Боевые паруса. На абордаж!

Утренняя Севилья словно родилась заново: воспоминания о ночи лежат в приречных кварталах. По улицам ходит зоркая стража, тюрьма – полней вечернего. Город спокоен, публика гуляет по площади между Алькасаром и Биржей. О размахе ночных событий напоминают только тяжелые шаги патрулей, но в тишине, что наступает за спинами стражей, рождаются песни и легенды. О людях, умерших за веру и короля и давших звону крючкам-судейским – без сомнения. Но и о двух астурийцах, не бравших взятки, тоже! Иногда смерть и поражение приносят не меньше славы, чем победа, а юности свойственна забота скорее о бессмертии, чем о жизни.

Алькальд-недоучка, заступая в первый патруль, оборачивается к опытному альгвазилу и спрашивает не без робости:

– Сеньор Эррера, вы ведь с ними служили? А дона Диего даже и учили… Я хочу стать таким же!

И человеку, который остался жив, отчего-то становится стыдно.

Ночные существа бросаются на пламя раз за разом, храбро, упорно и глупо. И все-таки, хоть на мгновение, но крылья заслоняют свет, порождая на потолке пляшущие тени.

Взмах крыльев – в доках поубавилось воровства, а сами они, рассчитанные на небольшие длинные суда, примут вместо бесполезных в Атлантике галер быстроходные корсарские парусники. А былых дармоедов – под Барселону. Там и от гребных будет толк.

Взмах крыльев – пуля убийцы прошла мимо его, Антонио, груди. В плечо храброй девушки, прятавшейся под судейской мантией.

Взмах крыльев – бесстрашный судья успевает собрать достаточно показаний, чтобы можно было рухнуть с ними на колени перед лицом короля, требуя правосудия.

Вот только цена – жизни.

Аргус и Немезида порта – а заодно их жена и мать. А что удастся сделать? Верней всего, главный виновник, глава организации, некогда выкормившей Гардуну совершенно открыто, а теперь использующей для тайных дел, отделается покаянными словами, а потом вновь нарушит королевские приказы, так бывало не раз. Но, даже если жалобы адмирала и королевского советника Севильи станут последней каплей в чаше королевского гнева, – человеку, которого им удастся обвинить в потакании убийцам, доведется всего лишь проститься с должностью.

Жалкая месть, но хорошо, если и эта получится.

Адмирал еще не знает – получится! Бумаги вызовут королевский гнев, и Четвертый Филипп на недельку превратится во Второго. И впервые за историю испанской инквизиции ее глава увидит упертый в него всемогущий королевский палец. Услышит слова помазанника.

«Ты отрешен. Это сказал Я, Король».

Jo, el Rey. Слова, превращающие письмо – в королевский указ, а речь усталого рыжеватого человека – в повеление, которое в королевствах сих оспорить может разве Царица Небесная. И человек, мгновение назад находившийся на вершине могущества, превращается в простого священника, да еще и опального.

Протестовать инквизиция не решится, а король запомнит успех. Увы, военные неудачи скоро вновь отвлекут Филиппа от всяких прочих забот. И неустроение в одном из важнейших ведомств государства сохранится [23] …

А еще адмирал Исаси не знает, что на палубе флейта, идущего в караване flota de Indias восьмым, стоит угловатая девица в богатом, но старомодном наряде. В короткой косе алая лента, брови сомкнуты в чаячей профиль, на лбу – вертикальная складка, которая уже никогда не разгладится.

23

Это одно из изменений истории, которые мне удалось заметить. Великий инквизитор был снят и у нас, но на несколько лет позже.

Она солгала королевскому советнику и другу отца. Она знает, что вернется. Сколько бы лет ни прошло, однажды на землю Испании снова ступит нога Немезиды, уже не портового масштаба. Она подрастет. Поднимет голову вровень с вражескими, а то и повыше. И уж тогда поквитается сполна!

Впрочем, до этого дня очень далеко. И о том, что ей придется преодолеть, прежде чем вернуться домой, мы расскажем в следующих частях нашей книги.

Часть 2 Рысь из Ла-Веги

История первая, в которой вдруг выясняется, что уличные судьи страшны и на морских волнах

Яркое небо дальних морей, нежная зелень воды, что ласкает борта. Идиллия! Никак не верится, что вчера над головами простирались низкие своды туч, и черные руки бешеных волн пытались выхватить неосторожных с палубы, а лучше – пробить борта и поглотить всех разом. Деревянная крепость выстояла – для того ее и строили, подгоняя доску к доске, на верфях Саардама. В меру длинный, в меру пузатый, с парусами, настолько простыми в обращении, что позволяют обойтись пятью матросами на мачту – почтенный флейт, хребтина атлантической торговли, при добром капитане и команде не боится никакого шторма. Не вина голландских корабелов, что ошибки и невезение случаются, а неопытный экипаж не успел взять рифы и убрать лишние паруса перед внезапным шквалом. Две мачты из трех рухнули под напором стихии – зато по левому борту показалась земля, увидев которую, капитан принялся цедить сквозь зубы богохульства.

Эспаньола. Северный берег. Самое место застрять испанскому кораблю! Это на южном берегу есть небольшой город, и гарнизон, и форт с пушками. Увы, те, кто основал колонию, ошиблись. Морской путь обогнул остров с севера, где, без дозволения и без объявления войны, поселились французские колонисты, что называют себя буканьерами. Обычно они охотники – но потрепанный штормом корабль почитают законной добычей. Тем более что обычно на таком корабле находится множество нужных вещей, ведь потребности колониста-испанца и колониста-француза различаются не так уж сильно. Впрочем, днем нападут вряд ли. А вот ночью…

Если бы ветра хватило – отойти от опасного берега подальше! Глядишь, и не найдут лихие люди потрепанный флейт. Поди заметь смоленые до гагатового блеска бока на фоне черной воды и черного неба. Увы, оставшиеся паруса уныло свисли, и не ловят даже тени ветра.

Помощник размышляет о том же.

– У нас остались шлюпки, – замечает, – а до вечера немало времени. Правда, гребцов не хватает.

– Возьмем пассажиров покрепче.

Вообще-то флейту совершенно не полагаются два вельбота на верхней палубе. Однако именно вот этот собирается, выгрузив колонистов, заглянуть к устью Эспирито-Санто для охоты на ламантинов. Так судовладелец решил восполнить недостаток капитала: туда – плата за проезд, обратно – солонина и шкуры. Несколько рейсов, и, глядишь, можно переходить к собственной торговле, а не служить извозчиком при скупой казне. Вот и пригодились. Только тащить корабль – не за сиренами гоняться. Тут, чем больше людей на веслах, тем лучше. Помощник капитана взял первую шлюпку, боцман – вторую. Людей на все банки не хватало, и он не стал возражать, когда на весла полезла девчонка. Тем более к этому времени донья Изабелла де Тахо из странноватой пассажирки, по сути, превратилась в офицера вне штатов.

Заметили ее еще на причале – окруженную огромной кучей сундуков и маленькой – людей. Борман Бернардо тогда восхищенно присвистнул. После чего довольно сообщил всем прочим, что «такие», оказывается, еще водятся. Хотя, верно, только вблизи Пиренеев. Шептались пассажирки, поверить им, так у астурийки весь костюм неправильный. Вот как взять оснастку того же флейта и влепить на галеон, а вместо орудийной палубы присобачить гребную – от галеры! Все по отдельности правильно, и даже великолепно. Видна и щедрость руки, оплатившей наряды, и умение той, что держала иглу. Да и носит – ловко! Только собранные вместе вещи создают химеру, вроде тех, что сидят на пилонах собора: хвост павлина, лапы льва, туловище змеи, голова рыбы, а то и что похлеще.

Как она познакомилась с командой поближе? В состоящем при девице со странностями семействе не обошлось без своих дочерей. Один из матросов хлопнул служанку пониже спины… дело житейское. Не учел одного: хозяйка на палубе. Она всегда оставалась наверху, если не ела и не спала. Примелькалась… и тут моргнуть никто не успел, только тень мелькнула, а матрос сидит на палубе, промеж глаз наливается кровью львиная рожа. Отпечаток рукояти пистолета. А девица, хоть держит оружие за ствол, сурово так выговаривает. Мол, еще распустишь руки на моих людей, получишь пулю… И говор у нее певучий, пиренейский!