Бог из машины

Апэйн безучастно наблюдал за тем, как эрна ловко срезает лохмотья и осматривает труп. «Она – солдат. Она точно знает, чего хочет. А я? Я знаю? Я готов служить Вилдайру Эмрису каждый миг? А Локке?»

– Скоро совсем стемнеет, надо бы поторопиться.

– Эх, такой трофей пропадет зря! – вздохнула Грэйн, все еще сокрушаясь, и слегка пнула носком сапога голову трупа, отчего показалось, что дохлый северянин согласно кивнул. – Мы бы могли его поделить, кстати, – она подмигнула Удазу и пояснила: – А что? Он, считай, наполовину – твоя добыча. Отменный выстрел, кстати говоря. Я удивлена, и удивлена приятно. Матереешь, Удазик! Ух, знаю я кое-кого, кто обзавидовался бы нам! – и весело сморщила нос, позволив себе на миг помечтать о том, как славно было бы похвастаться Джэйффу Элиру этакой охотой. Вот уж кто оценил бы и наверняка позавидовал – ведь бывшему рилиндару, при всем разнообразии его боевого опыта, северян резать еще не доводилось. – Но правда твоя, темнеет. Надо еще обыскать наших неудачливых приятелей. Может, у них завалялась карта?

На самом деле, на такую удачу Грэйн, конечно же, не рассчитывала. Но вдруг действительно повезет? Без хотя бы приблизительного наброска дальнейшего пути выбираться из трясин придется на свой страх и риск, вслепую. Ориентироваться по сторонам света ролфийка умела, да и вполне представляла себе, где именно они сейчас находятся, но поиски безопасной тропки могут занять не то что дни – недели. Недаром ни Эббо, ни Идбер так и не сумели договориться, кому же владеть этими роскошными топями. Если обычно государства грызлись за обладание каждым эдмэ территории, то здесь имел место быть случай уникальный – обе Свободные Республики прилагали все усилия, чтобы от трясин избавиться. В итоге болото стало этакой «ничейной» территорией, заниматься которой никто не хотел.

Ролфийка вздохнула снова и задумчиво потыкала в бок северянина подобранной тут же длинной щепкой:

– Видишь? Все тело покрыто шерстью, а голова, наоборот, почти лысая. Нет, это не может быть человеком. Давай, возьми его за ноги, оттащим падаль в болото.

Глаза у эрны Кэдвен светились в подступающих сумерках призрачной зеленью, как у волчицы. Вроде тех, что пели, наверное, сейчас далеко-далеко в синтафских лесах. Здесь, в конфедератских республиках, давно уже повывели серых охотников, но в Локэрни и даже в Янамари до сих пор можно услышать их песню.

Зеленые холмы Янамари, тихие воды рек и вековечный покой плодородных долин, похоже, остались только в памяти бывшего тива. Сын леди Джойаны встал на сторону мятежного Эска. Ничего, к слову, удивительного. Эскизарец с его мамашей всегда заодно был…

Грэйн сноровисто обыскала мертвецов и ничего толкового, кроме котомки с едой, не нашла. А с другой стороны, зачем местным уроженцам, для которых это болото – почти что дом родной, карта или компас?

И пока сталкивали в трясину трупы контрабандистов, Удаз старался думать о чем-то другом. Ну, хотя бы и о политике, о переменах, случившихся в Синтафе.

– А что сталось с леди Янамари? – спросил он.

– На Шанте живет, – после некоторого раздумья ответила Грэйн. – Среди сородичей.

И лицо у нее при упоминании шурианского острова стало… грустное-прегрустное. Редкое для ее строгого образа, нетипичное.

– Говорят, красивое место…

– Очень, – отрезала ролфийка таким тоном, чтоб сразу отбить желание продолжать разговор.

Идти в ночь никто не собирался. Туман постепенно сгустился, солнце, и без того бледное за пеленой облаков, закатилось, и наступила темнота. Хорошо еще, что покойные контрабандисты оказались людьми, по-крестьянски обстоятельными и неленивыми. Навес, где приходилось коротать ночи, сделали на совесть – ни тебе сквозняка по спине, ни ледяных капель за шиворот. А еще – костровище, обложенное камнями, лежанка, запас дров, воды и кое-какая полезная мелочь вроде запасного кресала. Хочешь – от дождя прячься, хочешь – у костра грейся, а хочешь – спи без всякой опаски, тем паче посторожить сон есть кому. Хорошо быть контрабандистом, право слово. Гораздо лучше, чем беглым полукровкой с нездоровыми наклонностями, который, вместо того чтобы наслаждаться отдыхом, горячим ужином и относительной безопасностью, только и делает, что прислушивается к далекому зловещему вою. Где-то там за туманом, в ночном безвременье…

Хорошо также быть ролфи. Сидеть себе и набивать трубку табачком, бросая как бы между прочим:

– Надо же, какая-то тварь как надрывается! Можно подумать, что Маар-Кейл на охоту вышли.

Не находивший себе места, весь издерганный, Удаз Апэйн так и не смог заставить себя промолчать и солидно, как пристало серьезному мужчине, хмыкнуть что-то неопределенное. Вой приближался и ввинчивался в уши.

– А кто такие эти Маар-Кейл? – чтобы как-то отвлечься, спросил бывший тив.

Грэйн же словно ожидала именно этого вопроса. Попыхивая трубочкой, пребывая в отличном настроении и чувствуя себя настоящей сказительницей, она нараспев молвила:

– О, это очень древняя ролфийская легенда! Знай же, что Отцу Дружин Оддэйну служат не только белые волки из его Стаи, но и псы Маар-Кейл. Безжалостные и неотвратимые, они встают на след неприкаянной души, недостойной вступить в Чертог Оддэйна, и гонят ее по бескрайним ледяным равнинам Межмирья, пока не настигнут. Рассказывают, что иногда Маар-Кейл приходят и за живыми, но это уж точно сказки. Ни одному посвященному ролфи Маар-Кейл не страшны. А вообще-то, – эрна угрюмо глянула на Удаза, – если б ты меня тогда все-таки удачно повесил, гоняли бы сейчас Маар-Кейл мою одинокую душу по черным пустошам…

Прозвучало эпично, омерзительно эпично. Особенно когда в качестве наглядной иллюстрации эпичному сказанию из сине-лилового, густого, клубящегося туманом сумрака явились те, кто шел по следу Удаза Апэйна от самой Ибэоры.

– Это такие здоровенные черные псы с красными ушами и красными глазами? – уточнил мужчина ледяным шепотом, ритмично вздрагивая и звонко постукивая зубами.

– А откуда ты узнал? – удивилась девушка.

Но Удаз безмолвно таращился в темноту, а челюсти его отбивали замысловатую дрингу.

– Эй! Ты что, кого-то… увидел?

И голос у посвященной Кэдвен был очень нехороший, ничего доброго никому не суливший.

– Они тут… это они… вот там, – и указал зажатой в сведенных судорогой пальцах палкой в непроглядную ночь. – И там! И вот там. Целая стая!

Душераздирающий… в буквальном смысле вой Маар-Кейл несся над болотами и рвал в клочья перепонки в ушах бывшего тива. Красноухие клыкастые твари кружили совсем рядом, и их следы светились холодным призрачным светом, а глубокие ямки от когтей мгновенно наполнялись то ли водой, то ли кровью. Но за нарисованный Грэйн защитный круг ни одно из чудовищ ступить не посмело. Бессильно щелкали Маар-Кейл клыками, роняя серебристую пену, но в круг не рисковали сунуться даже кончиком хвоста.

А тут еще жестокая эрна сурово и как-то даже торжественно сообщила:

– Маар-Кейл может видеть только тот, за кем они пришли. Мне они не страшны, я – посвященная Локки… Ты их видишь, значит, они пришли именно за тобой. Псы не переступят рунный круг, но и ты не можешь выйти за его пределы. А значит, и я не смогу.

– Что? Что же теперь делать? А?! За мной пришли? И зачем? Грэйн, что мне делать? – едва удерживаясь на грани немужественной истерики, простонал Удаз.

Вопрос риторический. Что смертный может противопоставить божественным тварям, у которых совсем не призрачные зубы и когти? Смешно даже думать о сопротивлении.

Полукровка скорчился, согнулся в три погибели, пряча от Охотников лицо и глаза. Чудилось – встретишься взглядом с алыми зеницами чудищ, и душа сама покинет тело, чтобы стать добычей Оддэйновых Псов.

Грэйн оскалилась, одновременно горестно и злобно:

– А вот мы сейчас и спросим, что нам делать! У той, кто их натравил! Ну и стер-рва же ты, Огненная! – Ролфийка вскочила на ноги и, по-волчьи сморщив нос, зарычала прямо в невидимое за пеленой тумана ночное небо, разбрызгивая клочья пены с перекошенных гримасой губ: – Хор-рошие же у тебя способы вербовать сторонников! «Или ты со мной, или тебя сожрут». Так?!