Бог – что захочет, человек – что сможет

«Было же в то время чудо дивное, как в прежние дни при Езекии-царе. Когда пришёл Сенахирим, царь ассирийский, на Иерусалим, внезапно явился ангел Господень и перебил сто восемьдесят пять тысяч из войска ассирийского, и, встав утром, нашли только мёртвые трупы. Так было и после победы Александровой, когда победил он короля, на противоположной стороне реки Ижоры, где не могли пройти полки Александровы, здесь нашли несметное множество убитых ангелом Господним. Оставшиеся же обратились в бегство, и труппы мёртвых воинов своих набросали в корабли и потопили их в море».

Так рассказывал о битве со шведами князь Александр. Так ли было на самом деле, удостоверить теперь, спустя столько времени, невозможно. Известно же с полной достоверностью то, что Александр с дружиной разбил, опрокинул в воды Невы во много крат численно превосходящие силы врагов, за что получил славное добавление к имени своему «Невский».

Впрочем, отчасти налёт легендарности, романтическое видение снимает рассказ Александра о том, как проявили себя в сражении при устье Ижоры шесть храбрых мужей его дружины. Все шесть – исторические личности. Вот этот перечень героев битвы записанной со слов Александра автором «Жития»: во всех исторических хрониках, в «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева, приводится этот список с перечнем героических свершений сих лиц.

«Первый – по имени Таврило Олексич. Он напал на шнек и, увидев королевича, влекомого под руки, въехал до самого корабля по сходням, по которым бежали с королевичем; преследуемые им схватили Гаврилу Олексича и сбросили его со сходен вместе с конём. Но по Божьей милости он вышел из воды невредим, и снова напал на них, и бился с самим воеводою посреди их войска.

Второй, по имени Сбыслав Якунович, новгородец. Этот много раз нападал на войско их и бился один топором, не имея страха в душе своей; и пали многие от рук его, и дивились силе и храбрости его.

Третий – Яков, родом полочанин, был ловчим у князя. Этот напал на полк с мечом, и похвалил его князь.

Четвёртый – новгородец, по имени Меша. Этот, пеший, с дружиною своею напал на корабли и потопил три корабля.

Пятый – из младшей дружин, по имени Сава. Этот ворвался в большой королевский златоверхий шатер и подсёк столб шатровый, видевшие падение шатра возрадовались.

Шестой – из слуг Александра, по имени Ратмир. Этот бился пешим, и обступили его враги многие. Он же от многих ран пал и скончался.

Всё это слышал я от господина великого князя Александра…»

Он прибыл в Переславль, в родные края, после победы над шведами, Невской битвы. Новгородцы любили видеть Александра в челе дружин своих, но недолго могли ужиться с ним как с правителем.

Едва, возликовав, отпраздновали Невскую победу, как «размолвиша новгородцы с Александром Ярославичем и отыде Александр в Переславль, иже на Клещине озере» со всей семьёй – матерью, женой, и детьми, и всем двором своим».

Высокий холм, гора, похожая на место его резиденции в Новгороде. Надо ли сомневаться в том, как горячо любил Александр переяславльскую землю, свою малую родину. Водная гладь, кучевые облака над простором бескрайним лесов.

…В родные пенаты шли водным путём: по реке Поло, выпадающей из Ильмень-озера и бегущей к верховьям Волги, а там, пройдя сотню вёрст по Волге-матушке, вошли в Нерль Волжскую и, преодолевая встречное течение, за дневной переход поднялись до озера Сомино, а уж тут рукой подать до родного Клещина-озера и переяславльского гнезда. Цепочка ладей – караван князя Александра, вместительные гребные суда под парусом, с высоко поднятыми, загнутыми носами, – одна за другой выкинулись по мелководью на золотистый, мягкий, выглаженный набегающими на округлый мысок волнами. Это единственное место по всему периметру круглого, как пятак, озера Сомино, которое можно счесть за берег с твёрдой землёй, ибо вся прочая береговая линия – вековые тростники, только попробуй встать на них, уйдёшь с головой в болотистую трясину. Дно в этом озере – слегка загустевшая жижа беспредельной, кажется, глубины. В нижних слоях, вблизи озёрного дна, вода холодна. По всему донному пространству бьют ключи. Мощные родники – главное богатство этого озёрно-болотистого края. Сомино щедро делится родниковой водой с Волгой. Из озера Сомино по трепещущей под напором водных струй артерии Нерли Волжской, стремительно мчит она к набирающей силу великой русской реке. Нерль пополняет Волгу несколько раздвигая её берега. На водной дороге от Новгорода до Переяславля (именно так звался родной город князя в древности; в более поздние века буква «е» выпала) встретились столь же обильные родниковыми стоками верхневолжские озера: Пено, Вселог, Волго, дающие главной водной артерии русской равнины Волге как следует разбежаться с водообильной Валдайской возвышенности. Новгородский и Переяславльский князь Александр, как никто другой в Русской Земле, сознавал, понимал, постигая всепроникающим разумом своим историческую перспективу, значение и роль водообильной колыбели Руси в процессе выживания, становления великорусской нации. Он, по воле Божьей, – отец нации. Его долг и право защищать колыбель православного народа.

Александр стремительно взошёл на вершину поросшего молодыми берёзами бугра, с которого Сомино, как на ладони. Его поразило сравнение, пробудившее, воображение, заставившее мыслию проникать в даль времён.

Водный овал озера Сомино, затерянный среди бескрайних болот Залесья, будто заглядывающий в таинственные просторы небес всевидящий глаз.

Читаю «Житие» и не нахожу в нём строк, посвященных его малой родине. Эта любовь жила в глубине его сердца, и он о ней не говорил – он во имя её будущего встал на защиту Отечества. Был у него дальний прицел. Об этом лучше всего, яснее всего, как говорится, предметно, сказано в «Житии».

Оказалось, при внимательном чтении, искреннем желании постигнуть: почему святой и как такое себе представить – «князь-воин», «государственный деятель», «дипломат» – святой? – он сам в «Житии» своими словами ответил на эти важнейшие вопросы.

«Житие Александра Невского», составленное в 80-х годах XIII столетия по живой памяти современников князя и рассказов о своём бытии самого Александра Ярославича. Надо вспомнить, перечесть, назвать тех, кто взял на себя историческую ответственность за то, чтобы добросовестно донести до потомков, до нас то есть, то, что было ведомо о нём. Это сказание тем паче драгоценно, весомо, достоверно в пределах миропонимания тринадцатого века и всего им о нём известного.

Как полагают глубоко вникшие в текст «Жития», знающие в деталях состояние общественного сознания, ход событий в последующие за кончиной Александра Невского десятилетия историки, «Житие» инициировал, пожелал составить, сын, прямой наследник, князь Дмитрий Александрович. Он, вероятнее всего, имел руководящее влияние в деле составления «Жития Александра Невского». Решение вынашивалось в духе единомыслия Дмитрием Александровичем и митрополитом владимирским Кириллом, который при жизни Александра Невского был с ним во всём и всегда заедино. Как иголка с ниткой, Александр с Кириллом: куда князь, туда и митрополит. Князь в Новгород – туда же следует Кирилл. Князь в Киев – в Киеве митрополит, опять же, Кирилл. Во Владимире между ними особые, доверительные отношения.

Когда скончался в Городце Александр Ярославич, митрополит Кирилл возгласил пастве: «Дети мои, знайте, что уже зашло солнце земли Суздальской». Князь Александр при жизни успел поведать о пережитом им. Так во все биографии и агиографии вошёл сказ князя «О подвигах шестерых мужей из дружины своей» и рассказ Пелугия – история, напрямую связанная со святостью Александра.

Помощь свыше в Невской битве несомненна. Думайте, что хотите, но Александр в тот день, говоря словами Пушкина, был «весь, как Божия гроза».

«Житие» доносит через семь с половиной веков: «Александр поспешил напасть на врагов в шесть часов дня, и была сеча великая с римлянами, и перебил их князь великое множество, а на лице самого короля оставил след острого копья своего». («Ярль Биргер, которого князь Александр называет в рассказе о битве в устье Ижоры королём, не кто иной, как правитель Швеции, ярль Биргер, – растолковывал мне сын Сергей, видевший в кафедральном соборе Стокгольма гранитный саркофаг, на котором возлежит бронзовое изваяние Биргера с увековеченным шрамом через всё лицо. Швед, сопровождавший меня, пояснил в связи со шрамом на бронзовом лике ярля Биргера, что такова была воля правителя, считавшего шрам от копья князя Александра БОЖЬЕЙ ОТМЕТИНОЙ.) Невская битва своей сакральной сущностью так впечатлила отличающихся нордическим хладнокровием шведов, что, когда пятнадцать лет спустя, в 125 6 году, подзабывшие невский урок Александра шведы, подверстав, пригласив в разбойную компанию датчан и финнов, высадившись на берегу Финского залива и зайдя в земли новгородские, стали чинить город на Нарове, новгородцы, сидевшие без князя, послали во Владимир за Александром. Прознав о том, шведы тотчас ушли за море.