Бог Дионис, царь Мидас и я
Шрифт:
...а вот так
Ведущий: На берегу реки Е. разыгралась ужасная драма.
В воду упал человек.
У него, может, где-нибудь осталась мама.
Он, может, хотел жить целый век.
(Появляется другой ведущий и бьет первого по роже. И вообще
Понимаете?
И, между прочим, все не так уж и плохо. Иногда выйдешь на улицу - белый печной дым труб поднимается вверх. Солнце. На улице чисто, морозно. Хорошо.
Вы понимаете, я все больше духом прикасаюсь. Вот я слышу плач, но вижу только, что прелестно искривлены губки плачущей.
Да что тут губки - моя собственная жизнь вся пошла наперекосяк, а мне и на это плевать, ибо это - тоже искусство.
Видите, какой я значительный человек? А ведь сам нахожусь где-то ниже середины социальной лестницы. А если брать лестницу экономически-социальную (по получке), то там я и вообще на первой ступеньке.
А мне плевать. Вы представляете, я к чему ни прикоснусь, все искусство.
И самое главное. Сам я и не пишу ничего, и не творю, и не созидаю. Зачем? Коли мое прикосновение все обращает в искусство, то что я тогда, спрашивается, буду жрать? Это раз.
А второе - столько много искусства тоже ведь ни к чему.
И третье - человек я не боевой. Чтобы обратить мое искусство обратно в жизнь, мне нужно тратить чрезвычайное количество энергии и заводить знакомства с местными к.-скими тузами и шишками печатного слова.
Пить с ними водку. А я этого не хочу. Я водку вообще терпеть не могу. На водку уходит много денег, и болит голова.Поэтому целыми днями сижу я у себя в библиотеке и ровным счетом ничего не делаю.
Все время думаю. Думаю, что если Дионис - бог, а Мидас - царь, то кто же тогда я? Ведь мое прикосновение все обращает в искусство. Кто же я-то тогда есть такой?
И тогда я горделиво посматриваю на окружающих, ожидая, когда же наконец и они признают во мне какого-либо властелина.
А Дом народного творчества у меня сгорел очень просто. Я как-то сплю ночью в своей квартире. Вдруг звонок по моему телефону 2-54, и говорят:
– Это вы?
– говорят.
– Я,- отвечаю.
– У вас Дом народного творчества горит.
– Я вас привлеку к административной ответственности за телефонное хулиганство, хулиган,- сказал я и повесил трубку.
А утром проснулся и думаю: ой-ой-ой, а что, как он и взаправду горит?
Встал, оделся, умылся, позавтракал, пошел, а там уже одни головешки.
И крутятся среди дымящихся развалин милиционеры, врачи и еще какие-то неизвестные мне представители общественности.
Выгнали, конечно. Но я особенно не огорчаюсь. "Живите, экономно расходуя свои силы",- сказал один мой товарищ, исчезая под колесами наехавшего на него трамвая.
1969
г. Красноярск