Боевая подруга
Шрифт:
– Не подходи! – закричала она срывающимся от испуга голосом. – Чего пришел? За деньгами? Что, последние у тебя? На, забирай! – она вытащила из карманов помятых джинсов комок купюр и пачку кредиток и швырнула Йохану. – Забирай и вали отсюда!
Бруно и Чарли встрепенулись, но Йохан жестом велел им оставаться на местах и шагнул навстречу испуганно пятящейся девочке, с интересом рассматривая ее. Лет четырнадцати, невысокая, худенькая, угловатая. Даже под широкой футболкой видно, что плечи широковаты для девичьей фигуры. Черты лица чуть крупнее, нос чуть тяжелее, линия рта чуть резче, чем надо бы по канонам красоты – но этот "гадкий утенок" уже превращался в прекрасного лебедя. Года через два
– Не подходи, – девочка выставила перед собой руку с ножом. – Чего тебе надо? Я же отдала тебе деньги и карточки… Я истратила из них совсем немного потому, что была голодная, черт возьми! И четвертую ночь сплю в этом вагоне, холод собачий, еда закончилась, а на работу не берут. Куда тебе это понять, вон на какой тачке катаешься. Небось, никогда в жизни не голодал и не мерз! – увидев, что Йохан приближается, девочка сделала предупреждающий выпад, чуть не оцарапав исландцу щеку ножом. – Забирай свои деньги и уходи, а то ударю! Слышишь?!
Йохан мог сейчас легко обезоружить девчонку, скрутить ее и сломать ей руку. Это заняло бы у него от силы пять секунд. Но что-то ему подсказывало, что это неправильное решение. Девочке нужна помощь. И она не бродяжка. Джинсы на ней из хорошего магазина, а футболка – льняная и довольно новая, хоть и грязная. Обнаженные руки девочки не исколоты, а глаза ясные, без признаков алкогольной или наркотической дымки. Вопрос: как домашняя девочка оказалась в вагоне, и почему она голодает в поисках работы? И, если он пройдет мимо этой беды, то потом его просто заест совесть.
Еще раз махнув рукой, чтобы ребята не вмешивались, Йохан остановился и развернул руки ладонями вперед, демонстрируя свое миролюбие:
– Видишь, я без оружия и даже защищаться не могу… И не знаю, за что ты хочешь меня ударить. Как тебя зовут?
– Пошел на фиг, – огрызнулась девочка.
– Что у тебя случилось? – Йохан не отступал назад, но и не делал больше попыток сократить дистанцию или отвести от себя полудетскую ручку с ножом. – Я могу чем-то помочь?
– Можешь. Отвали со своими мордоворотами, – пробормотала девочка, часто моргая. Нож в ее руке дрогнул и слегка опустился. Увидев, что пальцы девочки уже не сжимают рукоятку, Йохан медленно положил на них свою руку, осторожно вынул нож из маленьких пальчиков и отбросил далеко под лавку. Другой рукой он легко погладил девочку по волосам. Ее реакция была неожиданной. Вздрогнув, гречанка отскочила, больно ударила Йохана по руке и злобно прищурилась:
– Убери руки! Козел! И ты туда же!
– Ладно, не трогаю, – Йохан начал что-то понимать, отчего эта голодная напуганная девочка смотрит на него как волчонок. – Ты из дому сбежала?
– Какое твое дело? Ты что, коп?! Меня ищешь?
– Нет, просто интересно. Ты же не уличная оборванка, почему же ты бродяжничаешь и воруешь?
– Тебе-то что? – хмуро спросила девочка, забиваясь в угол полки через два ряда от Йохана и плотно обхватив руками колени. – Ты за своим бумажником пришел? Ну и забирай. Я не воровка, просто есть хотела… Извини, что залезла в твою тачку.
– Расскажи хотя бы, как ты ее вскрыла, – Йохан сел напротив на соседнюю полку и дружелюбно улыбнулся девочке. – Меня уверяли, что этот замок можно открыть только "родным" ключом. Я заплатил кругленькую сумму за него и думал, что могу не опасаться за свою машину.
– Надули тебя, – сообщила гречанка. – В смысле, замок серьезный, но его можно и без ключа открыть… Счастье твое, что это не мой кузен на твою тачку набрел, а то шел бы ты домой на своих двоих.
– Ну, кое-кому в автосалоне мало не покажется, – покачал
головой Йохан. – Если их хваленый замок может вскрыть даже такая маленькая девочка…– Считаешь, что все женщины дуры и могут только суп варить и рубашки стирать? – снова сверкнула глазами девочка. – Я же говорю, и ты туда же!
– А кто еще так считает? – негромко спросил Йохан.
– Мой предок, – призналась девочка, опустив глаза и закручивая жгутом подол футболки.
– Это из-за него ты сбежала?
Молчаливый кивок.
– Что он сделал? Он пьяница? Бил тебя? Запирал дома? Или он… – от чудовищной догадки Йохан поперхнулся и привстал с сиденья, а девочка еще ниже опустила голову, и ее плечи задрожали. – О, Боже мой!
– Я вырвалась и выбежала на улицу, – не поднимая головы говорила девочка. – А он орал, что я все равно вернусь, мне деваться некуда, и он покажет, как это, его ослушаться. А мама ничего не сможет сделать, она все время в магазине, пока он наверху дует пиво и смотрит свой поганый футбол. И мама его боится… Я тут от каждого звука просыпаюсь, боюсь, что сюда придет полиция и отправит меня домой! – девочка больше не смогла сдерживаться и тихо заплакала вслух, уткнув лицо в колени. Она не отскочила и даже не отстранилась, когда Йохан сел рядом и стал поглаживать ее по взлохмаченной голове. Исландец сам едва сдерживал слезы, но не отчаяния, а ярости. Действительно, замотанные сотнями дел о мелких кражах и подростковых правонарушениях полисмены не станут слушать объяснения перепуганной девчушки и отправят ее домой, где уже заждался изверг-отец. Они будут считать, что выполнили свой долг, а на самом деле позволят негодяю довести до конца свою мерзость.
– Ну, вот что, – сказал он твердо, взял девочку за плечи и легонько встряхнул, чтобы прекратить ее всхлипывания. – Я тебе помогу: устрою на работу и найду жилье. И ты сможешь жить спокойно, не боясь, что тебя потащат к отцу.
Девочка вытерла лицо подолом футболки, еще раз шмыгнула носом и настороженно спросила:
– А с какой радости ты мне помогать станешь? Что я буду за это должна?
Йохан закатил глаза:
– Хочешь, верь, не хочешь – не верь, но не все мужчины такие же уроды, как… как некоторые. Считай, что я – добрый волшебник, который решил помочь человеку в беде.
– Что-то ты на волшебника не похож, – фыркнула гречанка, уже почти успокоившись.
– А ты многих волшебников видела, есть, с кем сравнивать? – в тон ей спросил Йохан. – Я вот в Исландии двадцать лет прожил, и даже тролля ни одного не видел, похоже, там от них одни сказки остались.
– Умора, – хихикнула девочка. – Троллей он хотел увидеть. А в Санту на оленях ты тоже веришь?
– Ну, должен же человек хоть во что-то верить…
Москва. 1998 год.
На вокзале их встречал Джон, а на площади стояла машина, где ждали Бруно и Генрих.
Садясь в джип, Йохан осмотрелся и слегка поморщился. Площадь трех вокзалов всегда производила на него не лучшее впечатление. И вообще, Москву он не любил. Тут он понимал Афину, влюбленную в Петербург. Москва казалась исландцу шумной, суетливой, кишащей разномастными толпами. Всюду царили толкотня, галдеж и хамство. Дополняла картину спесь коренных москвичей, которые кичились своим происхождением "между булошником и молошником" а всех остальных презрительно именовали "лимитой, и не внушали любви к столице. Если сравнивать города с людьми, Москва напоминала Йохану разбогатевшую рыночную торговку – дизайнерская одежда, элитные бриллиантовые украшения, но манеры поведения прежние – взятые из родимого рыбного ряда на рынке. Петербург же был похож на аристократа – подтянутый, корректный, скупой на внешние проявления эмоций, строго следящий за своим внешним видом и безупречно вежливый.