Боевые псы Одиума
Шрифт:
Отрезок заброшенной коммуникации, куда за минувшие полвека никто кроме конфедератов не наведывался, являлся вполне подходящим местом для привала. Собранный патером Ричардом для гостей в дорогу сверток с бутербродами стал весьма ценным дополнением к бутылке с водой, прихваченной Хуаном из дома. Со слов проводника, до цели оставался всего один рывок продолжительностью не больше часа, однако от маленького пикника Молино все равно не отказался. По его признанию, больше всего в жизни он любил вкусно поесть. Что было и так очевидно при взгляде на его переваливающийся через ремень солидный живот.
Бунтарь еще в начале пути усвоил, что бесполезно расспрашивать Хуана о том, куда он их ведет и кому служит. Молино помалкивал об этом, поскольку беспокоился, что всех их могут ненароком арестовать. И если сам он был уверен, что сумеет держать на допросе язык за зубами, то насчет спутников у него такая уверенность отсутствовала.
А вот о своем давнем прошлом Хуан говорил охотно. Однако и здесь превенторов ожидало разочарование.
– Вообще-то, напрямую я с вами общался лишь однажды, когда ваша группа только-только прибыла из какого-то сборного пункта на юге. – После настойчивых просьб спутников Хуан все-таки припомнил некоторые детали своей недолгой службы в секретном институте. – Двадцать пять военнослужащих: в основном мужчины, но было и несколько женщин. У всех без исключения отличные послужные списки, куча орденов, медалей и прочих наград. Я тогда еще удивился: черт побери, ну и добровольцы – сплошь бравые майоры да лейтенанты! Да таким воякам только на передовой командовать и врагов демократии пачками истреблять, а они какому-то институту свои задницы доверили – делать им, что ли, больше нечего? Весь ваш взвод «супергероев» через мой офис прошел, поскольку я на вас личные дела заводил, лабораторные карточки составлял и тому подобное… Ты мне почему-то больше всех запомнился… – Молино кивнул на Бунтаря. – Мрачный, неразговорчивый, грубый… Задержись ты еще немного у меня в кабинете, я бы точно схлопотал от тебя по морде. Честное слово, создавалось впечатление, что ты не добровольцем вызвался, а был направлен в Контрабэллум по принуждению. Товарищи твои, понятное дело, тоже волновались, но они-то относились к этой работе без злости… Хотя нет, погоди! Была среди вас еще одна женщина, которой все это дело явно не нравилось. Но она не огрызалась, просто выглядела очень подавленной – так, словно угодила к Хоторну прямо с похорон близкого родственника, не иначе…
– Что за женщина? – встрепенулась Невидимка.
– Хороший вопрос, – хмыкнул конфедерат. – Вспомнил вот сейчас об этом и самому любопытно стало, но… Вы ведь, «амазонки» в погонах, так стремитесь в армии не выделяться среди мужчин, что становитесь похожими одна на другую, словно близняшки: короткие прически, никакой косметики, взгляд, словно у пантеры, командный голос и все такое… Что хочешь со мной делай, красавица, – не помню. Может, это ты была той грустной женщиной, а может, кто из твоих подруг… Но не темнокожая, это точно, хотя среди вас и такая присутствовала.
– Все ясно с женщиной и со мной, – отмахнулся Бунтарь, жуя патерский бутерброд. – Дальше-то что было?
– Что дальше?.. Затем всех вас увел с собой этот тип из закрытой зоны. Его я тоже всего пару раз за полгода «живьем» видел: такой здоровый косматый блондин, чем-то похожий на древнего викинга… или на этого вашего полковника Данна, каким вы мне его описывали.
– А может, это и был Данн?
– Может, и он, – не стал спорить Хуан. – Тот белобрысый амбал был каким-то крутым военным спецом по медицине. Имени его тоже не припоминаю – личными делами персонала не я заведовал… В общем, после того, как он всех вас в закрытую зону определил, я тебя только на фотоснимках да видеозаписях видел; мне приходилось их к твоему электронному досье иногда «подшивать». Ну и буйный же ты был пациент, я тебе доложу! Не человек, а сущий зверь. Что они там с тобой вытворяли, чем обкалывали, не знаю. Но когда ты за неделю вдребезги разнес три лаборатории, я решил, что все эти эксперименты рано или поздно отправятся коту под хвост. Жаль, конечно, что не выкрал тогда парочку твоих видеозаписей. Моих заказчиков интересовали только институтские технологии, а не документальные ролики о буйном психе, которые в любой психушке наснимать можно. Поэтому я тащил из Контрабэллума лишь то, что заказывали. Ох, и нелегкая это была работа! Военные чуть ли не каждую мою операцию на компьютере протоколировали. Однако я все равно три кражи сумел провернуть. Почти два месяца подготовки уходило на то, чтобы какой-нибудь маленький файлик скопировать и за пределы института переправить. Зато как меня потом товарищи уважали – чуть ли не героем считали, клянусь!
– А что было с другими превенторами? – Бунтарь вовремя почуял, что Хуан начинает отходить от темы и предпочел вернуть беседу в нужное русло. – Они, надо полагать, вели себя спокойнее, чем я?
– Буянили, конечно, но гораздо реже и скромнее, – ответил Молино, почесав макушку. – Видишь ли, как я понял, ты был у них кем-то вроде универсальной лабораторной крысы, уж извини за сравнение. Поэтому тебе и доставалось больнее всех. Твою жизнь «толстолобики» в белых халатах вообще ни во что не ставили. Такое впечатление, будто они нарочно стремились тебя угробить, а не обратить в превентора. Поразительно, парень, как ты вообще умудрился в тех лабораториях не отдать концы.
– Плохо, что ты не медик, – пожалел Первый. – А то наверняка что-нибудь конкретное рассказал о тех файлах, которые выкрал. Твои друзья выяснили, что это за технологии были, от которых я зверел не на шутку?
– Эх, не наступай на больную мозоль, – в момент сник Хуан. – А впрочем, какая сегодня разница… Короче, все три файла, которые я из Контрабэллума прихватил, оказались
лишь мелкими фрагментами огромного концептуального исследования и сами по себе ничего не значили. Как три шестерни, снятые с разных узлов автомобильного двигателя – попробуй-ка, сложи на их основе общее представление о нужном объекте… Так что недолго я в героях ходил. Едва Хоторн меня под зад из института пнул, так ценность Хуана Молино в нашем геройском братстве тут же упала… Однако кое-что я все же могу о тех исследованиях рассказать. Разумеется, лишь в общих чертах и очень популярно, но вы, как я уже понял, ребята не шибко привередливые, поэтому…– Рассказывай, рассказывай, – поторопил проводника Бунтарь. – А то кто знает, свидимся ли еще.
– Что верно, то верно, – согласился конфедерат. – Завтра утром, когда к нам в квартал нагрянет проверка, я должен сидеть дома, как образцовый ссыльный, и не благоухать всяким «трахейным» дерьмом. Поэтому быстренько сдам вас кому следует и сразу назад – мыться, бриться, переодеваться…
– Исследования, – еще раз напомнил превентор. – Краденые файлы… Не отвлекайся!
– Да-да, разумеется… В общем, если сразу отмести всю заумную медицинскую терминологию, в которой я полный профан, то на память приходит лишь одна из основных процедур. Все вы по очереди прошли ее в течение того полугода, что я там находился. «Чистилище» – под таким условным обозначением фигурировала та процедура в отчетах. «Превентор номер один прошел Чистилище» – согласись, этот ваш Данн не был лишен чувства юмора. Еще в тех отчетах часто встречался термин «Точка Невозвращения»; насколько я в курсе, на самом деле это понятие используется то ли на флоте, то ли в авиации. Здесь же дело заключалось в следующем: в процессе твоего прохождения через Чистилище ты доходил – либо тебя доводили – до некоего предела, или максимальной нагрузки, а может, болевого порога или еще чего… Ладно, не важно, смысл ясен. И насколько я тогда вник в суть той процедуры, никто из вас этот «предельно максимальный порог» не пересек. Даже твоей жизнью ученые рисковать не стали – видимо, твердо знали, что им нечего ловить за тем «порогом». А после того, как ты побывал в Чистилище, эти коновалы взялись за тебя уже со всей серьезностью. Из чего напрашивается вывод, что зловещая процедура прошла успешно. Провались она с треском, вряд ли бы медики стали потом с тобой возиться, правильно?
– Чистилище… Точка Невозвращения… – медленно повторил Бунтарь, пытаясь освежить себе память и, как всегда, тщетно. – Да, видимо, в Чистилище всем нам об эту Точку память-то и поотшибали… – И, повернувшись к подруге, на всякий случай полюбопытствовал: – Что скажешь? Нет никаких ассоциаций?
Невидимка лишь молча помотала головой.
– И у меня тоже, – признался Первый. После чего кивнул на кейс с передатчиком и грустно пошутил: – Может, связаться с Данном да у него спросить, что все это значит?
– Свяжись-свяжись! – хохотнул Молино. – Он тогда вас обоих для просветления памяти повторно через свое Чистилище пропустит. А потом еще разок, для закрепления, так сказать, усвоенного материала… Передохнули?.. Что ж, значит, благодарите святого отца за хлеб насущный – и в путь. Все оставшиеся вопросы выясните через пару-тройку часов у одного всезнающего человека. С ним вам будет гораздо интереснее общаться, чем со мной, вот увидите…
– Кто это? – спросил Бунтарь, указав на портрет бравого седобородого человека в сером мундире с золотыми пуговицами. Судя по выправке и властному взору, бородач был военным довольно высокого ранга. Его форма также напоминала армейскую, однако где и когда носили мундиры такого покроя, Бунтарь не имел ни малейшего представления.
– Это и есть генерал Роберт Эдуард Ли, о котором я только что упоминал. Он был одним из великих конфедератов своего времени, – пояснил Чезаре Агацци, тоже являвшийся весьма известным конфедератом, только уже, разумеется, современности. Генеральский портрет висел над рабочим столом лидера группы «Атолл» и невольно притягивал взор каждого, кто переступал порог кабинета Чезаре. – Конечно, всегда найдутся те, кто скажет тебе, будто Роберт Ли – злодей, враг демократии, защитник прав рабовладельцев и вообще, дескать, он вовсе не был никаким героем. Плюнь этим людям в лицо, мистер Первый, ибо, принижая величие гения, все они совершают преступление перед историей. Согласен, мое поклонение генералу Ли выглядит странно: мы боремся за свободу, а он ратовал за сохранение рабства. Да, это действительно так, однако объединяет нас кое-что иное. Прежде всего, мы – старые и новые конфедераты – ярые сторонники консервативных порядков. Только их мы считаем единственно справедливыми и готовы с оружием в руках отстаивать наши убеждения перед властью, которая желает безжалостно разрушить вековые устои. Конфедерация генерала Ли потерпела поражение. Нам тоже не повезло в последней войне – что ж, к сожалению, история повторилась. Но ошибается тот, кто думает, будто наша история уже завершилась. Нам нанесли сокрушительный удар, но мы все равно продолжаем борьбу, ведь наша конфедерация – это не одиннадцать взбунтовавшихся штатов, а весь мир! Только вдумайся, мистер Первый: наше безумное правительство дерзнуло воевать со всем миром! Их с позором изгнали из Интернета, но они все еще пытаются из своего тесного загона навязать Международной Сетевой конфедерации свои условия. Тупые упертые сизифы, тратящие столько сил и средств на бесплодный труд, будут в конце концов осмеяны своими потомками!..