понял?
— Так точно!
Ну и слава богу. Слава богу, что все так закончилось. Хотя на самом деле ничего еще не закончилось… Через несколько дней в части случилось ЧП — во время учебных занятий пропало личное оружие одного из старослужащих.