Боец Великого Похода

— Ну что, мальчики, с Богом, — благословил танкистов Гришин, и бойцы невольно вздрогнули. При нынешних обстоятельствах подобное напутствие прозвучало недобро.

Передвигались повзводно. Москву предстояло обогнуть с севера, добравшись до Твери, где батальон должен был снова объединиться и ждать дальнейших указаний.

Точный маршрут взвода был известен лишь его командиру — старшему сержанту Петрову. Действовали согласно его указаниям. Ехали колонной просёлочными путями по расползшейся вязкой дороге, перед деревнями сползали в раскисшие поля, месили гусеницами грязь. А на следующую ночь дождь прекратился и повалил снег. Крупные белые хлопья сыпались с неба, как перья из вспоротой подушки. Подвывала метель. Ночью и так никакой видимости, а тут и вовсе бойцы словно ослепли.

На вторые сутки посреди снежного поля замыкающий танк встал, и дальше ни в какую. Открывшаяся на базе коррозия, вероятно, продолжала быстро разъедать его. Петров оставил третье отделение разбираться с поломкой, и дальше двинулись в путь две машины. С застрявшими пытались поддерживать связь по радио, но из-за сильных помех не могли понять, насколько серьёзно повреждены механизмы и когда товарищи их нагонят.

Немного погодя оказалось, что знаки на местности не соответствуют карте. Водитель головного танка, отчаянно матерясь, клялся, что он тут вообще ни причём, а врёт нагло спидометр, из-за него, дескать, такая лажа. Похоже, мы чуток сбились с курса. Но, кажется, мы находимся, смотрите, вот здесь, у этого озерца, и всё равно направление на Тверь остаётся прежним, до города где-то 20–25 километров. Если ехать ровно на запад, не промахнёмся.

Однако, оказалось, что маршрут снесло к северу. И оба танка прямиком угодили в прикрытые обильным первым снегом, топи знаменитого Оршинского Мха. Танк Петрова с трудом выбрался из болота. А Т-90, на котором ехал Кукушкин, угодил прямиком в трясину. Зрелище, наверное, было бы впечатляющим, да только подсветки никакой — никто не сумел насладиться видом погрязшего по самую башню в болотной жиже танка. Кукушкин и его товарищ кое-как успели выбраться самостоятельно, а командир отделения геройствовал до последнего, так что его с трудом вытащили, грязного и мокрого, когда стало совсем уж ясно: ситуация безнадёжна — Т-90 утоп.

Радости всё это Кукушкину не прибавило, хотя мысль, что выбрался живым из передряги, вселяла надежду на то, что судьба хранит его. Впрочем, истинные намерения судьбы были бойцу неизвестны. Старший сержант Петров, к примеру, был совершенно противоположного мнения и утверждал, что по его твёрдому убеждению, следует ушки держать на макушке, судьба намерена шалить и дальше. Так ли, нет, но что-то её отвлекло, а может быть, она подустала, но на некоторое время она отвязалась от танкистов, и дальнейший путь до города прошёл без особых приключений. Экипаж Кукушкина разместился в танке командира взвода и приходил в себя от злоключений. А заодно морально готовился к предстоящим в Твери разборкам с командиром батальона.

И не зря готовился. Комбат рвал и метал, ещё бы! — на своей территории, на отрезке Ярославль-Тверь, при отсутствии боевых действий взвод ухитрился потерять две машины из трёх. Здесь мы пропустим пару страниц непереводимых эмоциональных русских выражений. Да, не только у Петрова были потери, но не до такой же степени! Комбат вопил, что отдаст весь взвод под трибунал, грозился загнать танкистов в дисбат до конца Похода, торжественно поклялся в каждую мясорубку посылать их первыми. Вышло, конечно, безобразно с этими чёртовыми танками, но своей вины в случившемся Кукушкин не видел. К счастью, за бойцов заступился Гришин. Он уже был в Твери вместе со всем батальоном.

Доходчиво, простыми словами, не вскипая на ругань, нянька спокойно объяснил комбату положение вещей — несмотря на видимое отсутствие боевых действий, идёт война. Противник силён, но при этом бесплотен, и с этим нельзя не считаться. Действия его не столь очевидны, как артобстрел, но от этого не менее эффективны. В данном случае, имело место быть столкновение взвода с противником, где бойцы повели себя героически и грамотно в незнакомой ситуации, и не кричать на них надо, а к наградам представить… А между прочим, знаете ли вы, что в Ираке сегодня сгорели восемь американских танков от якобы брошенной неаккуратно сигареты? Да-да, в Тартаре, посмотрите на карте. Видите, насколько это близко к границе с Сирией? Вам что, непонятно, что американцы только прикрываются миротворческими задачами, а настоящая цель их та же, что и у нас — Рай?! И сопротивление, которое они встречают, гораздо более интенсивное, чем то, с которым сталкиваемся мы. Потому что мы отстаём. Янки нас обгоняют, а этого мы допустить не можем. Речь идёт о мировом господстве, а не о куске лакомого пирога. Американцы — на Ближнем Востоке, а мы ещё до Украины не доползли. Короче, никаких трибуналов. Нам дорог каждый обученный боец. Пусть взвод отправляется в Орёл, где получит новые машины для дальнейшего продвижения.

Короче, обошлось неделей ежедневных выволочек и разборок с военным прокурором. Но пока суд да дело, батальон успел покинуть Тверь. А наши бойцы остались. Когда волокита с документацией о списании бронетехники подошла к концу, Петров на единственном сохранившемся от взвода танке отправился за застрявшим в полях третьим отделением. Кукушкина же и двух его товарищей взялся подвести военкор на армейском джипе.

Выехали засветло и довольно резво, к двум часам дня, добрались до Калуги. Оставалось полдороги и танкисты надеялись к ночи воссоединиться с родным батальоном. Но тут выяснилось, что единственная приличная дорога, ведущая в Орёл через Тулу, разобрана, проехать по ней невозможно, и поскольку зима свалилась, как всегда неожиданно, ремонтные работы отложены до весны. «Там просто нечего делать, когда снег повсюду, — разводили руками дорожники. — Отправляйтесь окольными путями. Вам ещё повезло — по снегу двигаться проще, чем по нашей грязи.»

Легко сказать «окольными путями», когда колёса вязнут в моментально вырастающих перед капотом джипа сугробах, на лобовое стекло падают с неба не изящные кружевные снежинки, а тяжёлые ледяные хлопья, и так быстро, что «дворники» не успевают сметать их. Джип ехал всё медленнее, медленнее, но всё равно оставалась надежда, что к ночи удастся добраться до города. Ужином едва ли накормят, но это не страшно, в Твери на дорогу выдали сухой паёк. Зато товарищи обрадуются их появлению, — весело превкушал Кукушкин.

Увы, до Орла они не доехали совсем чуть-чуть. В каких-то жалких тридцати километрах от города выяснилось, что бензобак пуст. Ни встречных, ни попуток… Впрочем, не было видно не только машин, но и вообще ни зги — дорога фонарями не освещалась. Хорошо ещё, джип застрял не посреди поля, как давеча танк, а на подступах к деревне Татинки. В Татинках света тоже не было — то ли народ вымер, то ли жители рано ложились спать. Впрочем, собаки лаяли, и путники понадеялись, что кого-нибудь им застать удастся. Военкор и бойцы, проваливаясь по пояс в снег, разбрелись по дворам в надежде раздобыть бензин, но дверь отворилась только в одной избе.

На пороге стояла румяная крепкая баба лет сорока с керосиновой лампой в руке. Она по очереди окинула взглядом путников и крикнула вглубь дома:

— Солдатики тут… подзастряли… впустим, что ли? — и после этого быстро и ободряюще кивнула. — Проходите, только шустро, не выстужайте избу.

В доме жила бездетная семейная пара. Бензина у них не было, и хозяин, тощий жилистый мужик, заверил их, что до рассвета никто другой не отопрёт им и помощи не окажет. Придётся заночевать здесь. Консервы — за ночлег. По рукам?

— Но вы ведь открыли? — спросил военкор.

Мужик хмыкнул.

— А мы, дорогой, не местные. Сами тут пару лет назад подзастряли зимой. Так опосля и не выбрались. Топкий Ржавец — место вязкое: засосёт — не выпустит.

— Да какой-такой Ржавец? — возмутился Кукушкин. — На карте ясно обозначено — «Татинки».

— А ты больше верь картам, — захохотал мужик. — Искони эта деревня — Топкий Ржавец. И уж поверьте — хорошее место так не назовут. И, между прочим, если хотите свои вещи найти утром целыми-невредимыми, забирайте-ка их из машины. А то народ у нас лихой…