Бог исподволь: один из двенадцати
Шрифт:
– Геллия, смилуйся… Нерта, всематерь, не оставь нас в час тягости нашей…
Остро, едко пахнет – смолой,
– Одна часть опия и две части молочая…
Звяканье стекла, треск рвущейся ткани, прохладное касание на миг – и тут же боль, бесконечная боль, бескрайняя, как океан, в котором тонет, теряясь, измученное сознание. И – крик, пронзительный, исполненный муки, и оттого ещё более жуткий, что исходит он из собственного рта…
Когда Герхард сумел открыть глаза, Нахтрам спал, уронив голову на стопку чистых холстов. Седые волосы старика рассыпались
по столу, и всюду – на волосах, лице, коричневых морщинистых ладонях – застыли бурые капли и капельки, пятна и потёки. Единственная не погасшая свеча мерцала тусклым огоньком, скупо освещая покрытую тёмными разводами скамью.Инквизитор шевельнулся, и волна боли вновь накрыла с головой, пробившись сквозь замутнённое сознание. Он застонал – сначала глухо, сквозь зубы, потом громче и громче, пока, наконец, стон не перешёл в отчаянный крик. Он кричал, пытаясь вытолкнуть из себя эту боль, что поселилась там, где до сей поры была милостиво затихшая искалеченная кисть.
Конец ознакомительного фрагмента.